- Ну что, мелкий, ты готов? – шепчет Вадим, наклоняясь прямо к его уху. – Будем танцевать? Что ты там выбрал?

Глеб пожал плечами и, не глядя на брата, протянул ему “Стену”.

- Снова “Стена”? Под нее не особо-то и потанцуешь… Впрочем, давай попробуем. Включай.

Глеб опускает иглу на “Comfortably Numb” будто нарочно и поднимает лицо на Вадима, затем допивает свой портвейновый чай и опускает ладони на плечи брату.

- Ну да, - кривит губы старший, - под такую музыку только так и получится танцевать. Ну что ж, воля именинника - закон! – и его теплые сильные ладони ложатся Глебу на талию.

Глеб едва ли осознает происходящее, ощущает лишь тяжелое тепло, разливающееся внизу живота и ищущее освобождения. Он еще не понимает, как получить это освобождение, и откуда вообще взялось это тепло, ему лишь хочется теснее прижаться к брату и танцевать с ним под эту волшебную музыку. Вадим что-то болтает про группу, а Глеб растекается мутным полупьяным пятном в его сильных руках, нимало не заботясь о том, чтобы Вадим ненароком не обнаружил его нелепого детского возбуждения.

- Ты будешь скучать? – лопочет теряющий контроль Глеб.

- Ты чего, мелкий? – Вадим хватает его пальцами за подбородок и внимательно всматривается в пьяные глаза. – Может, тебе угля дать? Ох, не поздоровится мне завтра, если мама что-то заметит.

Вадим выключает проигрыватель и направляется на кухню за аптечкой, а Глеб плетется за ним, цепляясь за его ладонь.

- Не надо, Вадик, я хорошо себя чувствую.

- Когда будет плохо, поздно будет. Глотай давай. Сразу десять таблеток. И спать.

- А ты? – хнычет Глеб, подвигая к себе черную кучку из таблеток.

- По телеку сейчас “Всадника без головы” показывать будут. Хочу посмотреть.

- И я с тобой! Я еще его не видел, – восторженно кричит Глеб.

- Не раньше, чем допьешь вот это, - и палец Вадима стучит по столу рядом с таблетками.

Через пять минут оба уже сидели в гостиной на диване, и Вадим с важным видом пересказывал Глебу краткое содержание своего любимого фильма. Глеб плохо соображал и совсем не улавливал нить сюжета, лишь снова растекался теплой лужицей, когда ладонь Вадима ложилась ему на глаза – брат предусмотрительно берег младшего от самых страшных, по его мнению, сцен. Когда Глеб в третий раз почувствовал, как пальцы Вадима коснулись его век, он накрыл их своей ладошкой, ощутив, как тяжесть внизу живота стала практически невыносимой. Глеб еще не знал, как от нее освободиться, и слегка заерзал, боясь трогать себя там в присутствии старшего брата, лишь гладил его ладонь и облизывал пересохшие губы. Вадим убрал руку. На экране целовались мустангер и Луиза, и Глеб вцепился в плечо брата, ощущая странное желание потереться пахом о его бедро и… коснуться губами его теплой щеки, а потом скользнуть к тем четко очерченным пухлым губам… Глеб тряхнул головой. Это фильм так на него подействовал? Или “Стена”? Или созерцание обнаженного старшего с полотенцем между ног? Глеб приподнялся и отвернулся от экрана.

- Глебка, ты чего? – Вадим обнял его за плечи, Глеб дернулся, шумно выдохнул и кончил – впервые в жизни.

Он ощутил мокрое тепло, разливающееся в штанах, испуганно посмотрел на брата и соскочил с дивана.

- Мне нужно в туалет, - буркнул он и скрылся в темноте коридора.

Опьянение выветрилось из его головы в один миг. Он застирал трусы, надел новые, а эти спрятал между изгибами батареи в своей комнате, и лег, завернувшись в одеяло. Минут через пятнадцать вошел Вадим.

- Тебе плохо?

- Нет, - зло прошептал Глеб. – Просто хочу спать.

- Фильм не понравился?

- Отвали! Я просто хочу спать! – прокричал Глеб и отвернулся к стене, молясь, чтобы Вадим не заметил его скомканные мокрые трусы и не спросил, зачем Глеб их стирал.

Вадим пожал плечами и закрыл дверь, оставшись ночевать в гостиной.

В следующие три недели перед отъездом старшего в Свердловск братья едва ли обменялись несколькими фразами, встречаясь лишь за завтраком и ужином. Вадим часто возвращался уже за полночь, и Глебу казалось, что он слышит под окнами звуки томных поцелуев, прежде чем хлопала входная дверь и в квартиру вваливался сияющий брат. Вадим пару раз пытался заговорить с Глебом о его стихах, но тот лишь ершился и прятал тетрадь поглубже под подушку.

- Ну чего ты дикобразишься? – смеялся брат. – У тебя же прекрасные стихи. На что ты обиделся? Я же вижу, щеришься уже какой день на меня…

Но Глеб лишь мотал головой, залезал на подоконник и прятал лицо за очередной книгой.

Вадим уезжал в Свердловск рано утром 30го августа – надо было успеть заселиться в общежитие, взять в библиотеке учебники, подготовить тетради… Автобус отправлялся ровно в семь. Глеб проснулся около пяти – вместе со всеми, но с кровати не встал, только отчаянно прислушивался к тому, как Вадим одевается, собирает сумку, идет умываться, а потом завтракать… В комнату заглянула мама:

- Не пойдешь Вадика провожать? Надолго ведь уезжает. До декабря, а то и до января…

Глеб замер, сердце его в ужасе забилось о грудную клетку, словно Мальчиш Кибальчиш в цепях буржуинов. Но он лишь картинно зевнул и помотал головой:

- Спать хочу.

- Придешь и поспишь, - продолжала настаивать мама.

Но Глеб молчал. Вадим допил чай, вернулся в комнату за сумкой и наклонился над братом:

- Пока, Глебсон. Месяца четыре еще не увидимся. Стихи не забрасывай только, маленький мой талантище, - и губы Вадима едва ощутимо коснулись розового со сна виска Глеба, где билась тонкая голубая жилка.

Глеб похолодел, развернулся в бессознательном желании уткнуться губами в губы брата, но Вадим уже стоял в коридоре и обувался. Глеб снова отвернулся к стене и удивился, почувствовав мокрые дорожки на щеках. Он плакал? Подумаешь, всего лишь старший брат уезжает в областной центр, освобождая для него целую комнату. Теперь он сможет вешать на стены какие хочет фотографии! Он сможет не прятать тетрадь со стихами и… Вадим уезжает! – застучало в Глебовых висках. Он подскочил, мигом натянул на себя домашние штаны и футболку и выбежал из квартиры прямо босиком, даже не заперев за собой дверь. Вадим уезжает! Он не увидит его несколько месяцев! Босым ступням было холодно и больно, но Глеб не чувствовал ничего, кроме жгучего желания увидеть Вадима еще хоть на секунду перед отъездом автобуса.

Уже подбегая к остановке, видя подошедший автобус, толпившийся возле дверей народ и среди них Вадика рядом с ссутулившейся матерью, Глеб вдруг заорал во весь голос:

- Ваааааадиииииик!!!!

Вадим вздрогнул, обернулся и отошел от толпы, опустив сумку на асфальт. Глеб, не заботясь о каких-то там церемониях, не думая уже ни о чем, кроме того, что брата он не увидит долгие месяцы, с разбегу взлетел к нему на руки, обвился вокруг него, сплетая ноги на его спине, обхватывая шею руками и тычась смелыми губами в его пахнущий крепким чаем и сладкими мамиными сырниками рот.

- Вадик… - прошептал Глеб в губы брата, смыкая пальцы на его затылке.

И Вадим, едва ли осознавая суть происходящего, прижал к себе младшего, зарылся лицом в его спутанные кудри и горячо зашептал ему на ухо:

- Ну что ты, мелкий, я же не навсегда уезжаю, я же скоро приеду… ну… - и он хлопал ладонью по спине Глеба, а Глеб глотал слезы, находил его рот и снова тыкался в него сухими обветренными губами. И Вадим не понимал, чего от него хотят, и лишь хлопал брата по спине, не чувствуя, как в штанах Глеба снова разлилось влажное тепло. Младший тут же смутился, соскользнул вниз, вытирая шмыгающий нос о джинсовую куртку брата, и опустил голову.

Вадим звонко чмокнул его в макушку, а через пять минут уже махал ему через пыльное стекло автобуса. Глеб усмехнулся, развернулся на пятках и поковылял домой. Он только сейчас заметил, что ступни его разбиты в кровь.

========== Глава 4. Пинкертон ==========

Юный полицейский

Составляет акт,

Как твоею кровью