— Здравствуй, Харлоу. Как проходит неделя?

— Здравствуйте, доктор Голдберг. Хорошо. Я чувствую себя нормально.

— Как ты спишь?

— Не так уж плохо, но пока принимаю лекарства. Ночь или две пропустила, поняла, что они мне не нужны, и проспала целых шесть часов.

— Хорошо, хорошо. Рад слышать это. Ты получала ответы по вакансиям в какой-либо из школ, на которые претендовала?

Как бы мне хотелось сказать ему «да», но не могу, и это расстраивает меня.

— Нет, пока нет, но я не переживаю по этому поводу, немного встревожена.

— Ты беспокоишься только из-за ситуации с работой или волнуешься из-за других вещей?

Я смотрю на воду, она достаточно далеко от меня, чтобы вызывать тревогу, и рассказываю про то, как держала ноги в воде и про инцидент с Крузом. Что покоряю свой страх. И доктору Голдберг, похоже, приятно это слышать.

— Думаю, ты делаешь большие успехи, Харлоу. Теперь об этом друге, о котором ты так часто рассказываешь. Его зовут Круз? Полицейский?

— Да. А что насчет него?

— Ну, ты говорила, что в начале лета была готова уйти из-за его выходки, что тебе было некомфортно жить с ним рядом из-за того, что произошло между вами прошлым летом.

Да, я рассказала доктору Голдбергу о Крузе. О той ночи, когда мы были вместе. Тот, чье имя мы не называем, был там и целовался с девушкой. У меня была встреча с психотерапевтом несколько дней спустя, поэтому я рассказала ему, что натворила. Мне пришлось вытащить это из себя и обсудить с ним, что, оглядываясь назад, было самым настоящим подвигом, учитывая, что я не была заперта где-то в своей комнате, качаясь из стороны в сторону, словно пациент психбольницы.

— Правильно, и хотите — верьте, хотите — нет, но у нас установилось что-то похожее на дружеские отношения.

— Я рад это слышать.

Единственное, что так удивляет меня в течение этого лета, те отношения, которые установились у нас с Крузом. У меня никогда не было друзей-парней, кроме Кроу, но он мой брат и один из моих лучших друзей. Тем не менее, чем больше времени я провожу с Крузом, тем больше он становится похожим на… не знаю, какое слово лучше использовать, чтобы описать его… назовем его человеком?

Я рассказываю доктору Голдбергу обо всем этом и уверена, что он все записывает, делает заметки и просто слушает меня.

— И он знает о том, что произошло, и о нем?

О, Боже, надеюсь, Круз никогда ничего не узнает.

— Нет. В курсе только мой брат и Уиллоу.

И я ничего ему не скажу.

— Знаешь, Харлоу. Из того, что ты рассказала, мне стало ясно, что этот молодой человек положительно влияет на тебя. У тебя меняется голос, когда ты говоришь о нем. Знаю, что у вас сложилась непростая ситуация поначалу, но иногда те, от кого мы меньше всего этого ожидаем, открывают нам новые образы мышления, новые знания. Есть те, с кем нам комфортно открываться и с кем приятно беседовать, чувствуя мир и покой. Это в своем роде терапия.

Возможно, доктор Голдберг прав.

Наши беседы великолепны. Мы отлично понимает характеры друг друга. Я не слишком разговорчива, особенно когда плохое настроение, но по каким-то странным причинам, за гранью моего понимания, когда я себя так чувствую, Круз всегда рядом, достает меня и смешит.

— Вероятно, Вы правы, доктор Голдберг. Я чувствую, что раскрываюсь с ним. Обычно так с парнями не делаю. Хочу сказать, что с Кроу по-другому, но все же я не знаю, как это помогает мне.

— Это психология, поэтому не известно. Этот человек не знает, что с тобой случилось, не может осудить тебя. Ты говоришь, что он слушает тебя. Он знает о твоей мечте стать учителем, о том, как сильно ты трудилась для этого. Знает о твоей семье, о ее истории, поэтому просто разговоры с ним о случайных, ежедневных событиях или вещах из прошлого, напрямую не связанных с тем, почему ты общаешься со мной, — это лечение.

Я сижу на пляже, слушаю, как волны бьются о берег. Солнце светит в глаза, и я закрываю их, делаю глубокий вдох и думаю обо всем этом. Думаю о том, через что прошла. Что «он» сделал со мной. Снизил мою самооценку, заставив думать, что я недостаточно хороша, и иногда мне кажется, что он прав. Но в последнее время бывают моменты рядом с Крузом, когда он может заставить меня чувствовать, что я прекрасна.

Моя беседа с доктором Голдбергом продолжается еще немного. Он говорит, что я не нуждаюсь в лекарствах, и он думает, что делаю большие успехи. Доктор обсудит со мной это после праздника, но поощряет меня наслаждаться новой дружбой с Крузом.

***

Мы по-прежнему продолжаем наш маленький утренний ритуал, когда Круз не идет спать после длинной смены. Мы сидим на причале, попивая кофе, иногда глядя на рассвет и разговаривая. Я даже болтаю ногами в воде, если у меня есть настроение. Это для меня своего рода терапия. В такие моменты распространяется спокойствие, я начинаю чувствовать внутри себя умиротворение, несмотря на то, что не плаваю. Это и комбинация наших с Крузом утренних разговоров. Он почти как доктор Голдберг. Как будто я нахожусь на сеансе, но теперь это тот парень, с которым живу рядом, с кем занималась сексом год назад, не зная его.

Господи, я сделала это, не зная его.

Иногда это просачивается в мой мозг, и я не могу его отключить. Никогда не была особо сексуальным существом. Только будучи с одним человеком, кроме Круза, а так вы можете так называть меня… совершенно неопытной.

Но той ночью я была другим человеком. Я была раскована, похотлива, даже алчна. Даже просачивалась моя доминантная сторона. Действия, которые я не могу вернуть, даже если попытаюсь, и время от времени Круз напоминает мне об этом.

Кроу приезжает сегодня на несколько дней. Мы собираемся вечером в новое место в бухте, «Лодочную станцию», где люди могут на своих суднах подплыть к причалу, припарковаться и зайти в бар.

Блаженное утреннее солнце теплое и приветливое на моем лице. Крики чаек — это музыка лучше для моих ушей, чем любая песня на радио.

— С добрым утром, Репка.

Я поворачиваюсь, чтобы увидеть, что Круз все еще в форме после работы.

Пялюсь на него, нервно сглатывая. Возникшее где-то в глубине меня чувство необычно. К тому же, оно стало часто появляться по непонятным мне причинам.

Одежда. Это всего лишь одежда.

Синий — явно его оттенок. Он подчеркивает цвет роскошных глаз.

Я игнорирую это ощущение:

— И тебе доброе, или лучше пожелать спокойной ночи?

Он смеется и делает глоток кофе:

— Спокойной ночи, точно. Я только вернулся. Была занятная ночка. Два вызова на драки в баре, одну дома, и куча дерьмовой бумажной волокиты.

Бедняга. Круз выглядит уставшим. Он упорно трудится, пытаясь доказать, что заслуживает того, чтобы участок, на котором он работает, нанял его на постоянной основе.

— Тогда почему ты здесь, раз так сильно устал?

Он пожимает плечами:

— Это наше личное, вот почему. Не хотелось пропустить.

Хорошо.

— Ну и когда приезжает твой брат?

— Около десяти. Сегодня вечером мы отправляемся в новое место в бухте. Ты пойдешь?

Он кивает и встает, потянувшись, и начинает расстегивать свою форменную рубашку.

Подождите. Какого… Э..?

Круз начинает ее снимать. Плотная белая майка подчеркивает идеальную форму его тела. Я вижу рельефность мышц живота и татуированных рук, вздымающуюся накаченную грудь. Круз полностью избавляется от майки, но мой мозг обрабатывает это, как методичное действие, медленно открывая тело сантиметр за сантиметром.

Внезапно я очухиваюсь от своей заторможенности, когда он швыряет рубашку, которую только что снял, мне в лицо.

— Эй! — я бросаю ее обратно.

— Было похоже, что ты уснула, или что-то вроде того… Пришлось разбудить. У тебя был такой странный взгляд.

Мои мысли возвращаются к тому, что он идиот. Я не делала странное лицо. Просто мои мысли ненадолго замедлились.

— Я в порядке. Устала, наверное. Плохо спала ночью.

Он смотрит на меня с любопытством: