– А я тебе говорю, ни за что не найдут.
Мы спокойно выходим на улицу и направляемся в «Девари». Переодеваемся в обычную одежду.
– Тут чуть меньше четырех тысяч, – говорю я Рози, пока она мажет губы перед зеркалом.
– Не звизди!
– Богом клянусь!
Рози промокает губы салфеткой. У «Девари» все шикарно: салфетки, крем для рук, все такое.
– Не знала, что продажные копы столько зашибают, – говорит она.
Я вспоминаю, как он лежал, когда мы выходили из номера.
– Думаю, у этого дела есть и оборотная сторона, – говорю я.
Рози целую минуту пялится на меня, а потом мы обе начинаем хохотать. Если б кто зашел и увидел, принял бы нас за двух обычных девчонок из Козлиного Рая, надравшихся в большом городе. Да так оно и есть, только мы не пили.
Чем больше я хохочу, тем сильнее болит челюсть. Здорово саданул. Все лицо сбоку потемнело.
– Ну и видок у тебя, – хихикает Рози.
Я ухмыляюсь в ответ:
– У меня? Ты бы на него посмотрела. И мы снова хохочем.
Именно в ту ночь мне впервые и приснились волки. Не та туфта «Нью Эйдж», которая вошла в моду чуть позже, – знаете, духи-проводники в зверином облике, индейские тотемы и прочая чушь. Никаких таких советов, как правильно жить, мне в тех снах не давали. Просто мне снилось, что я волчица. Рыскала в каких-то зарослях, и ничего мне больше не надо было, никакого груза за плечами. Жизнь проста, что есть, то есть. Охотишься, спишь, снова охотишься.
Наутро я рассказала свой сон Рози, но она только головой покачала да засмеялась.
– А то я не знаю, кем ты иной раз бываешь, – говорит она мне.
Странное дело, сон мне понравился. Забавно, что я в нем знала, кто я есть. То есть знала, что я – Рэйлин Картер, лежу в постели и вижу сон и в то же время я еще и волчица. И притом никаких сложностей. Все сложности, в которых я путалась в жизни, пропали. А проснувшись, я чувствую себя чистой и свежей.
Только в тех снах я и бываю свежей и сильной. Настоящей.
Рози несколько дней нервничала, и зря. Ясно, смерть копа попала в газеты и все такое, только зацепиться им было не за что, сразу видно. Подробностей приводилось столько, что хватило бы на толстую книжку, если б у кого было настроение ее писать. Как я заметила, никто не упомянул, что у него из штанов кое-что болталось, но это, может, потому что «Тилерский стандарт» – газета для семейного чтения. Если послушать официальные заявления, получался этакий герой-полицейский, погибший в схватке с наркодельцами. Черт его знает, может, они и сами в это поверили.
То есть когда они провели баллистическую экспертизу, оказалось, из этого пистолета уже убивали в Куперстауне, и в резервации, и еще кое-где, и все по делам, связанным с наркотой. Толстый Джек мне клялся, что пушка чистая, но когда лошадь уже свели со двора, поздно смотреть ей в зубы. Так или иначе, от пистолета пришлось избавиться: вытереть дочиста и закопать в лесу, подальше от дороги. Там же мы сожгли парики и платья, в которых были тогда.
Для нас мало что изменилось, разве что мы засели дома и строили планы. Я прикинула, что нам нужен городок побольше. Рози рвалась в Лос-Анджелес, где нас, она думала, ждет карьера кинозвезд, только я твердо решила сначала обзавестись капиталом где-нибудь поближе. Не собиралась я оказаться в Лос-Анджелесе одной из толпы побирушек, которые только и ждут, кто их угостит. Правда, послушать Рози, она неплохо провела бы время в компании киношников.
– Ты только представь себе, Рэйлин, – говорила она. – Подумай только: постельная сцена! Ну, разве не сладко звучит?
Пожалуй, мы обе были со странностями, каждая на свой лад.
Мы выждали несколько месяцев, чтобы новость остыла. Держались тихо и проедали грязные денежки того копа. Но жизнь продолжалась.
Той весной много всякого случилось. В марте помер папаша, но я на похороны не пошла. Он меня и при жизни никогда особо не замечал, так и после смерти я ему не нужна.
Джимми и Роби связались с дурной компанией. Начали приторговывать крэком, а потом Джимми подрался с парнем из «Драконов» прямо здесь, в Шатае, и получил за свои старания могилку на кладбище – и двух недель не прошло, как папашу закопали. Роби выпал случай показать себя, и он бежал, как испуганный кролик, пока тот байкер забивал его братца до смерти.
Хоронить его я опять же не ходила.
Не знаю, куда подевался Роби к тому времени, как мы с Рози собрались уехать из городка. Кто-то мне говорил, будто он работает на Морганов в Гнилом Ручье, да только я не поверила. На что им такой недотепа? Мне больше верилось, что он кончил в доме для голубых, играя на чужих флейтах и расплачиваясь за привычку, которую завел, пока они с Джимми по мелочи торговали крэком.
А скорее всего он тоже помер, но я и на его похороны не пошла бы, если б о них знала.
А вот посмотреть на Дэла сходила бы, просто чтоб убедиться, что сукин сын и вправду сдох, только у него не хватило порядочности умереть. Он отправился за решетку: пьяный в дым сбил машиной маленькую девочку. Приговор вынесли в апреле, в ту же неделю, когда мы пристрелили копа. Дали ему много, потому что он удрал, оставив ее умирать в придорожной канаве. Говорили, мол, она бы выкарабкалась, если б ее вовремя доставили в больницу.
Сладко мне было, уезжая с Рози, думать, что он в тюрьме: сидит за решеткой, а я свободна и делаю, что хочу. Я надеялась, там ему покажут, каково быть кому-то ночной подружкой.
Мамаша, по слухам, перебралась из дома на трейлерную стоянку, поближе к тюрьме, и там, надо думать, отравляла жизнь соседям все время, когда не ходила на свидания к Дэлу.
Перед тем как уехать, я не забыла смотаться туда, где выросла, – думаю, это было в мае. Мы просто постояли там немножко и посмотрели на дом. После того как мамаша выехала, никто его не снял, и удивляться не приходится. Странно было, как он еще не развалился.
– О чем ты думаешь? – спросила Рози.
Я пожала плечами:
– Ни о чем особенном.
Но я думала о своей сестричке, что она со мной сделала, оставив одну. Я думала о Дэле и о том, как я еще посчитаюсь с ним и с мамашей. Но это потом.
Мы вернулись домой и легли спать. Проснувшись утром, собрали все свои вещи – не так уж много – и отправились на автобусную станцию в центре Тилера. Вот так пара девчонок из Козлиного Рая оказалась в Ньюфорде.
Ньюфорд, конец лета 1975-го
Можно вытащить женщину из помойки, но помойку из женщины не вытащишь. Так говорит Рози. Черт, у нее на каждый случай по поговорке, и каждая объясняет и оправдывает тот факт, что мы продолжаем заниматься тем, чем занимаемся.
Может, она и права, но разыгрываем мы все по первому классу. Ну, я, положим, прирожденная мошенница, но вот Рози, пожалуй, и вправду могла бы стать актрисой. И не только в порнухе, имейте в виду, хотя я не сомневаюсь, что она бы и в порнороликах блистала, дай ей только возможность. У нее на мужиков страшный зуд.
Тратить деньги легко и просто, заработать потруднее, но мы попробовали и то и другое, и торговать своими задницами не пришлось. В большом городе можно промышлять каждый день, и притом не приходится показываться в одном и том же баре так часто, чтоб вас могли запомнить.
И никому нет дела до других, так что работать нам проще простого.
Но через некоторое время у нас начинается зуд в пятках. Я разыгрываю большое представление для того вдовца, что живет на нашей улице. Трачу на него несколько месяцев. Держусь недотрогой и чистюлей. Ему – сколько там – восемьдесят пять, но до сих пор делает стойку, как молодой кобель. Стоит мне нагнуться за чем-нибудь, так чтоб он мог заглянуть под блузку, или потянуться к верхней полке в своей коротенькой юбочке. Я его никогда не трогаю, и он меня тоже, но если я о чем его прошу – он даст.
– Мне придется уехать, – говорю я ему как-то раз. – Я оставалась только ради вас, но дела идут не слишком хорошо, так что…
