Правда, Брай все же медленно, но верно шел на поправку. С каждым днем взгляд его становился все более ясным, мысли обретали четкость, рука - уверенность. Он попросил нас принести ему гитару и периодически наигрывал на ней мелодии. И вот как-то раз, примерно через неделю, мы пришли посетить его, Родж как обычно не покидал своего боевого поста в кресле, а Брай играл что-то в битловском стиле и напевал себе под нос:
- Don’t you hear my call, though you’re many years away, don’t you hear me calling you…
Родж задумчиво постукивал пальцами по подлокотнику, Бри пел, прикрыв глаза… ну чисто идиллия.
- Я тоже одну вещицу придумал. Показать тебе хочу, - произнес Фред, подходя к Мэю и беря его за руку. Но это когда выздоровеешь. Там все так сложно, без твоей помощи мне точно не обойтись.
Бри тепло улыбнулся, и между ними побежала знакомая только им двоим творческая искра. Искра, всегда заставлявшая меня безумно ревновать. Близился день свадьбы, Вероника сообщила, что уже купила кольца. Был заказан ресторан, выбраны машины, а я смотрел на Фредди, увлеченно обсуждавшего с Браем новую песню последнего, и чувствовал, что подыхаю от ревности. В ту секунду я жалел, что не отдался ему, что не настоял. Время шло, неумолимо утекало сквозь пальцы, и после свадьбы я уже точно не найду в себе смелости на что-то решиться, да и сам Фредди станет еще строже. Оставалось всего каких-то чертовых два месяца, и мы тратили их впустую на бесконечные обсуждения здоровья Брая, планирование новых концертов взамен пропущенных… И самым обидным при этом было то, что свою новую концептуальную и сложную вещь Фредди намеревался показать только Бри, только его помощью желал воспользоваться, только его совета ждал. Умом я понимал, что я вряд ли чем-то смогу помочь ему, Бри для Фреда был незаменим как соавтор, но тем сильнее меня жгло осознание того, как нелепо судьба распоряжается нами. Леннон был с Маккартни, не с Харрисоном. Они дружили, они сочиняли и, поговаривают, даже спали вместе, а у нас все было шиворот-навыворот. Дружил Фред с Роджем, сочинял с Бри, а я… кем ему приходился я? Этот вопрос с каждым днем все сильнее жег мой разум, доведя, в конце концов, меня до полного исступления.
В тот момент в палате, наблюдая за шушуканием Фреда с Бри, я почувствовал, как во мне что-то треснуло, и из пролома наружу начало рваться что-то неукротимое, губы сами забормотали:
- I’ve been with you such a long time, you’re my sunshine, and I want you to know that my feelings are true, - на какую-то полупопсовую мелодию.
И я, наскоро извинившись, ринулся назад в гостиницу подбирать слова дальше, пока они лились из меня потоком. Песня была закончена буквально за час, я и сам не заметил, как она родилась. Вместо обиды, в ней сквозила радость и какая-то совершенно сумасшедшая любовь. Да и на Фредди ли мне было обижаться? Он наполнил меня собой всего без остатка, и если бы он только знал тогда, что и Misfire тоже была о нем, не о Веронике, как мне спешно пришлось отбрехиваться от подозрительных вопросов Тейлора.
Your gun is loaded, and pointing my way
There’s only one bullet, so don’t delay
Got to time it right, fire me through the night
Разве такое пишут о женщине?
Фред вернулся через полчаса, когда я уже задремал в обнимку с гитарой. Взял ее у меня из рук и забренчал, подглядывая в листок, валявшийся тут же на смятом покрывале. Я вздрогнул, открыл глаза. Его босая ступня стояла на кровати, едва касаясь моего бедра, и он напевал:
- Oh you make me live now honey, you’re the best friend that I ever had. In rain or sunshine you’ve stood by me girl…
- О, - он отбросил гитару, - Вероника дождалась-таки своей оды?
Я отодвинулся от края кровати и тяжело сглотнул. Но Фредди продолжал наступать, запрыгнув на кровать и загоняя меня все дальше к спинке. Он широко расставил ноги, наклонился, уперся ладонями в колени и насмешливо посмотрел мне в лицо:
- А я уже и фрак для вашей свадьбы выбрал. Ты ей спел сей шедевр? Обрадовал свою ненаглядную?
- Да я только что ее написал, - отчего-то дрожавшим голосом выдавил я.
- А, может быть, вместо girl тут должно было бы стоять boy, а? – и Фредди хитро прищурил один глаз.
- Чего ты от меня хочешь? – взмолился я.
- Да ничего, Дики, - улыбка вмиг слетела с его лица. - Я промахиваюсь раз за разом, хоть ты и просил меня этого не делать. Осечка за осечкой. И я понятия не имею, как сделать так, чтобы все были счастливы - и ты, и Вероника твоя, и я, и все остальные…
- А, может, не надо пытаться осчастливить всех сразу? Может, достаточно доставить счастье хотя бы самому себе, а? - я подполз к нему, зажал край его футболки в кулаке и потянул Фреда на себя.
Он усмехнулся уголком губ и отстранился.
- Думаю, она будет с тобой счастлива. Я спою ее как надо, Дики. Спою так, что у нее не возникнет ни малейшего сомнения, что это о ней. Только хоть мне-то признайся, а, - он приблизил ко мне лицо так, что я буквально ощутил на щеках его горячее дыхание. - О ком эта чертова песня? А, Дики? - его пальцы скользнули к моему паху, где все уже твердело и полыхало. - Ну так?
- Да, - шумно выдохнул я и убрал его руку. Отрицать не было никакого смысла. Он видел мои глаза, он видел, что прежде чем написать на листке girl, я нечаянно вывел сначала b, потом зачеркнул ее, но от дотошного взгляда Фредди это не ускользнуло.
Наверное, я ждал в тот момент, что после моих откровений он возьмет да и споет мне ту таинственную песню, которую собирался показать одному только Мэю, но он лишь покачал головой.
- Я не могу быть твоим другом, Дики. Тем более лучшим.
Бри выписали еще через неделю. Слабого, бледного, но вполне в приемлемом состоянии, чтобы лететь обратно в Англию. Родж не отходил от него ни на шаг, хватал за локоть, служил едва ли не тростью и собакой-поводырем в одном лице. Мы с Фредом даже поверили в установившийся в нашей группе хрупкий мир, достигнутый, как это ни странно, этой дурацкой болезнью. Родж настаивал, что он должен переехать к Мэю на несколько дней – помочь ему с хозяйством, но тот категорически отказался, и переспорить его не смог даже блондинка.
И жизнь вновь потекла своим чередом. Мы потихоньку готовились к свадьбе. Фред обещал обязательно использовать мою новую песню в альбоме, но в этот период мы почти не виделись, и я даже был этому рад. Я успокоился и немного пришел в себя. Брай набирался сил дома. Чем занимался в тот период Родж – одному богу ведомо. Фред позвонил мне спустя две недели после нашего возвращения и восторженно заорал в трубку:
- Мы придумали! Мы с Бри все придумали! Срочно приезжай в студию и Роджа вызвони, вы должны это слышать! – в груди снова неприятно кольнуло осознанием того, что они там вдвоем опять занимались чем-то, касающимся только их двоих – таинством великого творчества, куда нам с беднягой Тейлором хода не было.
Я тут же набрал ему и вкратце обрисовал ситуацию. Тот лишь мрачно буркнул нечто невразумительное и пообещал вскоре подъехать.
Я прибыл в студию раньше Роджа, Фред и Бри о чем-то шушукались возле фортепиано, оба едва заметно кивнули мне и продолжили шушукаться. Тейлор подтянулся минут через пятнадцать, и тогда Фредди торжественно объявил:
- Богемская Рапсодия! Смертельный номер! Исполняется впервые! Маэстро! – и он кивнул Браю.
Родж привалился к стене, скрестил на груди руки, на лице его застыло выражение скептицизма в смеси с презрением, а в глазах сквозили разочарование и…печаль?
Фредди запел. Я мог слушать этот голос бесконечно, он пробирал меня до ядер моих молекул, он расплетал мои цепи ДНК, он становился моей сутью, и я не мог долго ревновать и обижаться, он ведь и сам сказал мне: он мне не друг. Тем более не лучший. Так чего же мне злиться на него. Он мой бог, не больше, но и не меньше.
Бри выглядел уже совсем здоровым и окрепшим, за всю песню он не бросил на ударника ни единого взгляда, но и Родж лишь полоснул по нему ледяными голубыми безднами и тут же уставился в окно.
