Но вдруг, среди шума падающей земли и собственных криков, мужчина услышал до боли знакомый голос. Он исходил откуда-то сверху и сначала казался совсем недосягаемым, как будто ему это только кажется. Но прислушавшись насколько это было возможно, мужчина понял, что этот самый голос принадлежал Марш, которая, так же как и он сейчас, в отчаянии кричит, взывая о помощи. Странно, но за всё то время, что они провели в детстве, он никогда не слышал как она зовёт на помощь. Ни разу. Казалось, это она была той, кто всегда готов прийти на выручку. И слыша эти тихие, почти неуловимые крики, у неудачника замирало сердце, ведь он знал, что не может ей помочь. Хенлон мог лишь гадать, что происходит сейчас с девушкой, но одно он знал точно: в этот раз Пеннивайз не будет размениваться на мелкие трюки. И воздаст каждому из клуба неудачников по полной, включая и Марш.
— Беверли! — вырвалось из груди. Не слушай его!
А Марш тем временем, сидя на полу в четырёх стенах, прижав ладони к ушам, даже подумать не могла, что друг зовёт её. Всё, что она могла слышать, были крики доносящиеся по ту сторону туалетной кабинки. Сначала это была просто Гретта, затем Генри, Мистер Кин, а в последствии её покойный отец, который всё так же называл её своей малышкой, что не могло не сводить с ума. Девушка столько лет бежала от этих слов, но в итоге вернулась туда, откуда и начала, словно весь её личностный рост за эти двадцать семь лет был лишь иллюзией, которую она поддерживала, чтобы не быть для самой себя слабой. А что в итоге? Сломанное детство, муж-абьюзер и вечные копания внутри себя. Вот только обзывательства через дверь были далеко не пределом того кошмара, что приготовил для неё клоун. Сидя на полу, закрыв глаза и уши, она вдруг поняла, что крики на мгновение стихли. «Передышка?» — пронеслось в голове. Беверли открыла глаза, видя всю ту же кабинку, вот только в дверь никто уже не ломился.
Девушка встала на ноги, медленно подходя к железной затворке, что всё это время не давала двери распахнуться. Мысль выйти наружу казалась безумной, но оставаться в этой комнате девушка больше не могла. Он едва не коснулась замка, как вдруг услышала шум, похожий на быстрый поток воды. Он приближался к ней. В последнее мгновение Марш отскочила, после чего из-под двери в кабинку литрами начала заливаться бордовая жидкость, металлический запах которой указывал на то, что это ни что иное, как самая настоящая кровь. Прямо как тогда, в далеком 89-м году, когда та же жидкость лилась из раковины её ванной комнаты. Но теперь крови было больше. Намного больше. Она с бешеной скоростью наполняла кабинку, заставляя девушку запрыгнуть на крышку унитаза в попытках оттянуть свою кончину.
— НЕТ! ПОЖАЛУЙСТА! ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ?! — кричала девушка, взывая к Оно, ведь что ещё ей оставалось. — Я ВЕДЬ ТЕБЯ В БОЛЬНИЦУ ОТВЕЛА!
Глупая фраза, сказанная человеком, находящегося на грани отчаяния. Девушка могла лишь разгребать кровь руками, переодически захлёбываясь в ней и скребясь руками по гладкой поверхности стен. А за дверью вновь послышались голоса тех, кто причинил ей в этой жизни столько боли.
— Ну же, Беви! Открой папе дверь! — доносился мерзкий голос по ту сторону.
— Беверли! Ты слышишь меня?! — продолжал кричать Хенлон, чувствуя, как земля попадает в рот. — Беверли, прошу!
Перед глазами начало всё темнеть. Сознание куда-то исчезало, а впереди начал виднеться свет. Телу вдруг стало неестественно тепло, а всё волнение куда-то испарилось. Бен уже не сопротивлялся, да и какой смысл? Его сил не хватало, а странное чувство покрыло всё тело. Захотелось спать. Он почувствовал на своём лице приятный летний ветерок, идеально контрастирующий с солнечными лучами, что согревали щеки. Вот он, тринадцатилетний стоит у школы, держа в одной руке проект дамбы, а в другой руль велосипеда. Футболка плотно прилегает к пухловатому животу, что слегка волнует, но скорее даже как-то забавляет. И так хорошо, так спокойно. Странно, но Хенлон даже не понимал, на сколько тогда ему было хорошо. Ещё до появления Генри Бауэрса, Пеннивайза, работы, обязанностей. Просто он и школьный проект, за который он благополучно получил пятерку.
— New kids on the block? — спросила стоящая напротив Марш, держа в руках его наушники. Она улыбалась. Слегка насмешливо, но по-доброму. Так улыбаются, когда видишь в собеседнике некую чудинку, которая придаёт значимости. — Ты их слушаешь?
— Они… мне не нравятся. — Бен не понял, почему смутился своего музыкального вкуса. И странное чувство, что он что-то забыл не покидало его. Как будто, нужно было куда-то спешить, что-то сказать кому-то. Но он не помнил. Но огненные кудри девочки были настолько красивы, что он не мог думать о чём-то другом.
— Да я тебя подкалываю, — усмехнулась та, отдавая наушники. — Я Беверли Марш.
— Да, я знаю, ты же, то есть мы… — мы в одном классе. — В голове начали зарождаться какие-то странные мысли. В одном классе? А разве это было не давно? — Беверли Марш… — задумчиво повторил он имя. Рука произвольно полезла в карман, а пальцы нащупали что-то напоминающее свёрток бумажки.
— Что это? — спросила Марш, видя, как мальчишка рыскает по карманам.
— Н-не знаю.
Бен неуверенно достал сложенный в несколько раз листок наружу. Он был весь пожелтевший, словно пролежал там не один десяток лет. Вдруг сердце сжалось, а руки предательски затряслись. Всё вокруг остановилось, как во сне. Хенлон сам не понимал, почему не хочет разворачивать лист, но точно знал, что обязан это сделать. Пальцы медленно отгибали каждый слой бумаги, делая её всё больше. Сначала показалось, что внутри пусто и это просто чистый лист, но развернув до конца, мальчик увидел одну единственную подпись. Ту самую, что поставила ему девочка. Глаза почему-то стали влажными. Он поднял голову, смотря на девочку, которая совершенно спокойно смотрела на него в ответ.
— Беверли… я тебя…
Глаза распахнулись, видя перед собой темноту и землю, что покрывала уже 90% всего помещения штаба. Лицо Хенлона практически засыпало, но вдалеке всё ещё были слышны крики девушки, которая так отчаянно звала на помощь. Первый раз в своей жизни. И возможно, последний. Бен почувствовал, как внутри всё разрывается. Чувства, что так долго томились, подобно пламени готовы вырваться наружу, сжигая всё на своём пути, лишь бы их наконец-то освободили. Мужчина набрал в легкие тот последний воздух, что успел вдохнуть.
— БЕВЕРЛИ! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
Фраза, подобная стреле, преодолевшая разделяющую их невидимую грань, врезалась в ухо Марш. Она задрала голову, не давая крови попасть в рот, вслушиваясь в знакомый голос, доносящийся из ниоткуда.
— Бен?! — озиралась она по сторонам, пытаясь вытереть смешавшиеся с кровью слёзы.
— Жар твоих волос!
Как угли в январском костре! — тратил последний запас кислорода мужчина, чувствуя, как земля вот-вот поглотит его. — Я в нем… Я в нем…
Чувства редким импульсом прошлись по всему телу девушки. Обе руки схватились за края кабинки, тратя последние силы на удержания корпуса. Беверли согнула ноги в колени, готовясь нанести удар, смотря прямо на дверь, из-за которой, её отец всё так же спрашивал: «Ты всё ещё моя малышка?
— Уже нет! — резкий удар в самый центр двери. Настолько сильный, что Беверли сама того не ожидала. Комната словно перевернулась вверх тормашками, а двери с треском вылетела. Марш увидела внизу чью-то руку. Она тянулась к ней из земли. Так настойчиво, как только могла. — БЕН!
Она вытянула руку, чувствуя, как кровь стекает по телу, придавая чувство тяжести. Но адреналин делал своё дело и девушка просто не могла сдаться. Она схватила руку, вытягивая Бена из земли и чувствуя, как каждая клетка её тела словно оживает, пробуждаясь от долгого сна. Сна, длинной в двадцать семь лет. Ей было плевать на отца, на Гретту, на всех, кто когда-то причинил ей боль, ведь услышанные ею слова от Бена были в тысячу раз искренней всей той травли, которой она подвергалась годами. Мужчина сжал её руку в ответ, напрягая пресс и вытягивая себя из земли, прижимаясь всем телом к девушке. Запах сырой земли вперемешку с кровью заставлял глаза слезиться, но им было всё равно. Обмякшие тела неудачников рухнулись назад и туалетная кабинка с секретным штабом сменились той самой пещерой, где они и разлучились. Они лежали, смотря друг на друга и глубоко дыша, чувствуя, как быстро бьются их сердца. Казалось, этот момент длился целую вечность.
