«СПИСОК ЗАГАДОК
Слова Тедди. Кто такие „верные помощники“? В каком смысле „резать и сшивать“? Я в опасности? Чья я мишень?
Слова Данжола. Что он ВИДЕЛ? Был ли он замешан в злодействах Лека? Что пытался сказать?
Действия Тедди и Сафа. Зачем они украли горгулью и все остальное? Что значит воровать „то, что и так уже ворованное“?
Описи Дарби. Лгал ли он мне, говоря, что горгулий на стене и не было?
Общие непонятности. Кто напал на Тедди?
Что я видела своими глазами. Почему в восточном городе люди красят полуразвалившиеся здания? Почему Лек так диковинно украшал замок?
ЧТО ИМЕННО творил Лек?»
Здесь она нацарапала несколько заметок:
«Пытал животных. Похищал людей. Резал. Поджигал печатные лавки. (Возвел мосты. Перестроил замок.) Нет, в самом деле, как мне научиться управлять королевством, если я не знаю, что делалось во времена Лека? Как понять, что нужно моему народу? Как узнать больше? В комнатах историй? Спрашивать ли снова у советников, хоть они и не желают отвечать?»
Она добавила еще один вопрос – медленно и крохотными буквами: «Чем Одарен Саф?»
Потом, вернувшись к большому списку, продолжила: «Почему все ведут себя как безумцы? Данжол. Холт. Судья Куалл. Айвен – конструктор, который поменял местами арбузы и могильные камни. Дарби. Руд».
Хотя, подумалось ей, так ли уж это безумно – порой выпивать лишнего или иметь слабые нервы? Биттерблу зачеркнула «как безумцы», исправила на «странно». Однако в таком виде список был открыт буквально для каждого. Странно вели себя все. В припадке раздражения она вымарала «странно» и надписала большими буквами: «КАК ПОЛОУМНЫЕ». А потом добавила в перечень Тиэля и Раннемуда, Сафа, Тедди, Брен, Тильду, Помера и По для ровного счета.
Часть вторая
Загадки и бардак
(Сентябрь)
Глава восьмая
Какой-то чудесный человек отскреб с каменного пола ее кабинета Данжолову кровь – всю, до последней капли. Даже приглядевшись, Биттерблу не увидела ни следа.
Она еще раз прочла хартию, внимательно, усваивая каждое слово, а потом подписала. Теперь медлить было бессмысленно.
– Что нам делать с его телом? – спросила она Тиэля.
– Его сожгли, ваше величество, – ответил тот.
– Что? Уже? Почему мне не сообщили? Я хотела присутствовать на церемонии.
Дверь в башню открылась. Явился Помер, библиотекарь.
– Боюсь, тело могло не дождаться сожжения, ваше величество, – объяснил Тиэль. – Сейчас ведь только сентябрь.
– И церемония ничем не отличалась от любой другой, ваше величество, – добавил Раннемуд с подоконника.
– Дело не в этом! – воскликнула Биттерблу. – Тлен побери, это ведь я его убила. Я должна была присутствовать на сожжении.
– Вообще-то, на самом деле не в порядках монсийцев сжигать мертвых, ваше величество, – встрял Помер. – У нас никогда не было такой традиции.
– Чепуха, – отрезала Биттерблу, не на шутку расстроенная. – Мы все устраиваем огненные церемонии.
– Полагаю, перечить королеве недипломатично. – Неприкрытая издевка в голосе Помера так удивила Биттерблу, что она посмотрела на него внимательней.
Он не достиг еще и семидесяти, но кожа его была бумажно-тонкой, словно у девяностолетнего старца. Разноцветные глаза, всегда сухие, подслеповато моргали. Один был зеленым, как водоросли, другой – синевато-багровым, точно того же оттенка, что и его сжатые губы.
– Многие в Монси действительно сжигают мертвецов, ваше величество, – продолжал Помер, – но это не по-монсийски, как, уверен, известно вашим советникам. Таков был обычай короля Лека. Это его порядки мы чтим, сжигая мертвых. До правления короля Лека монсийцы заворачивали тело в ткань, вымоченную в настое трав, и в полночь закапывали в землю. Так поступали еще во времена, когда появились первые летописи. Те, кому это известно, соблюдают традицию.
Биттерблу вдруг подумала о кладбище, которое видела почти каждую ночь, и о конструкторе Айвене, заменившем арбузы надгробиями. Какой смысл смотреть, если все равно не видишь?
– Почему тогда мы не возобновили монсийскую традицию?
Вопрос она обратила к Тиэлю, который стоял перед нею с видом терпеливым и обеспокоенным.
– Полагаю, не хотели расстраивать людей без причины, ваше величество.
– Но чему здесь расстраиваться?
На это ей ответил Раннемуд:
– Незачем бередить раны тех, кто горюет, ваше величество. Если людям нравятся огненные церемонии, почему бы не позволить их проводить?
– Но разве это прогрессивное мышление? – озадаченно спросила Биттерблу. – Если мы хотим забыть Лека, почему бы не научить народ монсийскому способу хоронить мертвых?
– Это ведь мелочь, ваше величество, – сказал Раннемуд. – Она едва ли имеет значение. Зачем напоминать людям об их горе? Зачем намекать им, что они, быть может, неправильно почтили своих умерших близких?
«Это вовсе не мелочь, – подумала Биттерблу. – Это традиция, это уважение к народу, это необходимо, чтобы возродить в монсийцах чувство общности».
– А мою мать сожгли или закопали в землю?
Этот вопрос, казалось, одновременно напугал Тиэля и ошарашил его. Он с размаху рухнул в кресло, стоящее перед столом, и ничего не ответил.
– Король Лек сжег тело королевы Ашен, – сообщил библиотекарь, – глухой ночью на самой высокой точке галереи Чудовищного моста, ваше величество. Так он предпочитал проводить подобные церемонии. Полагаю, ему нравилась грандиозность атмосферы и то, как зрелищно огонь освещает мосты.
– Присутствовал при этом хоть кто-нибудь, кому было не все равно? – спросила она.
– Насколько мне известно, нет, ваше величество, – ответил Помер. – По крайней мере, меня там не было.
Пришло время сменить тему, ибо ее встревожил пустой взгляд Тиэля. Он выглядел так, словно его душа покинула тело.
– Зачем вы пришли, Помер? – резко спросила Биттерблу.
– Многие забыли монсийские обычаи, ваше величество, – уперто продолжал Помер. – Особенно здесь, в замке, где влияние Лека было самым сильным, и особенно те жители города и замка, кто не умеет читать.
– Все в замке умеют читать, – возразила Биттерблу.
– Вот как? – Помер приблизился к столу, уронил на него небольшой кожаный сверток и закончил движение поклоном, превращая жест уважения в пародию на самое себя.
Потом он развернулся и вышел из комнаты.
– Что он вам передал? – спросил Раннемуд.
– Вы лгали мне о статистике грамотности, Раннемуд? – перебила Биттерблу.
– Конечно же нет, ваше величество, – возмутился тот. – Все в замке умеют читать. Как вам доказать? Провести еще один опрос на эту тему?
– Да, еще один опрос – и в замке, и в городе.
– Отлично. Новый опрос, чтобы развеять клевету нелюдимого библиотекаря. Надеюсь, вы не станете требовать от нас опровержений на каждое его заявление.
– Про похороны он оказался прав.
– Мы никогда и не скрывали правду о похоронах, ваше величество, – с долготерпеливым вздохом заметил Раннемуд. – Ведь мы с вами впервые обсуждаем этот вопрос. Так что же все-таки он вам дал?
Биттерблу потянула за ленту, которой был перехвачен свиток, и тот развернулся на столе.
– Еще одну бесполезную карту, – сказала она, снова свернув ее и отпихнув в сторону.
Позже, когда Раннемуд ушел на очередную встречу, а Тиэль, прямой как палка за своей конторкой, повернулся спиной к ней и мыслями очутился где-то далеко, Биттерблу незаметно сунула маленький свиток в карман платья. Это была вовсе не бесполезная карта, а замечательная и практичная миниатюра всех главных улиц города, идеально подходящая для ношения при себе.
Тем вечером, выбравшись в восточный город, она отыскала кладбище. Дорожки были освещены, но тускло, а луна пряталась за облаками, так что надписи на кладбище разобрать не получалось. Бродя среди безымянных мертвецов, Биттерблу пыталась придумать, каким боком втиснуть «разницу между сожжением и погребением» в свой список загадок. Уже не первый раз ей казалось, что «прогрессивное мышление» слишком часто требует избегать вообще любого мышления – особенно в тех случаях, когда хорошенько поразмыслить было бы, пожалуй, полезно. Что там Данжол говорил насчет хартии: это гарантия того, что королева обойдет его вниманием? Бессмысленно отрицать, что недостаточный интерес к делам Данжола стал причиной больших бед. Может, есть и другие люди, к которым следовало бы приглядеться?