Литмир - Электронная Библиотека

Федерико Аксат

Амнезия

Amnesia © by Federico Axat, 2018

Russian Edition Copyright © Sindbad Publishers Ltd., 2020

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. Издательство «Синдбад», 2020

Моим родителям Лус Л. Ди Пирро и Раулю Э. Аксату

Взглянули холоду в лицо,
В ледяное лицо.
А день молил о пощаде ночь…
U2. One Tree Hill

1

Убитую девушку я нашел в гостиной.

Спросонок я ничего не соображал, как всегда бывало, когда случалось напиться и рухнуть без задних ног – куда угодно, только не в постель. Но реальность начинала напоминать о себе: сначала я услышал доносившийся с веранды скрип качелей, потом, не открывая глаз, потянулся и приложился рукой о торшер. По закону невезения, который в последнее время управлял моей жизнью, торшер свалился на пол, а абажур разлетелся на мелкие кусочки.

Тогда я понял, что валяюсь ничком посреди гостиной. Грудь сдавила боль, левая рука затекла, щека онемела. С трудом разлепив веки, я увидел на журнальном столике в метре от себя бутылку из-под водки. С пола она казалась огромной, этаким грандиозным памятником моему ничтожеству. Я скривился от омерзения и стал было снова проваливаться в вожделенную тьму, но голос совести не дал заснуть. Давно осознав, что у меня беда с алкоголем, я приучился слушать этот голос в самые первые горестные и тяжкие минуты после пробуждения – безропотно, как ребенок, которого ругают за дело, – помня о том, что давно перестал быть хозяином своей жизни, о том, сколько раз я обещал бывшей жене, дочке (хотя она об этом и не знала) и даже своему адвокату, что отныне все будет иначе, а потом, как последний идиот, вновь и вновь попадал в ту же ловушку. Мне было двадцать семь лет. Дональд, мой наставник в группе анонимных алкоголиков, утверждал, что я вовремя взялся за ум: сам он дурил до тридцати семи. Меня такая перспектива совсем не вдохновляла.

Я попытался подняться на ноги, и мозг тотчас же пронзило раскаленной спицей. Я чуть не упал, но все же сумел встать на четвереньки, изобразив жалкое подобие ящерицы. Руки и ноги дрожали. С легким похмельем вполне можно уживаться, с умеренным люди кое-как справляются, а вот против мощного пока ничего не придумали. И я – пора было это признать – в очередной раз столкнулся именно с ним.

Я открыл глаза.

За окном стемнело; я каким-то невероятным образом перенесся в будущее, в котором уже наступила ночь. Возможно ли, чтобы из человеческой памяти выпало несколько часов? Такое случалось уже не раз, но сам феномен не переставал меня изумлять. Обычно в этот момент голос совести принимался за меня по второму кругу, переходя от язвительных упреков к печальной констатации моего жалкого состояния; на смену злости приходило смирение перед лицом прискорбного факта: все пропало. Однако на сей раз до оплакивания загубленной жизни дело не дошло: пока я пытался разглядеть бутылку, мое внимание привлек валяющийся на полу блестящий L-образный предмет, в котором я без особого труда узнал отцовский пистолет «Ругер-P85».

Потом я краем глаза увидел тело. Все случилось где-то за полминуты, однако в моем сознании события разворачивались с чудовищной неспешностью. Я повернулся, уже понимая, что творится нечто скверное: девушка лежала на животе, укрытая белой простыней. Голова ее была слегка наклонена ко мне, широко распахнутые глаза смотрели в пустоту.

Я привык считать себя человеком неробкого десятка. Когда мне было одиннадцать, я нашел свою мать мертвой. К тому времени она уже долго угасала от страшной неизлечимой болезни. Отец задушил ее подушкой, а когда его привезли в полицейский участок, разнес себе череп из дробовика. Этого я, конечно, не видел, но вышло так, что, когда полицейские пришли сообщить дурную весть, я был дома один. И все же вид мертвой девушки – которую я со временем окрестил девушкой с ожерельем, хотя тогда никакого ожерелья у нее не было, – потряс меня до глубины души. В самом положении ее тела, в повернутой ко мне голове и невидящих глазах читалось недвусмысленное обвинение.

Преодолевая пульсирующую боль в висках, я поднялся на ноги и подошел к девушке. Мой взгляд скользил от тела к пистолету, от пистолета к телу. Стало страшно. В голове крутилась до жути очевидная мысль:

Что ты натворил?

Я готов был поклясться, что никогда раньше не видел эту девчонку, но что-то в ней казалось странно знакомым.

2

Не тратя времени на раздумья, я сдернул простыню, перевернул девушку на спину и проверил у нее пульс. Тело было еще теплым, но я каким-то образом догадался, что помочь тут уже нечем. Пару раз нажал на грудную клетку, подул в полураскрытые губы и снова надавил на грудь – сугубо для очистки совести. Наконец, с руками и лицом перепачканными в крови, я опустился на колени рядом с телом, чтобы рассмотреть его повнимательнее. Покойница оказалась на редкость хороша собой – безупречная красотка; на вид не старше двадцати. Одета она была в белую майку, голубые шорты с белыми cердечками и кеды DC. Пуля вошла ей в спину и пробила сердце.

Из-под тела вытекала струйка крови, угрожая добраться до валяющейся рядом скомканной простыни. Пришлось отбросить ее подальше.

Тут я совсем потерял голову. До сих пор все мои действия были продиктованы здравым смыслом; я пытался спасти незнакомку. А что же теперь? У меня тряслись руки. Я обвел гостиную взглядом – чувство было такое, будто за мной наблюдают. Посмотрел на бутылку, на свои дрожащие ладони, потом уставился на пистолет. Прошелся по комнате, бормоча под нос ругательства. Надо звонить в полицию.

– Живо давай к телефону, Джонни! – приказал я себе и резко развернулся.

Проходя мимо трупа, я не решился снова накрыть его простыней. Добравшись до кухни, открыл воду и стал яростно оттирать под краном лицо и руки.

– Твою же мать!

Я умывался, пока убегающая в отверстие слива вода не сделалась кристально чистой. Стащил окровавленную рубашку и бросил в корзину для белья. Порылся в стиральной машине, нашел чистую майку и надел ее.

Полиция спросит, почему ты переоделся.

– Потому что не выношу гребаной крови! – рявкнул я в пустоту.

Как бы ни занимала мои мысли мертвая девушка, я все же ухитрился вспомнить о водке. Она здорово усложняла дело.

Я поднял бутылку за горлышко, борясь с желанием завопить что есть мочи и запустить ею в стену. Куда девать эту дрянь?

Как это куда? Ты вообще-то находишься посреди леса.

Мозг вошел в режим автопилота. Я вышел на задний двор. За моим участком начинался густой лес, растянувшийся на весь Северный Нью-Гемпшир. Я бросился в чащу, размахивая бутылкой как полоумный. Дважды споткнулся и еле удержался на ногах; на третий раз удача мне изменила: я зацепился за еловый корень, упал и рассек нижнюю губу.

Молодец! Теперь придется объяснять копам еще и это.

Я был в пятидесяти метрах от дома, на тропе, которую исходил вдоль и поперек еще в детстве. Тут раздался грохот. Я все еще лежал на земле, дрожа от холода и чувствуя на губах металлический вкус крови. Что это – выстрел? Едва ли, но вокруг меня в любом случае творилось что-то непонятное. Там, откуда пришел звук, был холм, который мы с братом много лет назад окрестили Гребнем Ящера.

Удивительное дело: я не верил, что мог застрелить девушку, и в то же время совершенно не боялся, что где-то поблизости, возможно, бродит настоящий убийца. Такой вот парадокс.

Куда важнее было избавиться от бутылки и разобраться со всем этим бардаком.

Оставшиеся пятьсот метров до озера Юнион-Лейк я преодолел легкой трусцой. С обрыва черная масса воды казалась огромным глазом с отражением луны вместо зрачка. На холме на противоположном берегу виднелась меж деревьями заброшенная водоочистная станция.

1
{"b":"674732","o":1}