«С нового года, с Петра-полукорма…» С нового года, с Петра-полукорма, Щедро укрытый снежной периной, День наполняется светом упорно, Мало-помалу, на скок воробьиный. И хотя в доме полный достаток, Словно бы с неба просыпалась манна, Надо б ревизию сделать до святок: Съедено будет на святки немало. Вот он – копчёный окорок в ларе, В подполе лук и картофель горою. Главное – чтоб ничего не украли, Дом не спалили тёмной порою. Вор-воробей, не шали и не суйся! Жить надо миром, жить надо ладом. День прибавляется, куры несутся… Господи Боже, ну что ещё надо? Хозяин Вечер после семи. Густо падает снег. Дома, в кругу семьи, Блажен, сидит человек. Весь он заплыл, огруз, Но – обихожен дом. Вино на столе и гусь, С яблоками притом. Что там: стук в ворота? Пес на луну завыл? Не прожевав, уста Шепчут: «Пошли все вы!» Глянул: девятый час. Выйдя на зов чужой, Бросил команду «Фас!» Псине смертельно злой. Справив нужду в углу, Снежной тропинки сбочь, В Бога и мать ругнул Поздних гостей и ночь. «Лето дышит на ладан…» Лето дышит на ладан. Студит ветер зарю. Лишь бы миром и ладом Август шел к сентябрю. Рос холодных испили Там, где стынет ручей, И пустырник, и пижма, И колючий репей. Он цепляет брючину Зло обвил его вьюн. Словно чует кончину И дыхание вьюг. Что, подруга, печальна? Стылый ветер не мил? Мир не я изначально, А Господь сотворил. Знаю, улицей нашей День-другой – и всерьез Рыжей белкой запляшет Лист осин и берёз. О печальном, о вечном Твоя строгая речь. Но советом сердечным Не спеши пренебречь. И пока не в уроне Эта ясная высь, Ты со мной, как иконе, Сентябрю поклонись. «Голос первых вьюг…» Голос первых вьюг — Неизбывный плач. Голо всё вокруг. Горечи не прячь. Прочь её мети, Злую, за порог. Краткому пути Подведи итог. Недругов не счесть, Ссор, обид и бед. Если счастье есть, Что же его нет? В золоте кудрей Что это за нить? Надо бы мудрей, Как-то проще жить. Слово – пустота. Истина проста, Ибо простота Хуже воровства. Может быть, от дум, Горя от ума, Твой остудит ум Вьюжная зима… «Не пойму я: что с нами делается…» Не пойму я: что с нами делается? В тёмной злобе, душой болея, Кто-то вырвал с корнями деревце, Что выхаживал я, лелея. Вновь, упрям, я сажаю семечко И боюсь за судьбу росточка. Ах, не время сейчас, а времечко, Коль отсчёта затёрта точка. Разувериться ли, поверить ли? От кого это всё зависит?.. В жутком хаосе, в круговертии Есть глубины свои и выси. Вешки свалены; по метели мы, В коей слышится хохот беса, Подойдём с какими критериями Осуждать итоги прогресса, Коль – само собой разумеется! — В пору смут и слепых поветрий Можно верующему разувериться И неверующему поверить?.. Мне и те и другие встретились, Но без веры тяжко, как видно. А считать себя только третьим лишь, То есть лишним, всегда обидно. Но пробился сквозь пласт загаженный, Рвётся ввысь, к земле не склонённый, Мною ради добра посаженный Символ веры – росток зелёный. «Сентябрь. И рождаются строчки…» Сентябрь. И рождаются строчки, Обычные строчки, Что дни всё короче, короче, Прохладней денёчки. А дней нам отпущено сколько, То знает Всевышний… О, сколько на панцирных койках Задумано виршей В общаге, кирпичной халупе В столице России!.. И мели встречались, и глуби, И тёмные силы. О юность! Стихи на бумаге Не ведали грусти. Мы в гости, набравшись отваги, Ходили к Августе, К той самой, любови поэта, К есенинской музе. А было, ты помнишь, всё это Ещё при Союзе. «Далёкие, милые были…» Туманные дали… И книги у нас выходили, А книги читали. Поэтам платили неплохо За каждую строчку… Иная сегодня эпоха. Но ставить ли точку? О нет, мы с тобою не бросим Занятие это. Идёт по Касимову осень, Волнует поэта, Тревожит душевные раны, И в пасмурный вечер С берёзы летят гонорары Поэту навстречу. |
