Обычно капитан, разбуженный не вовремя, покруче любого слабительного насчёт дать всем… ну, того-этого и всё такое. Но в этот раз код сразу просёк. Не стал орать, буркнул только, что принял и гостей впускает личным допуском, только шлюз у нас старый, и потому давление выравнивать будет минут десять, и что он очень извиняется за эту задержку.
Это он врал, конечно. Всё у нас нормально со шлюзом, да и какое выравнивание давления, смех один! Атмосфера у них стандартная, плюс-минус ерунда, я это даже через три переборки вижу. А десять минут кэпу понадобились, чтобы успеть глаза продрать и ссыпаться со своей третьей палубы сюда, в тамбур, и гостей встретить при полном параде. Интересно, хватит ли ему на «при параде»? Мне бы, например, на только добежать и хватило, лифт-то у нас давно уже отключён по причине экономии.
Но кэп — молоток, он появился в тамбуре через девять минут с мелочью. Неторопливым таким шагом, словно и не бежал всю дорогу. В парадном мундире, свежевыбритый, бодростью пышет на полгалактики. Посмотрел на меня этак задумчиво и говорит.
— А принеси-ка ты нам, братец, кофе. В кают-компанию, — и со значением так, будто я не понимаю. — На всех.
Тут как раз зуммер пискнул и створки открываться начали. А я что? Я уже на полпути к кофеварке. Это когда кэп орёт на всех диапазонах почище взбесившегося радиопульсара и поминает родословную вашей матушки до самого Большого взрыва — можно наплевать и забыть, мимо ушей пропуская. А когда этак вот со значением что-то очень ласково просит — тут уж в горсть то, на чём сидят, и крупными скачками.
Так что мне повезло — гостей тогда я так и не увидел.
Потому что одно дело — кают-компания, большая она. А столкнись мы с ним в тесном тамбуре, лицом к лицу — меня бы точно вывернуло…
Двое их было.
Все из себя важные такие и представительные. И мрачные, как манулы, которых не погладили вовремя. На меня даже не глянули, как на пустое место.
Шерифа я уже видел в новостях, да и второго тоже — он врал грудастой репортёрше, что всё под контролем. Был он каким-то университетским начальством, то ли декан, то ли ректор. И местный мэр — по совместительству. Патриархальная планета, что вы хотите, никакой специализации, любой профессор может стать мэром. Шмонило от него так, что глаза слезились. Плотный вертящийся клубок из страха и облегчения, вовек одно от другого не распутаешь. Прогрессоров он боялся до судорог — а кто из атавистов их не боится? Но и облегчение при этом испытывал немалое. Похоже, профессор при жизни был той ещё занозой для начальственной задницы.
А вот шериф ничего не боялся. И разило от него хотя и не менее сильно, но совсем иначе, уверенностью такой разило, напряжением, усталой неприязнью и виноватостью. А ещё от него искры сыпались — острые такие, агрессивные. Скрытая вина всегда так выглядит. У меня даже в висках заломило. И потому, поставив им кофе на столик, я со своей чашечкой отошёл в самый дальний угол.
В этом мне опять повезло.
Мне вообще феноменально везло в тот день. Вот, например, кофе этот. Я ведь его разлил не в стандартные стаканы из небьющегося пласта, а в тончайшие фарфоровые чашечки — за что, кстати, удостоился одобрительного шевеления бровью от кэпа. Кэп сервизом очень дорожил и юзать разрешал только в особых случаях. Вот и нёс я этот факанный фарфор осторожно, всецело его сохранностью поглощённый и ни на что стороннее не отвлекаясь.
Помню, идя к облюбованному диванчику в дальнем углу, я оченьнеполиткоректно подумал, что иногда и прогрессоры бывают правы, и без убитого ими профа мир станет только лучше. Он успел достать всех. Мэр вон, хоть и пытается держать скорбную мину, уже на всю каюткомпанию нафонтанировал вонючей радостью. И никаких у него сожалений, а страх — это понятно. Да и шериф, друг детства… не всё с ним так просто. Слишком уж сильно он угрызается… И надо совсем без извилин быть, чтобы не понять причины. Слышал он тот ночной звонок, к аналитикам не ходить! Слышал, но не захотел отвечать. А кто бы на его месте захотел, спрашивается? Иногда я понимаю прогрессоров, не при политкоре будь сказано. Возможно, я понимал бы их ещё лучше, если бы не Катарина…
На том реконструкте её руки так и остались лежать на столике — и казались неправильно короткими. Из-за отрезанных пальцев. Прогрессоры всегда так делают — поочередно удаляют у отказавшегося от модификации человека все органы чувств, которыми он не желает пользоваться в полной мере. После чего взрослых просто убивают. Они считают, что взрослые уже затвердели и неспособны к изменениям. А вот дети ещё могут измениться — если постараются. Только нужно их заставить очень постараться. И удалить ненужное.
И потому детей они оставляют в живых — на некоторое время, давая им шанс отрастить новые — лучшие — органы и тем самым доказать своё право на дальнейшую жизнь.
Бред, конечно.
Вот только они действительно в это верят.
Они ведь очень дотошные, как все фанатики. И если их внимание почему-то привлекла эта захолустная планетка — то единичной зачисткой дело не ограничится. Основное население Эври вообще пришлось эвакуировать — ну, во всяком случае, то, что от него осталось. Это ещё до моего рождения было. Эври — она тоже из белого списка…
Я осторожно угнездился на угловом диванчике. Убедился, что с последней (моей) кофейной чашечкой всё в порядке. И перевёл взгляд на гостей. Считай, что впервые на них действительно посмотрел.
И увидел…
Кофе я выпил залпом, чтобы не заорать.
Не почувствовал ни вкуса, ни температуры — а, между прочим, девяносто девять и восемь, старался же.
Кэп сидел с ним рядом. Разговаривал. Улыбался даже. Жал руку, с которой ещё капает… он что — не видит? Не чувствует? Вот так — сидит рядом, и не видит? Жмёт руку — и не чувствует? Да не может такого быть, не слепой же он!
Я старался смотреть мимо, но всё равно краем глаза отчётливо видел — да и как тут не увидеть-то, это совсем атавистом быть надо, не при политкоре будь сказано, чтобы не увидеть… кровь, она яркая такая, просто надо чуть по особому глаза скосить, и сразу видно, она светится. И никогда не смешивается, надо просто расплести по разным уровням. Вот и тут…
Пять разноцветных, мерцающих, не смешивающихся…
Меня замутило. Хотел глотнуть кофе, но только всухую лязгнул зубами по остывающему фарфору — чашка была пуста. Несколько раз глубоко вдохнул, стараясь не слишком сопеть. Отпустило.
Это хорошо, что наши гости слепые и не видят, что я весь взмок, и сердце колотится как оглашенное. Капитан не слепой, он видит. И делает знак — свободен, мол. Уходи, пока можешь. Это он правильно — ещё не хватало мне при гостях-атавистах в обморок грохнуться. Стыдобища. За мной такое уже наблюдалось — гормоны, чтоб их! То живот ни с того ни с сего скрутит, то давление падает, как у обкурка, то водоворотики перед глазами, и — хряп! — уже лежишь.
Короче, ушёл я. Тут как раз Эджен пришёл, а я под шумок и слился, как левая горючка у пройдошистого суперкарго. Не мог я смотреть, как ещё и Эджен пожимает руку этому…
Пришёл в себя уже над раковиной в туалете. Меня всё-таки вырвало. Стало немного легче. Кэп у нас поклонник водных процедур, и потому санузел устроен по классу люкс, а не только ионниками оборудован. Мне раньше как-то неинфракрасило, а вот сейчас заценил — снизил температуру до восьми градусов и сунул голову под струю. Затылок обожгло. Это хорошо, скоро совсем отпустит.
Подержав голову под ледяной водой, пока не заломило кожу на лбу, я отряхнулся и сел под ионник — пусть подсушит. И попытался трезво взглянуть на сложившуюся ситуацию.
Как это ни скверно, но следовало признать, что у меня съехала рубка. Интересно, можно ли сойти с ума под воздействием возрастного гормонального взрыва? Наверное, можно. Зрительные глюки уже есть — ведь не может же быть так, что два вполне нормальных человека ничего не видят в упор, и только я, звездень этакая, всё насквозь и до глубин? Не может. Да и какая, к пульсарам, кровь?! Не было там крови, я же отлично помню реконструкт. Прогрессоры всегда пользовались лазерными скальпелями, кровь прижигается одновременно с надрезом, всё очень чистенько. Так что даже будь я нормален и окажись этот тип действительно одним из них — не мог он ни в чём запачкаться. Впрочем, чушь я несу — не может он оказаться одним из них, не бывают прогрессоры атавистами. Это как пчела с сахарным диабетом.
