Вместо частокола вокруг поселения он вместе с Имином, чье имя ныне звучало как Ингвэ, строил прекрасный город, одной стороной обращенный к свету Древ, а другой — к вечной ночи за пределами стены Пелори, ведь даже полюбив Благословенный Край и привыкнув к нему, квенди не могли жить без звездного света.

Финвэ держал на руках собственных детей, и кошмарные воспоминания о логове Черного Всадника, которое, как он узнал, называлось Утумно, совсем перестали его преследовать. Он обрел любовь и потерял навсегда, а после обрел снова — когда его спутницей стала Инис, желавшая союза с ним еще с незапамятных времен. В жизни Финвэ было многое: и доброе, и дурное, но доброго на его долю выпало больше.

Он верил в мудрость Валар, признавая, что эти создания знают и понимают куда больше, чем эльдар. Он смирил свое сердце, и унял так и не покинувшую его ненависть, и заставил себя поверить в совершенное Валар чудо: они не только победили и пленили Черного Всадника, но и убедили его раскаяться в злодеяниях и стать другом всем созданиям, что живут в Амане. Финвэ верил разумом и заставлял поверить сердце, но одного в себе унять не мог. Чутье, то самое чутье, что заставляет остановиться и прислушаться незадолго до того, как в лесу затихнут птицы и попрячутся звери перед приближением чудовища. Чутье, что предупреждает о топкой почве, о недобрых местах, где обитают злобные духи, и побуждает осмотреться в поисках удобного дерева даже раньше, чем взгляд заметит волчьи следы. Чутье, без которого не выжить охотнику, — оно неустанно предостерегало Финвэ об опасности. А Финвэ верил Валар, но верил и чутью.

Он не смущал сердца народа мрачными предчувствиями, но детей воспитал как преемников и наследников — на случай, если когда-нибудь сгинет, как его отец. И его старшие сыновья выросли гордыми и своевольными, они ссорились между собой и тем немало огорчали Финвэ, но в глубине души он был спокоен. Если придет беда, его дети будут сильными и встретят ее достойно.

И каждому из своих детей однажды рассказал он сказку об отважном эльфе, который отправился к черным скалам Утумно, не побоявшись ни тьмы, ни чудовищ, ни темных мрачных подземелий, и вернулся назад. И эта сказка учила их не бояться, повествовала о том, что упорный, отважный и сильный духом преодолеет любые преграды, какими бы ужасными они ни были. О том, что нужно идти и не сдаваться — и осилишь любой путь. Но никогда не называл Финвэ ни имени того эльфа, ни истинной цели его похода. А сам он обратил пережитый им кошмар в сказку, и даже отголоски былой боли не тревожили его…

***

Но все закончилось именно так, как предупреждало чутье. Черный Всадник остался Черным Всадником, и он принес в Благословенный Край гибель и разрушение.

Финвэ стоял у ворот Форменоса, дома своего сына, и Черный Всадник — Моргот — надвигался на него. Огромного роста, с черным тускло блестящим копьем и в черном доспехе, он был таким же, как многие сотни лет назад в лесу у озера Куйвиэнэн. Только теперь Финвэ видел его лицо: гармоничные, красивые черты могли бы вызвать восхищение — если бы через саму его плоть не сочились тьма и зло. Ужас бежал впереди Черного Всадника, увядали цветы и трава под его ногами, и черное облако, окутавшее его, заслоняло звезды.

Финвэ был один. Его внуки уехали на охоту, а те, кто остался в крепости, бежали. Финвэ не держал их — напротив, он сам велел им уходить. Это был его бой — так же, как некогда Таты. Он вытянул из ножен меч и поднял его, становясь в боевую стойку.

— Не убоюсь я Черного Всадника, — воскликнул он, приветствуя давнего врага.

***

— Не убоюсь я, — смеялся Феанаро, мчась к Ангбанду впереди своего воинства.

— Не убоюсь я, — твердо проговорил Нолофинвэ, застегивая боевой доспех.

— Не убоюсь я, — пообещал себе Арафинвэ, восходя на корабль.

И Черный Всадник сам познал страх.