Цельного, независимого ни от кого человека, как его называют — волк-одиночка, просто не бывает. Существование всех людей состоит из множества частичек света, встроенных в пустотах души, заполняющих ее светом. С потерей хотя бы одной частички свет угасает. Когда уходит слишком много света, у человека пропадает вкус к жизни, теряется смысл ко всему. Люди разваливаются, чувствуя себя сломанными куклами, и для того чтобы всё вновь пришло в норму, пустоты необходимо заполнить другими жизнями.
Со дня смерти матери Лиза блуждала во мраке в поисках половинки, которая смогла бы составить достойную замену родному ей человеку. Отец отдалялся от дочери, вытягивая свой свет из ее души, образовывая тем самым новые пустоты. Душа девушки меркла.
С приходом в жизнь девушки Оно всё разбилось к чертям.
Ряженый клоун добил ее, окончательно лишив того малого, что оставалось…
Лиза открывает краны с водой, рассеянно выуживает из тумбочки под раковиной первый попавшийся на глаза гель для душа, пену для ванн. Для релаксации не достает музыки и ароматических свечей.
Тут девушку одолевает любопытство: прискачет ли Пеннивайз вытаскивать ее из полной воды ванны или успеет ли спасти от занесенной руки для удара ножом в сердце? Ему невольно придется быть рядом с девушкой круглосуточно, не уходя в спячку, что означает — он останется голодным.
Пора бы тебе тоже помучиться, дорогой. На сколько тебя хватит?
Лиза бросает всю одежду на пол и забирается в ванную. Неторопливо она намыливает мочалку гелем с запахом ванили. Спешить некуда и не к кому. Вечер длинный. Отцу она приходится уже не родным человеком, а объектом упреков. Для Пеннивайза она съедобная игрушка. Ребенок заигрался и совсем запутался, никак не определится, чего он хочет: съесть игрушку или дальше играться с ней.
Натирания кожи до красноты не избавляют от мыслей о клоуне. Телесной болью не высушить океан невыплаканных слез. Лиза скулит, давясь слезами, и проклинает Пеннивайза, заодно с ним отца. Усиленный нажим приводит к кровавым ссадинам на руках, но она не перестает натираться мочалкой.
— Как вы меня оба достали, — разгневанно шипит она и придвигается к крану, чтобы смыть пену, но до шланга не дотягивается, ощущая прикосновения атласа на коже. — Господи, где я не там свернула? Почему ты изводишь меня? Я устала, я так больше не могу.
Пальцы Пеннивайза ведут дорожку касаний по позвоночнику, опускаясь к ямке ниже копчика. Девичье тело напрягается, как струна. Даже внеземная сущность отказывается выполнять просьбу и хотя бы для приличия делать вид, что прихоть учтена. Никого не волнуют желания Лизы.
Рот девушки открывается в беззвучном стоне от упирающегося в анус указательного пальца. Она разворачивается в ванной, сталкиваясь с желтеющим взглядом клоуна. Только с чем связан голод?
Ему так запросто удалось заполучить требуемые эмоции. Они, мысли Лизы и ее тело — всё принадлежит Оно.
— Просить тебя уйти бесполезно, ты всегда поступаешь по-своему. Делай, что хочешь!
— Не заметно.
Она скрещивает руки на груди, чем переключает внимание Пеннивайза от своих глаз на грудь. Он действует предсказуемо.
— По-твоему, я обязана раздвинуть перед тобой ноги только потому, что тебе захотелось меня выебать? Обойдешься! — Лиза вырывается из рук Пеннивайза, хватающих ее за талию. — Терпи или найди другую. Попробуй подрочить. Тебе объяснить, как это делают все парни? Да убери руки… Я сказала, не хочу! — кричит она, оказываясь лежащей верхом на клоуне. Он прислоняется головой к бортику ванны и с высокомерием снизу-вверх взирает на девушку. — Нафига полез в одежде? Дурак.
— Я не дам тебе умереть, пирожочек.
— Звучит почти по-геройски, ненасытный, эгоистичный ублюдок. Ты не мой парень, а я не твоя девушка. Игрушками владеют, их не любят.
Рука в белой перчатке убирает мокрую прядь волос с лица Лизы.
— Привязанности и секса мне недостаточно, увы, — она отводит руку Пеннивайза от своего лица. — Я ведь… — голос надламывается от подступающих слез.
Люблю тебя? Неужели правда люблю?
— Ты не способен понять чувства людей. Ты можешь принять облик мужчины, мыслить как он, но тебе никогда не быть человеком. Это моя вина, что всё зашло слишком далеко.
— Девочка моя…
— Я тебе не малое дитя!
— Ты самый странный человек из всех, кого довелось мне повстречать.
— Еще какая странная, если позволяю монстру делать со мной такое. Пошел вон!
Требовать у Лизы получается неубедительно. Она прикрывает глаза от поцелуев алых губ на плече возле намокшей раны. Пеннивайз издает смешок. Конечно, девчонка никогда не захочет прогнать его прочь. Какую бы боль он ни причинил Лизе, она покорно вытерпит всё, но не согласится расстаться с ним.
Сопротивляться ласкам Оно еще труднее, чем искренне попросить уйти.
— В нашем мире мужчины исполняют свои обещания. Ты убьешь меня, Пенни, это только вопрос времени. Такова твоя суть.
Под недовольные стоны клоуна Лиза выбирается из ванной и обнаженная встает перед зеркалом. Всматриваясь в черты иссохшего серо-белого лица, девушка усиленно пытается разобраться в несправедливых правилах высших сил. Руководствуясь какими критериями они избирают для страданий того или иного человека? Есть ли во всём, что случилось с Лизой, их вина или человечество предоставлено самим себе и никто над ними свыше власти не имеет? Если так, тогда у мира серьезные проблемы.
Очень удобно прикрыться проказами иных сил, которые людям неподвластны. День не задался с самого утра? Всё валится из рук? Это знак, что сегодня ни к чему лучше не притрагиваться. Забрали последнюю пару понравившихся туфель? Ну как тут не обвинить высшие силы? Влюбилась в парня, с самого начала не рассчитывая на взаимность? И почему? Да всего-навсего-то сущность из иного мира, не способная испытывать чувства и эмоции. Оно — потребитель, он берет, берет и берет. Без отдачи. Это точно насмешка над глупыми девчонками.
На любую ошибку или просчет человечество находит весомое оправдание. Кто или что угодно виновато в их бедах, только не они сами.
Через зеркало Лиза следит за Пеннивайзом. Он тоже вылезает из ванной и встряхивается всем телом. Волшебным образом брызги в разные стороны не полетели. Его одежда от воды не потемнела. Клоунский комбинезон сухой. Ну, не удивительно. Раз умеет исчезать, менять обличья, подчинять разум человека, то сушка одежды — не самое удивительное, что творит Оно.
Он не управляет мной, не управляет, — монотонно повторяет Лиза, гипнотизируя себя взглядом. Но именно в ясном уме девушка понимает — ее любовь к монстру невозможна. Тогда возникает резонный вопрос: что с ней происходит?
— Не трогай меня. Пожалуйста, не надо, — Лиза убирает руки Пеннивайза со своих бедер, а он не унимается, всё хватает ее, будто боится отпустить и навсегда потерять.
— Не позволю, — рычит клоун, впадая от бешенство и внезапно надавливает рукой ей на спину. Лиза шумно выдыхает, наклоняясь вперед. Руки хватаются за края раковины. — Я не дам тебе умереть. Ты моя.
Он втягивает ноздрями исходящий от нее смешанный запах тревоги и возбуждения. Подпитываться от девчонки страхом не получится. Впрочем, добиться этого легко — подойдет любой ребенок в Дерри.
— Уходи, дай мне отдохнуть. Понимаешь? — спрашивает Лиза, нисколько не боясь крепкой руки клоуна, смыкающейся вокруг хрупкой шеи. — Видимо, нет.
Рука надолго не задерживается там и поднимается к подбородку. Двумя пальцами он с силой надавливает девушке на нижнюю губу, призывая впустить его в рот. Мысленно она снова просит Пеннивайза остановиться, но монстр остается равнодушен. Сегодня он будет беспощаден. Пальцы второй руки скользят по мокрому, набухшему клитору. Лиза зажимает ногами его руку и закрывает глаза, молясь, чтобы тело не поддавалось ласкам.
Не хочу. Я не хочу его.
Коленом Пеннивайз раздвигает стройные девичьи ноги, с наслаждениями читая ее мысли, где она отчаянно кричит. Это не спасет девушку. Ничто не спасет. Он так резко вставляет разом три пальца, свободно скользнувшие в истекающую соками вагину, что всё тело Лизы взметнулось вперед. Пары сантиметров не хватило, чтобы она разбила голову о зеркало.
