- Ну нас же наверняка будут искать! – переполошился Глеб. – Если мы не можем выбраться наружу, это же не значит, что снаружи никто не сможет войти внутрь!
- Будут. Только что-то не ищут пока, - мрачно изрек Вадим и отнес посуду в раковину.
Остаток дня братья вновь потратили на тщетные поиски выхода из дома. Особенно этому занятию с упоением предавался Вадим. Глеб, осознав, что здесь сытно и комфортно, слегка поубавил рвения и ходил за старшим скорее по инерции, чтобы не привлекать излишнего внимания и не отвечать на неудобные вопросы. И лишь когда Вадим сдался и рухнул на постель, Глеб присел рядом и тепло улыбнулся, наблюдая за измученным лицом старшего. Впервые в жизни они так надолго остались абсолютно одни – без свидетелей в виде мамы, друзей, девушек. Без гитар, без пластинок, без телевизора. Без учебников, без всего, что могло бы отвлечь и неизбежно отвлекало их друг от друга. Вадим лежал с закрытыми глазами, дыхание его было ровным и спокойным, а щеки покрылись розоватыми пятнами от недавней гонки по всему дому в поисках выхода. В эти мирные минуты он показался Глебу особенно красивым, хотя на взгляд угловатого подростка с еще неоформившейся сексуальностью, его старший брат и без того был воплощением красоты и всяческих достоинств: хорошо сложенный, стройный, с сильными руками и ловкими пальцами, умело перебиравшими как струны гитары, так и двигатель автомобиля – он вызывал в Глебе неясное волнение, желание чаще быть рядом ну и, разумеется, гордость – за его силу, талант и профессионализм. Густые темные пряди ниспадали на лоб, тень от длинных ресниц легла на совсем еще юношеские щеки с едва пробивавшимся пушком. Пухлые губы… Глеб зажмурился и быстро замотал головой. При мысли о губах брата ему почему-то стало жутко и… горячо во всем теле, а особенно внизу живота - как тогда, когда брат пообещал ему бросить Катьку… Катька! - вспомнил вдруг Глеб и обиженно протянул:
- А ведь ты мне соврал тогда. Ты с ней не расстался.
Вадим поморщился, но глаз не открыл.
- Глеб, это просто секс, ничего серьезного.
- У меня и его еще не было, - с деланной флегматичностью процедил младший.
- Куда тебе в 15-то! Я только в 16 впервые попробовал! – брякнул Вадим и тут же осекся, стукнув себя пальцами по губам.
- Во сколько? – охнул Глеб.
- Ну, мне было 16, ей 15… - раз уж зашел такой разговор, Вадим понимал, что дальше врать бессмысленно.
- Ну и как оно? – в голосе Глеба звучали нотки обиды, хотя в тот миг он и сам не смог бы сказать, за что обижается на брата.
- Как утоление голода, - пожал Вадим плечами. – Процесс необходимый, но придавать ему слишком большого значения все же не стоит.
- Ага! Хорошо не придавать значения голоду, когда продуктов целый холодильник! – вздохнул Глеб.
- Ты на что намекаешь, мелкий? – насторожился Вадим.
- Ни на что, - помотал тот головой. – Просто если мы здесь надолго…
- Правую руку никто не отменял, - усмехнулся старший и рухнул назад на подушку.
Черты Вадима – мужественные, но без толики чисто пацанской топорной грубости, которая так нравилась отчего-то девчонкам – завораживала впечатлительного Глеба. Он видел в старшем неуловимое сходство с самим собой, на первый взгляд, едва заметное глазу: светлый и голубоглазый, хрупкий и ранимый Глеб рядом с кареглазым брюнетом Вадимом, грозой девичьих сердец, смотрелся его полной противоположностью, однако, что-то было в их изгибах, в поворотах головы, в контуре губ и очертаниях плеч, что роднило их и навеки связывало прочной нитью крови. И боли. Боли, которую Глеб в последние месяцы неизменно ощущал при виде старшего.
Он опустился на кровать рядом с братом и, убедившись в том, что тот уже заснул, поднес ладонь к голове Вадима и, не касаясь его пальцами, провел ей буквально в сантиметре от его лица, словно рисуя в воздухе профиль старшего. Скользнул пальцами, едва задевая разметавшиеся по подушке темные пряди, и склонил лицо, нависая над братом, почти касаясь губами его губ. Мерное дыхание старшего теплом разливалось по подбородку и губам Глеба, и он едва сдержался, чтобы не преодолеть этот несчастный один сантиметр, разделявший их губы.
Он не думал, не анализировал свои странные ощущения, не осознавал их неправильность, а лишь плыл по течению того самого «голода», о котором говорил ему Вадим. Голода плоти по плоти, души по душе, крови по крови, брата по брату…
Проснулся Глеб поздно, когда Вадим уже успел позавтракать и вновь принялся простукивать стеновые панели в поисках выхода. Выглянул в окно да так и замер. Повинуясь давнему инстинкту младшего брата, Глеб крикнул во весь голос:
- Вадик! – и лишь в следующую секунду понял, что этого делать не стоило.
- Что? – отозвался брат, подходя ближе.
И хоть Глеб и пытался отнекиваться, мотал головой, убеждая старшего, что ему померещилось, но Вадим бесцеремонно отодвинул его от окна и, увидев собравшуюся там небольшую толпу, в которой узнал мать, соседку, участкового и даже фельдшера скорой помощи, тут же, не раздумывая, заколотил кулаками по стеклу и закричал:
- Мама! Мы здесь! Помогите!
- Вадик, не надо, - бормотал едва слышно Глеб, дергая брата за рукав.
Но тот не слышал. Он ринулся к лестнице, чтобы оказаться поближе к выходу, и Глеб догнал его только у бокового окна возле двери.
- Мы здесь! – заорал Вадим. – Ну же, Глеб, помоги. Надо, чтобы они нас услышали и заметили.
- Не надо, - еще тише произнес Глеб и помотал головой, делая два шага назад.
Вадим по инерции продолжал колотить кулаками в стекло. Но люди, стоявшие прямо возле окна и смотревшие, казалось, прямо на Вадима, не видели и не слышали его. И в ту же секунду до старшего дошел смысл сказанного Глебом.
- Не надо?! Это еще почему?
- Мне здесь нравится, - голова Глеба уткнулась в грудь, уши покраснели.
- Нравится?! Тебе здесь нравится? – Вадим схватил Глеба за шкирку и энергично затряс. – У меня скоро институт, у тебя школа! Нас мама ищет, а тебе здесь нравится!
- А что здесь плохого, Вадик, скажи! Еда есть, кровать есть, делать ничего не надо! Можно целыми днями развлекаться!
- А что потом?! Ты не думал об этом?! Это жизнь каких-то канареек! Подопытных крыс! Кто все это организовал и зачем? Похоже на эксперимент какой-то – как будут вести себя двое, запертые в роскошных условиях тотального безделья? Не перегрызут ли друг другу глотки?
- Не ори, Вадик. Они все равно тебя не слышат, - угрюмо буркнул Глеб.
- Меня просто поражает твое спокойствие! Что за тунеядец растет в нашей семье! – Вадим схватил Глеба за грудки. – А ну помогай мне звать маму и участкового!
Вадим раскраснелся, волосы его растрепались, из широкого выреза футболки виднелся небольшой участок груди, покрытой тонкими темными волосками… Сердце Глеба забилось сильнее от прикосновения цепких пальцев брата. Вадим в ярости приблизил лицо к младшему, и Глеб, не отдавая себе отчета в своих действиях, шумно выдохнул и коснулся губами распахнутых влажных губ старшего – неумело и робко. А потом зажмурился, не отнимая губ, и вцепился в плечи Вадима, зная, что если тот отпустит его футболку, от слабости в ногах он тут же рухнет на пол, как тряпичная кукла.
========== 6. ==========
На плите уютно булькала кастрюля с картошкой, Женя с Валерой резали ветчину и раскладывали ее по тарелкам, и лишь наблюдатель сидел, сжав пальцами виски, пытаясь вспомнить хоть что-то из своего прошлого. Почему-то только после вопроса Жени о том, как его зовут, он вдруг осознал, что не помнит ни имени своего, ни своей прошлой жизни до момента… когда объявили о комете? Или чуть раньше? Он пришел в квартиру, послушал новости про комету, получил в директ ссылку на видео… Стоп! Вот же оно!
- Почему ты сказал давеча, что я вовсе не Гена? – дернул он за локоть Женю. – Что ты знаешь обо всем этом?
- Ну о твоем состоянии немного догадываюсь, - вздохнул Женя. – Потому что и сам испытываю нечто похожее. Сказать по правде, то, что я Женя, я узнал из собственного паспорта в рюкзаке… Так бы я мучился так же, как и ты. У тебя паспорт с собой?