— Нет.

— Разбирайся со своими половыми проблемами, пожалуйста, сам, не надо меня в это впутывать!

Вскочив с дивана, Оля скрылась в кухне. Пьяный дурак. Я обидел её. Хотя, что в этом такого? Ну поцеловал, зачем из этого такую истерику устраивать? Отец прав, я бестолочь каких мало. Она любит, и ей нужны поцелуи не по пьяни, ей нужна взаимность. Бабы, в их чувствах и желаниях сам чёрт не разберётся.

Интересно, надолго она на кухне и всё ли с ней в порядке. Раздеваюсь и не успеваю дойти до кухни, как Оля сама выходит мне навстречу. Молча, мимо меня она проходит к кровати уже переодетая и ложится под одеяло. Когда она успела переодеться? Наверное, на кухне. А впрочем, не важно. Значит, она решила со мной не разговаривать. Ну ладно, завтра разберёмся. Выключаю свет и укладываюсь на подушке. Нельзя, слышишь, О’Хара, нельзя больше никогда так напиваться.

После недолгих угрызений совести я моментально засыпаю. Алкоголь и усталость берут своё.

========== XXVIII Глава ==========

Непослушные веки отказываются подниматься, конечности не слушаются, а голова гудит, словно в ней дают концерт все рок-группы сразу. Кажется, что череп вот-вот расколется надвое или, ещё хуже, — лопнет на куски. Да ещё и щека так странно саднит. Медленно открываю глаза, а они предательски слипаются вновь. После долгого поединка с самим собой заставляю себя пробудиться окончательно.

Пытаюсь сесть, и тут же голову пронзает ноющая тупая боль. Всё же усевшись, сжимаю пальцами виски в надежде избавиться от мучительных ощущений. Оли рядом нет, где она может быть? Неужели вчера что-то случилось? Ни черта не помню… Танец Оли и Каина, то, как я разозлился, как потом к ней клеился какой-то блондинистый ублюдок и я надавал ему по морде. А дальше провал — интересно, как я добрался до дома?

Ужасно хочется пить, но заставить себя встать — ещё более мучительная пытка. Я разозлился… Да что там разозлился, вчера, после того как Каин попортил мне всю малину, я был просто взбешён. Он прав, я действительно ревновал Ольгу. Мне категорически не понравилось, что она была в руках другого мужчины, танцевала с ним и улыбалась его шуткам. Разгорячённые мысли, скачущие по моей голове, сводят меня с ума, третируя несчастный проспиртованный разум беспощадной болью и своим ходом. Неужели Каин прав, и это действительно признаки влюблённости? А что, если из подруги она плавно переросла для меня в девушку? Вдруг это не просто вспышка, а одно из побочных действий любви? Как тогда быть?

Да нет, я не мог влюбиться, это от привязанности. Я просто привык быть в центре её мира, привык тешить себя эгоистичной мыслью о том, что она любит меня. Надеюсь, что это был просто секундный заскок из-за спиртного. Не хочу влюбляться и причинять ей новый и новый вред.

С этим разобрались. Но что было дальше? Что было после драки, как я добрался домой и оказался раздетым? Может, Оля меня раздела? От этой мысли мои глаза ползут в район лба. Нет, она не могла такого сделать. Застенчивая девчонка, которая в глаза-то мне иногда из-за смущения боится посмотреть, точно не смогла бы меня раздеть, а значит, я сделал это сам.

Дверь, ведущая в ванную, открывается, и в комнату входит Оля, прерывая ход моих мыслей. Рыженькая бросает на меня уничтожающий взгляд и проходит мимо молча, не проронив ни слова. А вот это уже настораживает: что я мог вчера натворить? Одному Богу известно, как я ни пытаюсь — вспомнить не могу. Надо узнать у неё.

— Оль…

Она молчит, даже не поворачивает головы в мою сторону. Прекрасно, просто прекрасно, я точно вчера что-то сделал. Знать бы, что… Быстрыми шагами зеленоглазая скрывается за дверью кухни и буквально через несколько секунд возвращается обратно. Она явно не находит себе места и злится. Боже, моя голова… Я согласен даже на гильотину…

— Ты со мной не разговариваешь?

Глупый вопрос, но ничего более успешного я сказать просто не в силах.

— Ясно… Что я вчера натворил?

— Как будто ты не помнишь!

Сколько язвительности — видимо, я очень здорово её чем-то задел.

— После драки в клубе я ничего не помню…

Как быстро она меняется. Изумруды её глаз сменяют гнев на жалость, но это секундная слабость: она продолжает напускать на себя гневный вид. Кажется, что она вся горит от злости. Прежде медные волосы теперь полыхают искрами, не тем задорным огнём, что я видел в клубе, а страшным всепожирающим пламенем с тёмными переливами. Всё её тело напряжено, руки сжаты в кулачки, а губы предательски дрожат. М-м… эти губы.

— Голова болит?

— Безумно.

— Я не разбираюсь в ваших таблетках. У тебя есть что-нибудь для таких случаев?

— На кухне в аптечке должен быть Адвил.

Она молча идёт в кухню, а я, пользуясь моментом, экстренно ворошу память, но безуспешно. Чёртова водка!

— Держи.

Заглатываю таблетку и ставлю стакан на прикроватную тумбу. Боль медленно рассеивается, освобождая разум из стальных тисков. Я не отступлюсь, надо узнать, что произошло.

— Так, что вчера было?

— Не важно.

— Я вижу. Расскажи мне.

— Вчера ты нажрался в стельку, когда мы вернулись — здесь был твой отец. Я не знаю, о чём вы разговаривали, он долго кричал на тебя. Потом ушёл, а ты… Ты полез ко мне целоваться. Я даже среагировать не успела!

Точно. Я всё вспомнил. Идиот. Я даже не дал ей времени дёрнуться или запротестовать, настолько быстро вчера справился с хрупкой девчонкой. Злости в ней больше нет, только обида, до краёв наполнившая её глаза. Она наблюдает за мной, ожидая реакции, а я расставляю всё по полкам.

— Так вот почему у меня до сих пор так горит щека?

— Да, я тебя ударила.

Она говорит это с сожалением, пристыженно понижая голос и пряча взгляд.

— Правильно сделала… Заслужил. Прости, Оль, пожалуйста.

— Я подумаю.

Ого, подумает? Вот это да. Ну нет, теперь я любыми путями заслужу прощения.

— Я готов замолить свой грешок.

— И как же?

Недоверчиво скрестив руки на груди, Оля пристально изучает меня любопытным взглядом — неплохо, предложение её заинтересовало.

— Ты любишь шопинг?

Бинго! Убиваю двух зайцев одним ударом. Хитро прищурившись, рыженькая улыбается в ответ на моё предложение, а я неподвижно наблюдаю за ней. Так и она развлечётся, и я наконец избавлюсь от её вызывающих тошноту майки и джинсов. Они настолько намозолили глаза, что хочется просто выбросить их в мусоропровод, притом срочно.

Она глубоко вздыхает и азарт испаряется из её глаз. Так, что ещё вчера было… Отец, он на меня кричал. Может, из-за неё? Напрягай извилины, Рик. Он ругался из-за того, что я вывел её за пределы Штаба. Надо предупредить его и дело с концом. Тогда я смогу спокойно вывезти её на шопинг, как и планировал.

— Мне нельзя выходить из здания, — тихо, обиженным тоном озвучивает мои мысли Ольга.

— Кто сказал?

— Извини. Просто твой отец вчера так громко кричал, что я слышала половину разговора. Он ругался, потому что ты меня вывел отсюда.

— Значит, ты плохо слушала. Мы договорились, что если я буду его предупреждать, то могу шагать на все четыре стороны с тобой в охапку. Так что мы поедем по магазинам. Вот только таблетка начнёт действовать, моя голова окончательно перестанет разрываться, тогда мы сразу поедем.

— Есть будешь?

— Угу. Стоп. Ты меня уже простила?

— Не обольщайся, я просто не настолько жестока, чтобы вдобавок к твоей головной боли ещё и морить тебя голодом.

— Боже, какая ты добрая.

— Знаешь, иногда мне кажется, что даже слишком. Как-нибудь возьму и проучу тебя.

— О нет, не надо.

— А я думаю, надо.

— Прости… Мне, правда, стыдно. Я представляю, каково это. Отвратительно получилось.

— Скажу больше. Это было ужасно!

Оля встаёт с кровати и со стаканом в руках идёт в кухню. Я представляю, каково это… Да что ты представляешь? Можно подумать, тебя заламывал пьяный до безобразия мужик и целовал насильно. Надо было контролировать себя вчера. Во всём виноват вездесущий Девингем. Если бы он не стащил Олю у меня из-под носа — я бы не глушил водку в одиночестве. Моя зеленоглазая… Точно.