Насыщенность сочинения цитатами из источников разных видов является существенной особенностью публикуемого текста, придавая ему дополнительную ценность. Точность цитирования Элфинстоном документов была проверена не только по бумагам его коллекции, но и по архивным подлинникам в различных фондах, так что вполне можно говорить о честности и скрупулезности автора «Повествования» в передаче информации.

Примечательно также то, что при редактировании своего текста Элфинстон не исправлял первых, сделанных по незнанию ошибок (например, при написании имени Чернышева или порта Кронштадт); он не менял и характеристик своих знакомых, которые в начале повествования могли быть положительными, а затем отрицательными. Такая, судя по всему, намеренная авторская стратегия и противоречивость суждений роднят текст «Повествования» с дневником, хотя автор не переставал вносить в свое сочинение комментарии и исправления через годы после описываемых событий.

Оригинальность и исключительная ценность издаваемого источника заключаются и в том, что его писал командующий эскадрой, не только человек самостоятельных суждений, но и стратег, планировавший крупные операции.

Наконец, иностранец Элфинстон порой видит и отмечает особенности поведения, быта, общения российских моряков, которые для русских мемуаристов были обыденными и не считались достойными упоминания.

Рассчитывал ли Джон Элфинстон, создавая свое сочинение, что оно будет опубликовано? Можно предположить, что за время создания труда, вероятно с лета 1771 до 1782 г., он неоднократно менял свое решение на этот счет. То, что Джон Элфинстон писал свои критические мемуары, не составляло секрета для его современников, и появления свидетельств обиженного контр-адмирала ждали заинтересованные читатели и в России, и на Западе. Элфинстон признается, что к написанию сочинения в июле 1771 г. его подтолкнул собственный секретарь Джонсон Ньюман, который в надежде выслужиться перед вице-президентом Адмиралтейств-коллегии графом И. Г. Чернышевым хотел передать тому критические заметки контр-адмирала. Ньюман, судя по всему, был первым читателем начала «Повествования». Однако замысел Ньюмана Элфинстону удалось разгадать, секретарь был окончательно изгнан из дома контр-адмирала, а Чернышев желаемого текста не получил. Вместе с тем возможность поведать о своих переживаниях придала силы Элфинстону в трудные месяцы его пребывания в Петербурге в ожидании военного суда и отставки.

Летом 1771 г. о злоключениях Элфинстона узнал и британский посол лорд Каткарт, самый близкий в это время человек для Элфинстона в Петербурге. Впрочем, что-то знали и французские дипломаты. В августе 1771 г. французский посланник в России Сабатье де Кабр доносил в Париж о некоем «энергичном» и «обстоятельном мемуаре» Элфинстона50. Позднее в апреле 1776 г. и Корберон довольно подробно изложил мнение Элфинстона относительно упущенной возможности взятия Дарданелл и самого Константинополя (предположительно, Корберон мог узнать подробности от хорошо знакомого ему графа Андрея Кирилловича Разумовского, до осени 1770 г. находившегося при Элфинстоне, или от некоего упоминаемого им Перро)51. Что-то о конфликте Элфинстона с А. Г. Орловым пересказывали и Клоду Карломану де Рюльеру52. В 1772 г. о существовании «Повествования» Элфинстона было объявлено в печати: вышедшее в Лондоне воспоминание британских участников Архипелагской экспедиции заканчивалось сообщением, что контр-адмирал Элфинстон скоро опубликует свои мемуары53.

Слухи о сочинении Элфинстона доходили и до императрицы, которая просила графа Панина по возможности предотвратить распространение труда своего бывшего контр-адмирала.

Между тем до середины 1770‐х гг. Элфинстон не спешил с публикацией своего «Повествования» и дописывал его в ожидании момента, когда в России после окончания войны с турками произойдет распределение наградных и призовых денег за Архипелагскую экспедицию. Это случилось только в 1776 г., и хотя Элфинстон и его сыновья не были обойдены монаршими милостями, сумма в 6 тыс. рублей контр-адмиралу и в 600 рублей его сыновьям показалась Элфинстону несправедливой. В 1782 г. он попробовал в очередной раз получить средства от Российской империи и 4 июля 1782 г. направил письмо, в котором, «согласно Уставу Петра Великого», сообщал о желании получить пенсию в России и, забыв былые обиды, был даже готов ради этого вернуться в Санкт-Петербург54. В письме И. Г. Чернышеву Элфинстон опять пригрозил в случае отказа опубликовать свое сочинение, но, получив отказ, все-таки не исполнил угрозы. «Повествование» лежало неизданным, может быть, потому, что вместо отца в Россию в 1783 г. отправился служить его сын Самьюэл. А через два года Джон Элфинстон скончался.

Таким образом, защищая себя и свою честь, контр-адмирал российского Императорского флота британец Джон Элфинстон создал ценный исторический документ, отличающийся скрупулезной фиксацией деталей и серьезной осведомленностью автора, сообщавшего немало новых сведений, которые историкам еще предстоит проанализировать и осмыслить.

Очевидно одно: когда императрица Екатерина II в 1773 г. написала графу Н. И. Панину о том, что «нет ничего легче, как опровергнуть этот мемуар [Элфинстона]» (слова, вынесенные нами в эпиграф), она недооценила автора «Повествования» и, возможно, рассудив, насколько информированным был ее бывший контр-адмирал, все-таки распорядилась заплатить некоторые английские долги по претензиям мемуариста, сочтя, что опубликование сочинения Элфинстона будет иметь неприятные последствия для российско-британских отношений55.

Предлагаемая Элфинстоном версия истории Архипелагской экспедиции за 1769 и особенно за 1770 г. значительно разнится с героическим повествованием, которое доходило до императрицы Екатерины II в посланиях и личных сообщениях графа А. Г. Орлова56, в реляциях других ее командиров, в которых каждый стремился оправдать свои действия, свалить на других вину за неудачи или преувеличить свой героизм57. Им императрица склонна была доверять больше, чем нанятому в Лондоне иностранцу, критиковавшему ее военачальников и флотоводцев. Впрочем, в дальнейшем отечественные историки, писавшие об Архипелагской экспедиции, хотя и получили доступ к той информации, которую императрица могла и не знать (к архивам канцелярий командующих, к судовым журналам, к запискам и мемуарам участников), в силу разных причин58 следовали во многом этому своего рода «героическому канону» в интерпретации событий и характеристике действующих лиц. Более всего менялась за два века изучения, пожалуй, только оценка роли А. Г. Орлова: в советской историографии лавры главного виновника побед чаще отдавались не вельможному графу, а долго служившему адмиралу Г. А. Спиридову59; ныне же вновь лавры возвращаются Орлову-Чесменскому60.

Джону Элфинстону во всех отечественных сочинениях об Архипелагской экспедиции обычно отводится весьма скромная роль: отмечается его ссора со Спиридовым, заставившая Орлова взять на себя общее командование обеими эскадрами, подняв кайзер-флаг (гюйс генерал-адмирала или главнокомандующего флотом), осуждается «авантюрная» попытка в одиночку дать бой при Наполи ди Романия, замалчивается его участие в Чесменской битве, но почти всегда говорится о том, что на Элфинстоне лежит вина за потерю корабля «Святослав» и за прорыв турецкого сикурса (подкрепления) на Лемнос, что и привело к его отставке.