Там Финвэ и очнулся. Он снова осознал себя, вцепившись в Имина и уткнувшись лицом в его плечо. Он дрожал, кричал и метался, раз за разом сбивчиво пересказывая историю своего похода. А Имин слушал и успокаивал его. Он бережно обнимал Финвэ, не давая в исступлении причинить вред ему или себе. Кормил его с ложки, как маленького ребенка, и настойчиво отваживал от него всех любопытных.

— Плачь, друг мой, — говорил он. — Плачь, пока со слезами не выйдет боль.

Он утирал искаженное страданием лицо подопечного, помогал ему мыться и менял на нем одежду, когда та пачкалась. Он узнал уже все, до мельчайших деталей, но терпеливо слушал всякий раз, а слова лились из Финвэ непрерывным потоком.

Финвэ то тонул в горе и отчаянии, переставая замечать что-либо вокруг, то приходил в себя и видел перед собой лицо Имина, который неизменно находил для него слова утешения. От Имина исходили тепло и свет, и Финвэ тянулся к нему, как умирающий от жажды тянется к роднику. Ненадолго ему удавалось достичь этого тепла и прильнуть к нему. А затем пучина отчаяния опять смыкалась над головой, поглощая весь мир, и он снова блуждал по бесконечным темным тоннелям, кишащим чудовищами. Снова сидел над искореженным бездыханным телом матери и держал в руках своего крохотного брата, который не был уже квендо.

— Ты не мог помочь им иначе, — пробивался через черноту голос Имина. — Того, кого нельзя спасти, можно лишь избавить от мучений и жизни, что хуже, чем смерть. Ты так и сделал, Финвэ.

— Я не сумел их спасти, — отвечал Финвэ из подземелья.

— Нет, ты спас, — настаивал Имин. — Ни твоя мать, ни твой брат не будут жить как чудовища. Если бы Татье хоть на крупицу осталась прежней, она жаждала бы именно такого исхода. Она мечтала бы об избавлении.

— А я? — спрашивал Финвэ. — Нужно ли мне избавление?

И тогда Имин гладил его по голове и улыбался.

— Нет, тебе нужно только время, Финвэ. Ты сильный, отважный и упрямый. Самый упрямый из всех, кого я знаю. Разве хоть один квендо отправился на север за своими родными? Разве мог бы хоть один квендо пережить столько, сколько ты, выжить и вернуться? Ты справишься, и я помогу тебе.

Финвэ верил ему. И действительно, со временем он стал все чаще выбираться из подземелий и проваливаться в них все реже. Постепенно он стал способен сам следить за собой, начал снова без напоминания брать еду и питье, даже выходить из дома Имина и разговаривать с другими квенди. Он возвращался и оживал. Узнавал знакомые лица, здоровался с Инис, снова начал резать по кости и шить одежду из шкур. Но время от времени он все равно проваливался в темные тоннели, и тогда инстинкты снова вели его к дому Имина, где он мог спрятаться от всех и слушать его успокаивающий голос, который был единственной тропкой, выводившей его из кошмара.

Так длилось целых пять средних перемен звезд, и наконец случилось так, что Финвэ не видел своего кошмара уже долго. Тогда Имин пришел к нему в праздничной расшитой рубахе и в венце из тонких костяных пластин, усыпанном красивыми камнями, — такой он надевал на всякое важное событие. Финвэ он тоже принес нарядную одежду, а на шее у него застегнул ожерелье Таты. Когда Финвэ только явился к миньяр, Имин забрал это ожерелье, чтобы тот не поранился острыми зубами и когтями. Но сейчас вернул его с большим почтением.

— Я, Имин, вождь миньяр, хочу говорить с Финвэ, вождем татьяр, — торжественно объявил он, и голос его был громким и властным.

Финвэ подивился этой перемене, но ответил в том же тоне:

— Я Финвэ, вождь татьяр, и я слушаю тебя.

— Что ты скажешь, Финвэ, о том, что встретил на севере? — Имин сел напротив него и заглянул ему в глаза. И в его взгляде были все те же тепло и забота, но теперь он видел перед собой не больного, терзающегося квендо, а равного себе предводителя племени. — Как ты поступишь, когда вернешься к своим квенди?

Блуждая в подземельях, а затем заново привыкая к жизни у озера, Финвэ не задавался этим вопросом. Он вообще не думал о том, как будет править. Тогда он был просто одним из квенди, исстрадавшимся и измученным, а теперь Имин напомнил ему, кто он. И не просто напомнил, а заставил превратиться из простого квендо, который думает о себе, в вождя, который думает о племени. Вождя мало занимают собственные печали, ведь он посвящает другим всего себя, без остатка, и лишь потому племя почитает его и слушается его слова. Иногда одежда и символы решают многое. Простой квендо отодвинулся куда-то в глубину сознания, а вождь пришел ему на смену. Финвэ прикрыл глаза и помолчал немного, перебирая варианты, и потом только заговорил.

— Нет ничего хуже, чем логово Черного Всадника, — медленно, вдумчиво начал он. — Никто не творит такое зло, как он, и я ненавижу его всем сердцем. Но еще сильнее я хочу защитить от него татьяр и всех квенди, а потому буду беречь их вдесятеро лучше, чем раньше.

— Как и я буду беречь миньяр и всех прочих квенди, — Имин кивнул. — Теперь, когда мы знаем о судьбе похищенных, мы сделаем все, чтобы больше ни с кем не случилось такой беды.

Он умолк, ожидая от Финвэ еще каких-то слов, и тот продолжил.

— Но рассказ о логове Черного Всадника только напугает их. А если… — он запнулся и вздрогнул, но совладал с собой и вернул тону твердость: — а если они когда-нибудь повстречают созданий, которые множатся там, лучше им не знать, что это некогда были их сородичи. Пусть они, как и прежде, оплакивают потерянных квенди как погибших.

— Это твоя тайна, и тебе ей распоряжаться. А я признаю твое решение мудрым и никому не расскажу о том, что узнал от тебя.

Имин протянул ему руку, и Финвэ пожал ее.

— Я горжусь тобой, друг, сын моего друга, — проговорил старейший из квенди. — А теперь иди к своему племени. Татьяр ждут тебя и не сомневаются, что ты вернешься. Пусть же их надежды поскорей сбудутся.

========== Эпилог ==========

Финвэ вернулся к своему племени и был хорошим вождем. Татьяр любили его и произносили его имя даже с большим почтением, чем имя погибшего Таты. Его племя множилось, и, хотя леса вокруг озера оставались опасными, оно не бедствовало. Крепкая загородь спасала от чудовищ, а охотники были сильны и умелы, так что редко татьяр приходилось голодать. А спустя время содрогнулась земля, и начались бури на севере. Квенди не знали, что там творилось, а грохот и зарево, затмившее звезды, наполнило их страхом — но Черный Всадник больше не тревожил их.

Потом Валар позвали квенди на Запад, в Благословенный Край, где жизнь легка и беспечальна, а предвечный свет наполняет душу радостью. И Финвэ поверил им, вместе с Имином и Эльвэ отправившись вместе с Оромэ посмотреть на предложенное обиталище. Оно оказалось столь прекрасным, что Финвэ не мог нарисовать такое даже в самых смелых мечтах. Эту дивную землю всю заливал яркий свет, но он вовсе не ранил глаза привыкшего к подзвездным сумеркам квендо: в нем, наоборот, виделось лучше и дальше. Свет наполнял силой, отгонял все печали и горести, и в душе рождались веселые песни. Никогда еще со времен памятного Времени Оленей не был Финвэ так счастлив и беззаботен.

Он говорил с Валар и восхитился их величием и мудростью. Но больше всего его восхитило, что эти могучие владыки победили и пленили Черного Всадника и избавили все земли — на востоке ли, на западе — от ужасного зла. Узнав об этом, Финвэ отбросил всякие сомнения о том, где должно жить татьяр.

Он провел квенди, ныне звавшихся эльдар, долгим путем через неизведанные земли и достиг Амана. Там татьяр — которых теперь называли нолдор — избрали Финвэ своим королем, подобно тому, как Манвэ был королем над Валар.

Финвэ сменил шкуры и грубый лен на шелк, бархат и тончайшей выделки сукно, а просверленные пластинки перламутра — на драгоценные камни и венец из золота и серебра. Но под этими прекрасными одеяниями он всегда носил ожерелье из клыков и когтей, что досталось ему от отца, и ценил его куда выше золота и каменьев. Ведь именно это украшение Имин надел ему на шею, признавая равным себе вождем. Именно оно напоминало Финвэ о данном некогда обещании не бояться и не посрамить память отца. Даже в блаженстве и процветании Валинора Финвэ помнил, кем он был.