Так, дальше. «Спустя год племянник Старицкого, сын младшего брата Дениса, он же мой прадед, Артемий Старицкий, женился на сестре Каролины, Теодоре Бергман. Это были мои бабушка и дедушка. В тринадцатом году они уехали в Италию. Никаких сведений о семье в годы Первой мировой, революции и Гражданской войны они не имели. Неоднократно пытались разыскать родных, но безуспешно. Из Италии моя семья переехала во Францию, затем – в Германию, где я проживаю до сих пор. В Германии родилась моя мать Мария, урожденная Старицкая, которая вышла замуж за морского офицера Хельмута Мольтке». – Алик отложил листок. – Как я и предполагал. Похоже, старик остался совсем один, ностальгия замучила. Для каждого из нас, Ши-бон, рано или поздно наступает время собирать камни, и я уверен, что…

– Про свадьбу все? – перебил Шибаев.

– Все. Это всего-навсего короткие вырезки.

– Что он подарил ей?

– Кому?

– Невесте, Дрючин. Что Старицкий подарил невесте, девице Каролине? Тут тебе и маскарад, и лотерея, и раздача денег. А подарок? Особняк? Тройку рысаков? Больницу? Должны были написать.

– Больницу? – удивился Алик. – Почему больницу?

– Потому что она медсестра.

– Ты думаешь, она после свадьбы собиралась работать?

– Не знаю. Зачем тогда было кончать курсы? Во всем должен быть… как говорила твоя австриячка? Порядок по-немецки.

– Э-э-э… орднунг.

– Именно. Там ничего нет про подарок?

– Ничего. Тут вообще немного, статья не полностью. Какая разница?

– Разница есть. Написано про всякую ерунду, а про подарок ничего.

– Может, отрезано?

– Может. Чего конкретно он хочет?

– Он ищет родных, живых или мертвых. Старицких и Бергманов. Бедный одинокий больной старик… Кстати, если Бергманы остались у нас, то одно «н» из фамилии исчезло.

– У Старицкого и Каролины были дети? Ты дочитал до конца?

– Тут ничего об этом нет. Может, и были. Связь прервалась чуть не на столетие.

– Почему он решил искать только теперь?

– Постарел, все умерли, стал сентиментальным. Опять-таки, какая тебе разница? Не будь занудой.

– Черт его знает, может, никакой. Ты знаешь у нас в городе каких-нибудь Старицких или Бергманов?

Алик нахмурил брови, задумался.

– Не припоминаю. Для начала надо посмотреть в телефонной книге. Потом покопаться в архивах, поднять газеты, поговорить с краеведами. Наша беда, Ши-бон, в том, что мы не помним предков. Два-три поколения и все. От силы четыре. Нас же все время трясет! То война, то революции. Лично я начал бы с исторического музея или архива. Если Старицкий был, к примеру, аграрий или заводчик, или писатель, то он у них на стенде… в смысле, в музее. Там есть стенды по истории нашего города, всякие выдающиеся люди, кто что построил. Завод, приют или бесплатную едальню для бомжей. Например, я помню стенды Галаганов, Лизогубов, Разумовских… Нас всей школой водили на экскурсию. С портретами, всякими личными вещами и мебелью. Помню серебряную чернильницу в виде собаки. Даже детские игрушки были…

– Ясно, – перебил Шибаев. – Ты случайно не хочешь заняться английским? Немецкий ты уже знаешь, как насчет английского?

– Чего? – спросил после продолжительной паузы Алик. – Каким боком английский к Мольтке?

– Никаким.

– Ага, понятно. Кстати, о газетах. Знаешь, когда появилась первая газета?

– Когда?

– В пятьдесят девятом году до нашей эры. В Риме. Называлась «Acta Diurna», что-то вроде «Ежедневного вестника». Юлий Цезарь приказал вывешивать ее на городских площадях. Там сообщалось о военных кампаниях, скандалах, судебных процессах и казнях. А почему ты спросил про английский?

– Учительницу английского языка капитана Астахова пугают грабители, он попросил разобраться.

– Грабители? А что украли?

– Ничего.

– В смысле?

– В прямом. Ничего.

– А как они ее пугают?

– Передвигают вещи, когда ее нет дома.

– Почему он сам не разберется?

– Во-первых, он ей не поверил, а во‐вторых, он ее до сих пор боится. А отказать не посмел.

– Может, полтергейст?

– Может. Так кого мы ищем? Мольтке пишет, что Старицких было двое, братья Алексей и Денис. В тысяча девятьсот одиннадцатом году Алексей, старший, женился на Каролине Бергман, а его племянник Артемий Старицкий, сын Дениса, спустя год женился на ее сестре… как ее?

– Теодора.

– То есть получается, что Каролина стала теткой Артемия, а ее сестра Теодора его женой. Эти уехали за границу, их потомок Алоиз Мольтке разыскивает остальных через сотню лет. И все-таки, на фиг, спрашивается? Вот взять тебя, Дрючин, – ты знаешь своих предков с начала прошлого века?

– Деда знал, прадеда не знал. Он был ветеринаром.

– А глубже? Дед не рассказывал? Не хочешь покопаться?

– Надо бы, конечно… – Алик пожал плечами. – Как-то не думал. Дед? Может, и рассказывал. Вроде все священники были. Он, когда подопьет, о детстве рассказывал или про войну. Да кто ж его слушал! Только шарахались. Сейчас бы я, конечно, расспросил, а тогда… В каждой приличной семье хранятся семейные реликвии, альбомы, документы, медали… похвальные грамоты, наконец. Ну и всякий интерес к преемственности поколений, родным могилам, семейным легендам… если, конечно, интересоваться. Но когда столько войн и пожаров, когда беженцы и бомбежки – тут бы только выжить. Хотя попытаться можно. А ты знаешь?

– Прадеда помню. Маленький сухой злой старикашка, гонял нас из сада. Были братья, трое, кажется. Все погибли на фронте. Он был малой еще, хромал, – лошадь искалечила, – на фронт не взяли. Работал конюхом до самой смерти. Жил в деревне, осталась хата… вроде там до сих пор живет кто-то из дальних родственников. Не знаю. Прабабку не помню, ее не было уже. А меня к нему закидывали на все лето. Ему было лет сто, но живой, юркий, пил водку собственного производства, страшно вонючую и мутную Мы с мальчишками как-то украли бутыль и попробовали в кустах, так нас потом чуть не до вечера рвало на части. Как-то он отлупил меня прутом – свинья залезла в огород, сожрала помидоры. Я его ненавидел! А сейчас вспоминаю. Расспросил бы… – Он помолчал. – Ладно, Дрючин, проехали.

– Я тут надумал написать историю семьи, все, что помню. Тетка, мамина сестра, еще жива. Правда, я ее три года не видел.

– Совести у тебя нет, Дрючин. Насчет истории это хорошо, пиши. Дашь почитать? – ухмыльнулся Шибаев. – Ладно. Вернемся к баранам, как ты любишь говорить. У нас на руках Алоиз Мольтке, отсюда и будем плясать. Заходим по новой. Братья Старицкие, Алексей и Денис, сын Дениса Артемий, сестры Каролина и Теодора Бергман. У Алексея Старицкого были сыновья от предыдущего брака, Петр и Павел. Возможно, были дети в новом браке. Все?

– Еще семья Бергманов. Кроме сестер Каролины и Теодоры могли быть другие дети. Надо нарисовать генеалогическое древо.

– Надо. Навскидку с десяток наберется. Кто-то должен был остаться, такая прорва народу не может просто исчезнуть.

– Еще как может! – сказал Алик. – Три войны и революция…

– Не будь таким пессимистом, Дрючин! Посмотрим.

Пару месяцев назад двое старых приятелей сидели в пивном баре для невзыскательных клиентов. Здесь было шумно, нечисто и воняло пролитым пивом.

– За встречу! – Небольшой плюгавый с покатыми плечами борца поднял кружку с пивом.

– За встречу! – повторил второй, здоровенный амбал с наколками на тыльной стороне кисти. Они выпили.

– Как житуха? Путем?

– По-всякому.

– Не думал, что ты вернешься, Барда. Вроде говорил, сваливаешь надолго.

– Чувак предполагает, а он… – Амбал кивнул на потолок, – …располагает. Я к тебе недавно одного шибздика послал, приходил?

– Приходил. Твой кореш?

– Случайно познакомились. Играли в парке в шашки. Слово за словом, он говорит, нарыл в компьютере, как сделать взрывчатку, а она не взорвалась. На хрен, спрашиваю, тебе взрывчатка? Соседа замочить? Он даже испугался, говорит, никого я мочить не собираюсь, просто надо кое-что взорвать. Смотрю я на него, думаю, что за шняга, что ты, любезный, несешь? Он вроде как не в себе был, болтал что попало, я и слушать перестал. Смотрю: прикид, рыжевье на пальцах, сразу видать, фраерок с баблом. Думаю, дам заработать старому дружбану. Сговорились?