«Ты на фото широкобров…» Ты на фото широкобров. Молод, статен сидишь и брав. С острой шашкою вид суров И, похоже, слегка лукав. Ты всё праздничное надел. На плече — ладошка жены… Знаю, кузницы ты имел — Вон как руки обожжены! Срок начертан любой судьбе. В срок любой поржавеет гвоздь… Дед зажиточный голытьбе Был, конечно, как в горле кость. Дверь открыли они рывком, В спальню хлынули наугад. «С бабой тешишься? Сам ревком За тобою послал нас, гад!» Сапожищем по морде – хрясть! Гости были навеселе. «Что не нравится наша власть, О тебе гутарят в селе». «Ненавижу вас, сволочных! На добро не идут со злом…» Бьют прикладом его под дых, Вяжут руки тугим узлом. Сволокли они деда в лог. «Пли, ребята!» – короткий сказ. Одну пулю загнали в бок, А одну аккурат меж глаз… Ныне сам я не без морщин И здоровье уже не то… Где, каких посреди лощин Ты покоишься, скажет кто?.. «Выйдя с Красной на Манежную…» Выйдя с Красной на Манежную, До Кузнецкого моста Я пойду Москвою снежною. В поздний час она пуста. Я с Тверских сверну задымленных И в сиянии огней Над Большим завижу вздыбленных Аполлоновых коней. Спит в ночи театр ковригою — Честь и гордость россиян. Как солонкою, квадригою Он летящей осиян. От кого? От брата вроде бы Я слыхал – о том скажу, — Что на нашей малой родине Отковали ту вожжу, И детали сбруи ковкие, Дабы ржа их не взяла, Кузнецы ковали ловкие Из мещерского села. Более того, поведали Мне однажды дивный сказ, Что едва ль не в кузне дедовой Был тот выполнен заказ… Замедляю шаг и тише я По Москве ночной иду… Вот бы мне четверостишие, Как квадригу, на виду, Сотворить, чтоб слово за слово Зацеплялось, сведено, Понимаемое запросто, Чтоб не старилось оно. Знаменитый сосед «Касимов – это что-то вроде русского Марбурга…» Из письма Бориса Пастернака родителям летом 1920 года. Мой дом… Его уж нынче нет… В гостях у дяди В соседнем доме жил поэт, Марал тетради. Конверт, бумага, карандаш… Наклеив марку, Он сообщал, что город наш Похож на Марбург. «Скорей, отец, сюда езжай, Беги из ада! Здесь жизнь, здесь будет урожай, Здесь то, что надо. Земля-кормилица, назём, Родные лица… На пароходе увезём, Что даст землица…» Мой дом… Я рос в его стенах… Не знал я, молод, Что знаменитый Пастернак Любил мой город. А мы в соседях жили с ним, И, как обуза, В мои младенческие сны Являлась муза. Всему, всему означен срок. Теперь я понял: Он обронил здесь пару строк, А я их поднял. «Мой город на Оке…» Дела давно минувших дней… Александр Пушкин Мой город на Оке, Ты от столиц вдали. Здесь спит Сююмбике В ногах у Шах-Али. Седой гробницы ночь. Минувших дней дела. Князей ногайских дочь Покой здесь обрела. К Оке из года в год С утра на водопой Гусыня строй ведёт. А окский берег крут. Красив заречный вид. Петра придворный шут Здесь тоже где-то спит. Балакирев Иван. Бубенчики, колпак… Плывёт Окой туман, Рассеивая мрак. А век, что клок сенца, И жизнь – щепоть овса. Угрюмее свинца Седые небеса. Всех, кто велик и мал, Всех время унесло… Касимов. Месяц май. Тридцатое число. Анна Ганзен За вдовца-датчанина Вышла, словно чаяла. Их судьба свела. Стала Ганзен Анною. Ночкою туманною Косу расплела. Тонкую былиночку И свою кровиночку В браке завели. В радости и горести Жили в светлой горнице Сказочной земли. Аннушка красивая Родом из Касимова, Дева окских вод. Пётр – он из Дании. Жизни их призвание — Сказок перевод. В мире принца датского [2]Жили благодарственно, Счастливо вполне. И труды их добрые Любы в зимы долгие Русской стороне. Дорога нам Золушка, Русая головушка, Чистая душа. До чего же с этою Самою каретою Сказка хороша! |
