– Кто ты? – спросил Ренат у мужчины, запоминая его характерные черты лица.

Картины были сорваны со стен и брошены куда попало: словно грабители искали под ними замаскированный сейф. Хотя зачем мажорам Тисовскому и Каневичу жалкие сбережения медсестры?

«Такие, как Гребнева, домашними сейфами не пользуются», – подумал Ренат.

Он сосредоточился, воображая, что же тут произошло. Кража состоялась, или искатели клада ушли ни с чем? А вот и оторванная паркетная доска…

Ренат присел на корточки и долго рассматривал пыльную выемку, где не могло храниться ничего массивного. Сюда разве что спичечный коробок поместится, не больше.

– Хм…

Постепенно отдельные эпизоды случившегося проступали в его сознании, как очертания деревьев сквозь густой туман.

Кто-то опустошает полки шкафов, выдвигает ящики, поднимает ковры… Кто-то несет хозяйку квартиры на руках… кладет на кровать… Да, Зоя Гребнева скончалась тут, в своей постели… от кровоизлияния в мозг… Не сразу!.. Ее хладнокровно оставили умирать в разгромленном жилище?..

Ренат ощущал чье-то разочарование… ярость… чей-то панический ужас…

Жильцы этой квартиры, по-видимому, любили читать. Они собрали большую библиотеку, и книги были не новыми. Ими не украшали интерьер, как принято в некоторых домах, а действительно – читали. Ренат осветил одну из них с названием «Порт-Артур». Роман о русско-японской войне? Штурм морской крепости, где русские проявили чудеса героизма…

Он не увлекался подобными темами. Может, предки Зои Гребневой воевали в Порт-Артуре? Или какая-нибудь ее прапрабабка была там сестрой милосердия?

Ренат встал на ноги, выпрямился и с сожалением констатировал, что ничегошеньки не понял…

Разговор с мнимой журналисткой оставил в душе у Гены Каневича тревожный осадок. Парень не находил себе места и вечером того же дня решил позвонить другу.

– Слышь, Алек, поедем, развеемся?

– С удовольствием, – обрадовался тот. – Мне жена сегодня жестко мозг вынесла и смылась куда-то. Наверное, к родителям помчалась, стучать. Пошла она…

Алек грубо выругался, чего Гена не приветствовал. Но сегодня ему самому впору загнуть крепкое словцо.

– Тошно мне, старик, – признался он. – Спина разболелась, нога ноет, на душе кошки скребут.

– Вообрази, Юко меня поцарапала, а я ни сном, ни духом, – пожаловался Алек. – Алка увидела, скандал закатила. Короче, не женись братан, ни за какие коврижки.

– Я не собираюсь.

– Молоток. Из нас двоих ты всегда отличался здравомыслием.

– Что мне остается, как не компенсировать свою хворь умом? К счастью, ты можешь обойтись без этого.

– Намекаешь, что я дурак?

– Да нет… просто рассуждаю.

Алек помолчал, прерывисто дыша в трубку. Семейная жизнь ему уже поперек горла встала, а что дальше будет? В последнее время с ним чертовщина творится, того и гляди крыша съедет.

– Думаешь, Юко нарочно мне спину ногтями исполосовала? Чтобы с Алкой поссорить? Я от нее типа не скрывал, что женюсь. Вроде она не была против.

– На нее это не похоже, – поразмыслив, заключил Каневич. – Она не такая.

– Когда она успела, ума не приложу? Во-первых, у нас вчера не было секса… во-вторых, у нее нет привычки царапаться. Ладно, проехали! – разозлился Тисовский. – Бабы кого хочешь с толку собьют! Недаром ты их не любишь.

Друзья договорились встретиться на перекрестке, равноудаленном от их места жительства, и через сорок минут белый «бумер» и черный «мерс», бок о бок, словно жених и невеста, покатили в сторону Воробьевых гор.

Гена крутил руль, ерзая на сиденье и периодически морщась от боли. Ему казалось, он забыл что-то очень важное, от чего зависит его судьба.

Алек пыхтел от негодования, сердитый на Юко и Аллу. А больше всего – на самого себя. Неужели в ту роковую ночь он таки сбил человека? И какая нелегкая понесла его после этого в чужую квартиру? Призрачный Щеголь и мертвое лицо незнакомой женщины преследовали его наяву и во сне. Ни алкоголь, ни молодая жена, ни жаркие объятия Юко не помогали забыться.

Гонки по скользкому шоссе вынудили Алека сконцентрироваться на управлении автомобилем, и он получил кратковременную передышку от своих терзаний. Он вел машину, стараясь не прислушиваться к тихому голосу, который донимал его едкими замечаниями.

Едва Алек сбросил скорость и «мерседес» послушно замедлил ход, наваждение вернулось.

– Мужик, если я тебя сбил, прости! – не выдержал он. – По-моему, ты сам бросился мне под колеса. А в сводках по ДТП о тебе почему-то ни слова. Я проверял. Скажешь, я не знаю твоей фамилии? Правда, не знаю. Но в ту ночь в Дорогомилове никто на дороге не погиб. Или я чего-то не понимаю?

Алек вышел из машины, вдохнул морозного воздуха и оглянулся по сторонам. В свете фонарей падали снежинки, засыпая тротуары белым пухом. Каневич припарковался рядом с его «мерсом», с трудом выбрался наружу и, волоча ногу, шагнул ему навстречу.

– Болит? – посочувствовал Алек.

– Болит, черт бы ее побрал! Хотел выпить таблетку, но за руль под препаратом садиться опасно. У меня тачка – зверь! На миг завтыкаешь, и песец.

– Гена, – поеживаясь от холода, начал Тисовский. – Я все тебя спросить хочу… Тогда на мальчишнике… ты мне ничего в виски не подсыпал? Какой-нибудь своей травяной херни? Не со зла, а для прикола.

– Ты соображаешь, что говоришь? – удивился тот. – Совсем чердак потек? Ты мне как брат! Я за тебя любому горло перегрызу…

– В жизни всякое бывает, – перебил Алек. – Ты любишь сюрпризы, я – адреналин. Может, что-то не так пошло? Может, ты дозу не рассчитал?

Гена нахмурился и погрозил ему пальцем.

– Но-но-но! Прошу без глупостей!

– Да я не в претензии. Просто меня после той пирушки так подкосило, до сих пор не очухался. Ты, случайно, палку не перегнул?

– Какую палку? – всполошился друг. – Ты че, старик? Ну-ка, колись!

– Мы не в ментовке, – помрачнел Алек.

– Извини, я не фанат жаргона, но иногда пробивает…

– На фиг твои извинения! Паршиво мне, и не легчает! Я как в дурмане живу, не понимаю, кто я и где. Иногда такой ужас накатит, хоть на край света беги! Только от себя ведь не убежишь. Верно? От себя бежать некуда.

– Ты толком объясни, что случилось, – потребовал Гена.

– Если бы я мог, – скрипнул зубами Тисовский. – Бывают вещи, которые никому не расскажешь, даже матери. Она сразу в панику ударится, отцу доложит, к докторам потащит.

– Ты болен?

– Запутался я… словно комар в паутине. Чем больше брыкаюсь, тем хуже. Алка, вон, почуяла неладное. Грызет и грызет! Пристала со свадебным путешествием, как репей! Боюсь, мое терпение лопнет и достанется ей на орехи.

Алек достал из кармана пачку сигарет, закурил и предложил другу.

– Будешь?

– Нет. Ты меня в чем-то обвиняешь, старик?

– Я не хочу верить, что это подстава.

– Ты о чем?

Алек стоял спиной к парапету и молча смотрел в тень между деревьями, глубоко затягиваясь и выпуская изо рта облачка дыма и пара. Мимо прогуливались редкие парочки. По дороге молнией промчался мотоциклист, его занесло на вираже, но он удержался в седле, вырулил и с ревом скрылся из глаз.

– Лихач! – усмехнулся Гена.

– А мне не до смеха…

– Вижу, ты совсем скис. В чем дело? Признавайся, наконец.

– Хотя бы в нем, – буркнул Алек и показал пальцем на деревья. – Он мне проходу не дает!

– Кто? – удивился Каневич, вглядываясь в снежную тьму.

– Ты никого там не видишь?

– Деревья вижу… скамейку… фонарь вдалеке.

– Я другого и не ждал, – ожесточенно проговорил Тисовский. – Тебе не кажется, что развод затянулся? Я, конечно, ценю твой креатив, но это перебор. Хватит, Гена! Пора открывать карты…

Лариса с Ренатом ужинали итальянской пиццей в кафе «Маргарита» и делились добытой информацией.

– Мы топчемся на месте, – заявил он после того, как они обменялись мнениями. – Нужен радикальный подход. Обычные детективные методы не работают.