Как-то в лагере появился поляк, бежавший из Вильно уже после вступления туда Наполеона. Все бросились к этому поляку спросить о неприятеле. Побежал и поручик Свиридов. Он пропадал больше часа, а когда вернулся, Кульнев спросил его:

- Было что послушать?

- Если этот поляк не лжет, его рассказ достоин пера сочинителей, отвечал поручик, довольный своей "вылазкой".

Как рассказывал поляк, Наполеон вошел в Вильно с авангардом своей армии буквально через час после ухода русских, когда еще горел возле города мост, подожженный отступавшими войсками. Подъехав к мосту, Наполеон слез с коня, сел на складной стул и стал ждать, когда в городе подготовят для него помещение. Вскоре к нему явились местные польские дворяне. Они шумно приветствовали французского императора, называя его спасителем и отцом польского отечества. Наполеон стал спрашивать, почему, по их мнению, русские не дали ему сражения и где они предполагают остановиться. Дворяне ничего толком не знали, сказали только, что в русской армии около 300 тысяч человек. Наполеон на это усмехнулся и заметил, что у него есть более точные сведения о численности русских войск.

После этого разговора Наполеон поехал отдыхать. Он разместился в том же доме, где до него жил русский император.

- Хотелось бы посмотреть, какой из себя этот завоеватель, - промолвил Кульнев, выслушав сообщение адъютанта. - Впрочем, Бог даст, встретимся!..

15 июля Кульнева неожиданно вызвали к начальству. Его ждали до самого вечера. Он появился взбодренным, словно бы помолодевшим. Сказал с ходу:

- Сматывай, братцы, манатки, уходим!

- Куда?

- Подальше от этой мышеловки. - И уже в палатке доверительно сообщил: - Нашему корпусу под начальством графа Витгенштейна приказано прикрывать дорогу на Петербург. Мне поручено командовать сего корпуса авангардом.

На другой день русские войска со всем обозом выступили из Дриссы и возобновили отступление. Барклай-де-Толли с главной армией направился через Полоцк к Витебску, а 25-тысячный корпус графа Витгенштейна повернул на северо-восток, чтобы заслонить противнику дорогу к столице Российской империи.

* * *

Русская армия отступала в глубь России. Основная масса солдат и офицеров с начала войны еще не видела, как выглядит противник, и потому на первых порах поспешное отступление некоторым представлялось хитроумным маневром, имеющим целью заманить противника в такое место, где можно было бы покончить с ним одним сокрушительным ударом. Но "маневр" подозрительно затягивался, и среди солдат начался ропот. Пошли слухи об изменах. Солдаты на чем свет стоит костерили немецких генералов, которым государь вверил их судьбу, судьбу России. Но теперь главной мишенью злословья был уже не Фуль. Теперь больше всех доставалось Барклаю-де-Толли, оставшемуся после отъезда императора в Москву самым главным над армией. С чьей-то легкой руки к нему прилепили прозвище "Болтай да и только", и теперь даже сами господа офицеры за глаза называли командующего не иначе как только этим прозвищем.

Да что офицеры! Даже многие генералы неистовствовали против командующего. Багратион, командующий Второй армией, писал начальнику штаба Первой армии генералу Ермолову: "Стыдно носить мундир, ей-богу, я болен... Что за дурак!.. Министр Барклай сам бежит, а мне приказывает всю Россию защищать. Пригнали нас на границу, растыкали, как шашки, стояли, рот разиня, загадили всю границу и побежали... Признаюсь, мне все омерзело так, что с ума схожу... Прощай, Христос с вами, а я зипун надену..." Багратион грозился бросить "опозоренный" Барклаем русский мундир и уйти в отставку.

Гнев на командующего был, однако, напрасен. Барклай отступал, потому что не мог не отступать. Он боялся потерять армию, он хотел сохранить ее до того часа, когда можно было бы вступить в сражение без риска быть полностью уничтоженным. Пока же двойное превосходство в силах. В распоряжении Наполеона была полумиллионная, хорошо вооруженная армия. Он не оставлял русским никаких надежд на победу в генеральном сражении.

В то время как главная армия во главе с Барклаем отступала к Витебску, генерал Витгенштейн, имея под своим началом 25 тысяч человек, суетился у берегов Западной Двины, выискивая удобные позиции для обороны. Наполеон направил против него маршала Удино, у которого было 28 тысяч человек. По замыслу Наполеона, Удино должен был соединиться с 32-тысячным корпусом Макдональда, осаждавшим Ригу, обойти Витгенштейна с севера, отбросить его к югу и таким образом открыть себе дорогу на Петербург.

Витгенштейн, как полководец весьма посредственный, о намерениях неприятеля, конечно, не знал, но он знал, что нельзя пропустить неприятеля к столице и надобно драться не на жизнь, а на смерть. Потому-то он и искал с таким усердием позицию для будущего сражения. Наконец он остановился между Клястицами и Якубовом, выдвинув вперед, на случай внезапного нападения противника, авангард под начальством генерала Кульнева.

Кульнев не спал уже несколько суток. К тому же при отступлении из Дриссы затерялась повозка с его личными припасами, и он вынужден был питаться из солдатского котла. А в солдатском котле было не очень густо. По чьей-то вине в снабжении войск продовольствием образовались большие перебои. Не хватало не только круп, даже хлеб привозили через день, а то и два. А о мясе и говорить нечего.

Однажды Кульнев вспомнил:

- Братцы, а ведь у меня недалеко отсюда брат живет! И как я только мог про него забыть? Свиридов, собирайся в дорогу.

Он тотчас написал брату записку, в которой, извещая о своем положении, просил его прислать "водочки и кусок хлеба подкрепить желудок". Было девять утра, когда Свиридов поскакал с этой запиской в дорогу, а вечером он был уже снова в лагере, доставив от брата генералу порядочное количество хлеба, ветчины, вяленой рыбы и водки. Кульнев повеселел и тотчас принялся готовить ужин.

- Зовите офицеров, - приказал он адъютантам, - только пусть каждый идет со своим прибором, у меня только один.

Ужин получился на славу. Не ужин, а настоящий пир. Хозяин сумел приготовить все самым наилучшим образом. Все были в восхищении. Пили, ели, шутили, распевали песни... К концу ужина на скатерти, расстеленной прямо на траве, не осталось ни кусочка ветчины или рыбы, ни капельки водки - все было съедено и выпито. Впору еще раз посылай к брату.