Песни публика принимала на ура, но когда сетлист был отыгран, народ все равно потребовал Агату.

- А-ГА-ТА! А-ГА-ТА! – кричала толпа, и Вадим подошел к Снейку.

- Давайте сыграем Вертолет, Опиум и Как на войне. Уважим публику. Глеб, ты как?

Голос его через кожаную маску звучал приглушенно, да и оба устали, кругом слышался громкий визг и вопли фанатов, требовавших Агату. Голос брата младший не узнал. Улыбнулся:

- Соляк на Опиуме сыграешь? Или Валере отдадим.

- Сыграю.

Ковер-вертолет прошел почти как по маслу. На втором куплете Глеб повис на Вадиме, и что-то давно забытое колыхнулось в старшем. Он вдруг понял, как тяжело будет возвращаться домой и вспоминать этот концерт без возможности еще хоть раз сыграть его вместе с младшим. Поэтому в порыве попытался сбросил ладонь Глеба, но тот прижался к нему сбоку еще сильнее и свободной рукой погладил острые шипы маски.

Опиум начался тоже как надо. Вадим скромно терся в стороне, но когда пришла очередь играть соло… его неожиданно прорвало. На несколько секунд он забыл, что это не его концерт, что он не Вадим Самойлов. Он вышел в центр сцены, подошел прямо к ее краю, согнул ноги в коленях и выдал свое обычное соло – с выбрасыванием гитары вверх, безумными танцами и всеми остальными уже привычными атрибутами своего шоу.

- Я же говорила, что это Вадим! – снова послышался голос из первого ряда. – Ва-дим! Ва-дим! Ва-дим!

На этот раз его, казалось, узнала вся толпа. Никто уже не слушал окончания песни, все в едином порыве орали:

- ВА-ДИМ! ВА-ДИМ! ВА-ДИМ!

Глеб мягко улыбнулся, подошел к Вадиму и положил ладонь ему на плечо:

- Ну какой же это Вадим? Это Михаил Горин, продюсер нашего нового альбома.

- Ва-дим! – продолжал неистовствовать зал.

- Сейчас я вам докажу, что это не так. Мих, давай покажем им, кто ты, - и Вадим не успел предотвратить неизбежное.

Пальцы Глеба скользнули ему на затылок, нащупали заклепки, потом потянули вверх за шипы, и публике предстал потный раскрасневшийся с примятыми волосами… Вадим Самойлов собственной персоной.

Вопль восторженной публики сотрясал стены.

- А-ГА-ТА! А-ГА-ТА! А-ГА-ТА! – орали они во все глотки.

Снейк закрыл лицо ладонями, Валера и Стася тихо хихикали, и только Глеб остолбенел, не сводя взгляда с брата, а пальцы его до крови впились в шипы.

*

Вечером братья разошлись по своим спальням, но когда Глеб уже забрался под одеяло, включил ночник и открыл Гофмана, дверь открылась, и в проеме показалась взлохмаченная голова Вадима. Он вошел в комнату – зачем-то на цыпочках – опустился на кровать и положил ладонь на колено брата, поглаживая его через одеяло.

- Ты не соврал мне по поводу выхода?

- Нет, - помотал Глеб головой. – Я лично проверил. Я даже мог бы уйти один и оставить тебя. Если бы захотел.

- Ну хорошо, ладно. Покажешь?

- Покажу, - с готовностью кивнул Глеб. – Только после того, как ты выполнишь обещание.

- Я ничего тебе не обещал.

- Значит, пообещаешь еще, - хитро ухмыльнулся младший. – Тебе же надо в институт. А мне школа не нужна, мне и без нее хорошо.

- Хорошо. Обещаю, - медленно, буквально по слогам произнес старший, - обещаю… сводить тебя завтра на пикник. Погода хорошая, разведем костер, запечем картошку.

Глеб улыбнулся и кивнул. Пикник, значит, пикник.

Мальчишки встали пораньше, и пока Вадим упаковывал в рюкзак продукты, Глеб сгребал разные хозяйственные мелочи – спальники, пледы, спички, фонарики. Палатки в закромах дома не нашлось, решили идти без нее: в этом мире на улице царила летняя жара, на небе не было ни облачка, да и в любой момент можно было добежать до дома.

Когда все было готово и оба рюкзака забиты до отказа, Глеб вдруг побежал в кладовку и вернулся с бутылкой шампанского, протягивая ее брату.

- Глеб, ты очумел? Тебе всего 15, какое шампанское? – взвился Вадим.

- Ну ты выпьешь. Мне в чай плеснешь, я и не почувствую ничего, - настаивал младший, хитро улыбаясь.

И Вадим не устоял, не почувствовал подвоха.

Со сборами мальчишки вышли из дома только к полудню, когда солнце уже вовсю припекало. Вооружившись компасом, они смело побрели вглубь леса. В тени деревьев царила приятно щекочущая кожу прохлада, слух услаждал стрекот кузнечиков и заунывные стоны кукушки. Стволы покачивались и скрипели, в воздухе витал аромат черники и влажных подберезовиков. Под ногами хрустели давно опавшие темные иголки, на солнце поблескивали узоры паутины… Глеб чувствовал себя абсолютно счастливым, бредя рядом с братом в никуда. У него вдруг вырвалось:

О, боже, я и ты – тени у воды –

Шли дорогою мечты, и вот мы сохнем как цветы.

Вадим повернул голову, улыбнулся одними губами и подмигнул младшему.

Подходящую полянку они нашли часа через два, сбросили рюкзаки. Вадим послал Глеба за хворостом, а сам быстро расчистил место для костра, достал пледы, разложил картошку… Когда костер разгорелся, Вадим организовал рогатины и повесил на перекладину нашедшийся в чулане небольшой чайник, бросил в кружки по щепотке чаинок, и оба сели у костра наблюдать за тем, как закипает вода. Глеб нюхал дым, прикрывал глаза и мечтал о том, чтобы остаться здесь навсегда – в стране вечного лета и вечной любви.

- Вадик, давай останемся здесь, - пробормотал он. – Ну и ничего страшного, что гитары нет, мы как-нибудь выкрутимся.

- Глеб, если отсюда есть выход, я все-таки хотел бы вернуться в свой мир. Там, в конце концов, мама, наверное, все глаза уже выплакала.

- Тогда возвращайся один, - насупился вдруг Глеб. – Оставь меня тут, я не хочу туда. Здесь небо всегда голубое, а там оно серое…

- Глебка… - Вадим сжал младшего в своих объятиях. – Разве это жизнь?

- Только это и есть жизнь! – крикнул Глеб. – Я хочу жить так, а не как у нас там в Асбесте! Там ты вернешься к Катьке и никогда больше не посмотришь на меня!

Разливая кипяток по кружкам и услышав этот вопль младшего, Вадим обжегся, охнул и поставил кружки на землю, дуя на покрасневший палец. Он поднял глаза на Глеба, ожидая, что тот бросится ему на помощь, коснется ожога влажным языком, но тот лишь отвернулся, встал и побрел в лес. Вадим вздохнул, тоже поднялся и медленно пошагал вслед за братом, стараясь не упускать его из виду. Глеб шел, не оглядываясь, хотя спиной и чувствовал, что старший идет за ним буквально след в след, а потому не боялся потеряться.

- Глеб, я компас не взял, - тихо позвал Вадим. – Остановись. Давай поговорим.

- Ну и к черту. Лучше умереть от голода здесь, чем снова возвращаться туда.

- Глеб… - Вадим догнал его, схватил за руку и в порыве притянул к себе, целуя в макушку. – Глеб… Я люблю тебя.

- Не любишь, - помотал головой младший. – Иначе остался бы тут со мной. Навсегда. Только со мной.

- Как мы будем музыку писать, а? Ты подумал об этом? А как жить без музыки?

- Давай сбегаем домой за гитарами и снова вернемся сюда. Я знаю как! У меня получится!

- Хорошо, малыш, давай, - не стал спорить Вадим, лишь гладил его по отросшим кудрям и продолжал целовать в макушку.

Глеб развернулся к брату, подставляя под поцелуи заплаканное лицо, и Вадим сжал его в ладонях и впился губами во влажный приоткрытый рот. Глеб всхлипнул и тут же ответил на поцелуй, впуская язык брата, плавясь в его жарких объятиях. Ладони старшего спускались все ниже по спине – к талии, а потом легли на ягодицы Глеба и инстинктивно сжались. Глеб расставил ноги пошире, запрокинул голову и прижался пахом к брату. Солнечные лучи, проникая сквозь густую пелену ветвей и листвы, путались в волосах целующихся братьев, прыгали по их щекам. Глеб развернулся спиной к Вадиму, прижался грудью к дереву и потянул брата за пояс к себе. Вадим охнул и не сопротивлялся, вжал своим телом младшего в шершавый ствол и скользнул прохладными ладонями под футболку. Глеб поспешно расстегнул на себе джинсы и приспустил их вместе с бельем, бесстыдно отставляя ягодицы и касаясь ими паха брата.