Шибаев зашел в «Мегацентр» купить батарейки к пульту и заодно выпить кофе в крошечном нарядном кафе «Фисташка», где подавали наряду с пирожными жаренные в меду подсоленные орешки. Правда, он не ел ни того, ни другого, но запах ванили воспринимал с удовольствием. День случился неприятный, дождливый и тусклый, Шибаев был временно без работы, сидеть в офисе не хотелось, болтовня Алика раздражала, а здесь толпа, много света и нарядные лавки. Хорошо думается или, вернее, не думается, а просто сидишь, вдыхаешь запах кофе и ванили, смотришь на кипящую вокруг жизнь, на девушек, женщин и мужчин, прикидываешь, что вот эта ничего, и фигурка тоже, а этой не помешало бы сбросить пару кило, а этот – мутноватый тип и зенки бегают туда-сюда, как у кота на ходиках. Одним словом, хорошая расслабляющая атмосфера. И кофе неплохой, бывает хуже. Он допил свой и подошел к стойке повторить.

Впереди стояла женщина, молодая, судя по длинным волосам и короткому голубому в белый цветочек платью. Шибаев пристроился за ней и вдохнул теплый и пряный аромат ее духов. Он отметил, что у нее слегка торчащие лопатки, острые локти и туфли на высоких каблуках. Он даже отступил, чтобы рассмотреть ее ноги, и определил их слишком тонкими. Перевел взгляд на макушку с четким пробором и стал прикидывать от нечего делать, какая она с фасада. Ему было видно, как она открыла сумочку и достала длинный оранжевый кошелек с клеймом компании – тисненый верблюд в овале и какие-то иностранные буквы. У нее были длинные розовые ногти. Хорошо, что не черные или зеленые, как у некоторых, подумал Шибаев. Всякий раз, когда он видел черные или зеленые или еще какие-нибудь странного цвета ногти, он удивлялся и спрашивал себя, а мог бы замутить с такой… с ногтями. Этой моды он не понимал. Алик же, наоборот, говорил, что ему нравится. Шик, драйв, дерзость и молодость! А ты, Ши-бон, старомоден и скучен.

У женщины из сумочки выпала шариковая ручка. Шибаев наклонился, поднял и тронул ее за плечо. Того, что последовало, он никак не ожидал. Она вскрикнула и резко обернулась, прижав к себе сумочку, на лице ее был написан ужас. Она, казалось, мгновенно побледнела – смотрела на него, пытаясь произнести что-то, но у нее не получалось. Он протянул ей ручку и отступил на шаг. Она перевела взгляд на ручку, потом снова на него. Облизнула пересохшие губы, взяла ручку, кивнула и со стаканчиком кофе в руке деревянной походкой пошла к свободному столику, села и оглянулась. Озадаченный, он взял свой стаканчик и подошел к ее столику:

– Вы позволите?

Она еще раз оглянулась, облизнула губы и кивнула, серьезно глядя на него круглыми серо-зелеными глазами.

– Я вас напугал…

Фраза повисла в воздухе. Не то утверждение, не то вопрос, а ты, будь добра, объяснись. Потому что я детектив, ищейка, сыскарь, который чует паленое за километр. В чем дело? Тебя что, ограбили и с тех пор ты шарахаешься от собственной тени? Или напали в темном переулке? Или муж обижает? Все это было написано у него на физиономии.

– Извините, – пробормотала она, – нервы расшатались. Совсем перестала спать…

– Что-нибудь случилось?

– Нет… Ничего. У меня так бывает, несколько ночей подряд не сплю и хожу, как зомби. Ничего не помогает. А потом все опять нормально. Спасибо.

– Может, тогда не надо кофе? – сказал Шибаев и удивился себе – проявил заботу, хотя никто его советов не спрашивал. Спецом по непрошеным советам у них числился Алик Дрючин.

– Не надо, я знаю. – Она попыталась улыбнуться. – Но очень хочется. Люблю его запах…

Она махнула рукой на свободный стул, и Шибаев сел. Они молча пили кофе. Она смотрела в стаканчик, а Шибаев, в свою очередь, рассматривал незнакомку. Подкрашенные голубым веки, очень светлые серо-зеленые глаза, тонкий нос, острый подбородок; она смешно вытягивала губы трубочкой, отпивая горячий кофе.

– Вы всегда так пугаетесь? – вдруг спросил он.

– Что? – Она настороженно уставилась на него. – Вы меня знаете?

– Нет, я вижу вас в первый раз, – сказал он раздельно, как говорят детям, почувствовав ее испуг. – Почему вы думаете, что я вас знаю?

Разговор у них получался какой-то пустопорожний и недужный, и он приказал себе: «Заткнись, ты ее пугаешь. Пей кофе и уходи. Оставь ее в покое».

Она пожала плечами, не глядя на него:

– Просто подумала…

Она убрала руки со стола, и он представил себе, как она сжимает их под столом. Да что это с ней? С приветом? Или боится… чего? Он сделал еще одну попытку:

– Вы чего-то боитесь?

– Нет! – почти вскрикнула она. – У меня все нормально!

Она снова оглянулась, взмахнула рукой, опрокинула чашку и смотрела в ступоре, не делая попытки вскочить, как по белому пластику разливается в ее сторону уродливая бурая лужа. Шибаев вскочил и отодвинул стол – бурая жидкость полилась на пол. Он накрыл лужу салфеткой. Женщина сидела неподвижно, обхватив себя руками, и на лице ее было написано такое отчаяние, что он сказал:

– Ничего, я принесу вам другой.

– Не нужно, спасибо. А то я не буду спать.

Ее слова не вязались с выражением лица. Ее мимика и слова существовали отдельно, никак не сцепляясь. Казалось, будто перепутали закадровую озвучку. Он стоял над ней дурак дураком, не зная, что еще придумать. Странная особа.

– Мне пора, – наконец сообразил он. – Не скучайте.

– Подождите! – сказала она ему в спину, и он оглянулся. – Спасибо!

Он кивнул, даже не пытаясь спросить, за что. Порылся в кармане, положил перед ней свою карточку:

– Если надумаете, обращайтесь.

Она схватила визитку и поднесла к глазам. Это было последнее, что он увидел. Створки прозрачной двери скользнули в стороны, и он вышел на мокрую улицу. Дождь прекратился, пока он сидел в кафе, и ветер стих. Было тепло, и в воздухе разливалась сизая туманная мгла. Машины проносились мимо с включенными фарами и были похожи на огнедышащих драконов. Казалось, наступили сумерки, хотя было всего-навсего около четырех. «Странная особа», – еще раз подумал он.

Было около полуночи. В дверь частного дома на краю поселка Еловица, где не светилось ни одно окно, позвонили. Три коротких звонка, затем пауза, и снова три коротких. После чего позвонивший замер в ожидании, прислонившись к перилам крыльца.

Ночь была нехолодная, зябкая и какая-то мутная; в воздухе тяжело ворочалась влажная взвесь, затруднявшая дыхание, а по земле стелился туман. Белесое небо, подсвеченное далекими городскими огнями, подслеповато смотрело сверху.

Человек на крыльце терпеливо ждал. В доме было тихо. Он переменил позу и продолжал стоять, опираясь спиной на столб, поддерживающий навес над крыльцом. Вдруг он встрепенулся и прислушался: ему почудился шорох за дверью. Он приник ухом к холодному влажному дереву.

– Кто? – спросил безликий голос.

– От Барды, – ответил человек. – По делу.

Загремели замки, и дверь подалась. Человек задержал дыхание – изнутри тянуло гнилью. Он переступил порог и вошел. В коридоре горела обморочная лампочка и был навален какой-то хлам. Перед ним стоял хозяин дома, невысокий плешивый заморыш в семейных трусах и линялой футболке.

– Сюда! Идите за мной. – Заморыш повернулся и пошел вперед. Гость последовал за ним, полный сомнений. Не так он представлял себе специалиста по… фейерверкам.

Они вошли в комнату с закрытыми ставнями окнами. Хозяин включил свет – под потолком вспыхнула тусклая лампочка под пыльным стеклянным колпаком, – и повернулся к гостю:

– Ну, чего надо?

– Может, присядем?

Хозяин упал на стул у непокрытого пластикового стола, указал рукой на другой и спросил:

– От Барды, говоришь? Твой кореш?

– Нет, просто знакомый, – сказал гость.

Теперь он мог хорошенько рассмотреть хозяина. Незапоминающееся, какое-то жеваное лицо, маленькие глубоко сидящие глазки, жидкие волосы. Неожиданно мощная шея и покатые плечи – похоже, борец в прошлом. Он вспомнил рекомендацию Барды: «Липа – гений! Не смотри, что сморчок. Даже не сомневайся».