Он победил. Но не потому, что звал на улицу. Лучший способ снять страх – попытаться его логически проанализировать, чем второй голос все это время и занимался. Он трезво рассуждал о случившемся и нашел еще несколько важных вопросов к бытию. Например, почему я понимаю этих существ? На Земле, как только границу пересечешь, так с аборигеном поговорить не можешь, а тут вообще какие-то инопланетные существа, только прикидывающиеся людьми, а болтают на моем родном языке. В том, что я говорила на нем с детства, сомнений не было.
По здравому размышлению, выходило, что я, все-таки, на родной планете и, более того, в своей стране. Может, пока я была в отключке, инопланетяне захватили тела людей и готовят большое вторжение? А что, если вторжение уже произошло и я – единственный оставшийся в живых человек? Например, меня заразили каким-нибудь вирусом, который должен был превратить меня в рептилоида, а мой иммунитет его неожиданно победил. Я проболела без сознания несколько суток, потеряла память, но очнулась собой. У остальных чуда не случилось, и теперь вся-вся Земля заселена вот этими человекообразными жабами, а я последняя выжившая.
Это было так реально и похоже на правду, что я поежилась от пробежавшего по спине холодка.
Но тут возник второй вопрос, который не дал мне испугаться по-настоящему: а почему они меня не слышат? Не видят – ладно, разобрались. Таковы особенности зрения жабо-людей. Но слух! С друг другом же они разговаривают! Рептилии же наоборот обладают отличным слухом. Меня что, нарочно игнорируют? Почему речь не слышат, а ведро, которое я наподдала, и, особенно скрипящий шкаф, который они ну никак видеть не могли, мальчишек все-таки напугали?
Загадки множились с каждым днем, а ни одного ответа я так и не нашла. Просидела, наверное, целый час, ковыряя пальцем линии лабиринта и ворочая в голове новые факты и так, и эдак, но ничего толкового не придумала.
Шума моря сегодня вообще не было слышно. Наверное, там царил полный штиль. Представила, как здорово было бы рассекать идеальную как зеркало водную гладь, превращая ее в миллиард сверкающих на солнце брызг, вспомнила о дельфинах, и настроение сразу улучшилось. Выбежала на пляж, скинула одежду и с разбега нырнула там, где поглубже. Для меня каждый раз погружения в соленую воду – это чистый восторг. К возможности плавать в море я, наверное, никогда не привыкну.
Не знаю, ждали ли они меня, или почувствовали, что зову их, но приплыли почти сразу. Отвезли далеко от берега и вновь начали играть и учиться. Сегодня я плавала уже намного лучше, на мой взгляд, но Никки требовал тренироваться еще, чтобы не быть медленной как глупая рыба.
Мы резвились, наверное, часа два. С дельфинами было так хорошо, что я позабыла про все ужасы вчерашнего дня. Когда солнце вышло в зенит, я попросила их отвезти меня к берегу, и мы попрощались.
Немного посидела под теплым солнцем и принялась натягивать платье. Тело еще не до конца высохло и надевалось оно с трудом. Пока я вообще ничего не видела и барахталась, пытаясь вытащить наружу хотя бы голову, рядом раздались чьи-то шаги.
– Как вода, неужели теплая? – спросил девичий голос.
– Да, сегодня очень! – ответила я на автомате и застыла. Она же не меня спрашивала?! Она же меня не видит! Я ждала, что кто-нибудь еще ответит этой девочке. Сейчас. Кто-нибудь что-нибудь скажет.
– Тоже что ли тогда искупнуться, – с сомнением произнес все тот же голос.
Я лихорадочно завозилась, наконец натянула платье и смогла взглянуть на неожиданную собеседницу. Смуглая девочка лет двенадцати-тринадцати с абсолютно черными волосами, смотрела точно на меня угольно черными глазами.
– Ты чего так уставилась? – спросила она напряженно.
Глава 4
– Ты меня видишь? – не выдержала я, хотя вопрос, наверное, звучал дико и неуместно.
– Ну я же не слепая. Вижу, – возмутилась девочка.
Я в растерянности оглянулась. Может быть что-то изменилось в этом мире и меня теперь все будут, наконец, замечать?
– Ты что, больная? – она осторожно сделала шаг назад.
– Нет! Нет, не уходи! Просто ты единственная… кто меня замечает, – я испугалась, что если она уйдет, то у меня больше не будет шансов встретить того, с кем могу поговорить.
– Точно психованная, – прошептала она и сделала еще пару шагов назад, с опаской глядя на меня.
– Честно! Проверь! – крикнула, и тут же сообразила, что нужно сказать, – Поспорим? Если я не права, я подарю тебе… деньги. Все, что есть. Давай дойдем до первого встречного, и ты сама убедишься!
Она с сомнением оглядела меня с ног до головы.
– Если я права, то ты мне ничего не должна. Просто разреши тогда с тобой поговорить, – добавила я.
– Хм. А много у тебя?
– Ты удивишься, – в принципе я ей даже не соврала.
– Ну… деньги лишними не бывают. Тем более такие легкие. Пойдем, – сказала она и тут же добавила, когда я сделала шаг к ней, – только ты это… иди на расстоянии. А то, кто знает, чего от тебя ожидать.
– Хорошо, – я пожала плечами. Сейчас спорить и возражать было опасно.
Пошла впереди, а девчонка следовала за мной метрах в трех, буравя мне спину взглядом. Я надеялась повторить фокус с торговками на площади – их то точно легко найти – но первым на дороге в поселок попался какой-то древний старик. Очень надеялась, что не слепой.
– Здравствуйте деда Кристиан, – поздоровалась моя попутчица, – скажите, а вы эту девушку не знаете?
– Которую? – мужчина огляделся, хотя я стояла у него перед носом.
– Ну вот эту. Рядом с вами, – настаивала девочка, хотя результат уже был и так ясен. Видимо деньги реально были нужны.
– Да где же? – дед повернулся ко мне спиной.
Тут я не удержалась и схулиганила: поддела кепку с его головы и сунула ее ему в руки. Старик охнул, вздрогнул, покрепче схватил свой головной убор и растеряно обернулся:
– Ну и ветер-баловник сегодня, – пробормотал он.
Я повернулась к девчонке. Та, не отрываясь, смотрела прямо на меня. Ее и без того большие черные глаза сейчас вообще на пол лица распахнулись.
– Ну что, теперь убедилась? – спросила я, практически над ухом у дедушки. – Он меня и не слышит тоже.
Старик, что-то бормоча под нос, прошел мимо нас, а девочка все стояла и молча пялилась на меня в упор.
– Я невидимка и неслышимка. Для всех, кроме тебя.
– Но как это возможно? Ты же реальная! – она подошла поближе и осторожно потрогала меня пальцем, – ты же с него кепку стащила, а он…
– Я для всех пустое место. Представляешь? Что в этом городке, что вон в том, большом. Только ты…
– Что значит в большом? Ты что, название не знаешь?
Помотала головой:
– То, что этот поселок называется Добротой узнала из таблички на дороге.
– А ты вообще откуда? – прищурилась девчонка.
Тяжело вздохнула в ответ:
– Не помню. Вообще ничего не помню, представляешь? Очнулась здесь, вон в том сарае у моря. Попыталась попросить помощи у людей, а меня здесь никто не видит. Вот хожу теперь и не понимаю, что делать. Только ты можешь хоть как-то помочь. Прошу, не бросай меня. Ты какая-то особенная, не такая как остальные. Наверное, ты первый человек, которого я здесь встретила.
Девочка фыркнула:
– Как это первый? А дед Кристиан тогда кто? А все остальные?
– Рептилоиды, – буркнула я, чувствуя, что сейчас это почему-то звучит смешно.
– Кто?! – девчонка сморщила нос, – какие еще репетилоды? Деда Кристиана у нас весь поселок знает. Никакой он не репети… чего-то там. Самый настоящий человек.
– Но он меня не видит. Только если быстро буду двигаться… или ночью. Знаешь, как жабы или змеи – могут разглядеть только то, что шевелится. Это же ненормальное зрение. У людей не так. Вот ты же меня видишь по-человечески.
– Черти что, – сказала она, оглядывая меня, как будто я манекен на витрине магазина, – Как зовут то тебя?
В ответ я только беспомощно развела руками.
– Ну ты даешь! – выпучив глаза заявила моя собеседница.