К чему хлопотать и красить ставни – или дом, или что угодно еще, – не починив их сперва как следует?

Когда Биттерблу предъявила кольцо лионидскому стражу у ворот и вошла в замок, уже совсем рассвело. Низко натянув капюшон, она снова показала кольцо и прошептала вчерашний ключ – «кленовый пирог» – стражам на пороге своих покоев, и они открыли массивные двери, склонив головы.

В передней Биттерблу огляделась. Дверь слева в дальнем конце коридора, ведущая в покои Хильды, была закрыта. Из гостиной, расположенной справа, не доносилось ни шороха. Повернув налево и войдя в спальню, она принялась стягивать плащ через голову. А когда ее глаза показались из-под ворота, подскочила на месте и едва не заорала, ибо на сундуке у стены обнаружился По. В ушах и на пальцах у него, как всегда, мерцало золото; он сидел, скрестив руки на груди, и смотрел на нее невозмутимым оценивающим взглядом.

– Брат, – сказала Биттерблу, взяв себя в руки, – неужели так сложно попросить аудиенции, как делают нормальные гости?

По приподнял бровь:

– В тот самый миг, как приехал ночью, я понял, что ты где-то, где тебя быть не должно. С наступлением утра положение дел не изменилось. Скажи, пожалуйста, в какой момент мне надо было поднять с постели писарей и потребовать, чтобы обо мне объявили?

– Ладно, но прокрадываться ко мне в спальню у тебя нет никакого права.

– Я не прокрадывался. Меня пустила Хильда. Я сказал ей, ты хочешь, чтобы я разбудил тебя и принес завтрак.

– Ты соврал, чтобы здесь очутиться, а это то же самое. – Тут Биттерблу краем глаза увидела поднос с завтраком, на котором громоздились пустые блюда и грязные столовые приборы. – Ты все съел! – воскликнула она возмущенно.

– Я проголодался, – как ни в чем не бывало сказал он, – пока сидел всю ночь в своих покоях, ждал и тревожился.

Долгое молчание струной натянулось между ними. Все сказанное Биттерблу до этого говорилось, чтобы отвлечь брата, пока она разбиралась в своих чувствах. Разбиралась и выбрасывала их вон, желая встретить гостя пустым и безмятежным разумом, в котором он не сумеет прочесть ни одной мысли. Это у нее получалось неплохо. Даже с туманом в голове и дрожа от усталости, она отлично умела опустошать свой разум.

Теперь он, склонив голову набок, казалось, наблюдал за ней. Лишь шестеро в целом мире знали, что По ничего не видит, а его Дар кроется не в навыке рукопашного боя, как он всем говорит; он Одарен чем-то вроде способности читать мысли, которая позволяет ему чувствовать людей и материальный мир. За восемь лет, что прошли после травмы, лишившей его зрения, он отточил мастерство притворяться зрячим и частенько пользовался им даже с теми шестью людьми, которые знали правду. Эта ложь была необходима. Народ не любит тех, кто читает мысли, а короли используют их в собственных интересах. По всю жизнь скрывал свой Дар. Сейчас уже поздновато что-то менять.

Она решила, что разгадала, зачем По сидит тут, мерцая ласковым взглядом серебристо-золотых глаз. Ему весьма хотелось узнать, где она была всю ночь и почему скрывала лицо, – но По не любил красть мысли у друзей. Его Дар был не безграничен: он мог читать только мысли, которые имели хоть какое-то отношение к нему самому. Но в конце концов, большая часть мыслей человека, которого допрашивают, связана с допрашивающим. И потому сейчас он пытался придумать, как мирно попросить ее объясниться: найти вопросы настолько расплывчатые и не наводящие, чтобы они позволили ей ответить, как она хочет, и не вызвали эмоциональной реакции, которую он мог бы прочесть.

Внимательно обследовав поднос с завтраком, она нашла среди пустой посуды половину тоста, которую гость пощадил, и вгрызлась в нее, сама не своя от голода.

– Теперь мне бы надо велеть, чтобы завтрак принесли тебе, – сказала она, – и съесть его так же бессердечно, как ты съел мой.

– Биттерблу… – начал он. – Одаренный, с кем ты рассталась перед воротами замка… Тот красавчик с мускулами и в лионидском золоте…

Она резко обернулась, прекрасно понимая, на что он намекает, потрясенная мощью его Дара и возмущенная, потому как это был вовсе не мирный вопрос.

– По, – отрезала она, – советую тебе отказаться от этой линии поведения и попробовать совершенно иной подход. Может, расскажешь, как дела в Нандере?

Он недовольно поджал губы:

– Короля Драудена свергли.

– Что? – изумленно пискнула Биттерблу. – Свергли?

– Замок осадили, – продолжал По. – Теперь он обитает в темницах, вместе с крысами. Будет суд.

– Но почему никто не послал мне весть?

– Потому что посланник – я. Мы с Гиддоном помчались к тебе, как только волнения улеглись. Ехали по восемнадцать часов в день и меняли лошадей чаще, чем ели. Только представь, как весело было добраться сюда, едва не падая с седла, а потом всю ночь сидеть и гадать, куда ты подевалась, не пора ли поднимать тревогу и как я буду объяснять твое исчезновение Катсе.

– Что происходит в Нандере? У кого власть?

– Сейчас там правит комитет членов Совета.

Советом называлась подпольная организация, в которой состояли Катса и По, Гиддон и принц Раффин, а также все их тайные друзья, замешанные в народных волнениях. Катса основала ее много лет назад, чтобы мешать гнуснейшим королям во всем мире тиранить подданных.

– Нандером правит Совет?

– В комитете состоят только нандерские лорды и дамы, которые внесли вклад в дело переворота. Когда мы уезжали, комитет выбирал руководителей. Олл внимательно следит за происходящим, но мне кажется – и Гиддон со мною согласен, – что сейчас, пока весь Нандер разбирается, как жить дальше, такой комитет можно считать наименее неудачным вариантом. Было предложение просто-напросто усадить на трон ближайшего родича Драудена – наследника у него нет, зато есть единокровный младший брат, разумный человек и давний друг Совета, – но большой шум поднимают лорды, которые хотят вернуть к власти Драудена. Нервы у всех на пределе, как ты наверняка можешь себе представить. В утро отъезда мы с Гиддоном разняли кулачную драку, потом позавтракали, а перед тем, как сесть на лошадей, разняли еще и стычку на мечах. – Он потер глаза. – Быть королем Нандера сейчас небезопасно.

– Великие моря, По. Ты, наверное, так устал.

– Да, – отозвался По. – Сюда я приехал в отпуск. Отдохнул на славу.

Биттерблу улыбнулась:

– Когда приедет Катса?

– Она не знает. Не сомневаюсь, примчится в тот самый миг, когда мы отчаемся ее дождаться. Между прочим, пока мы все сидели в Нандере, она управлялась с Истиллом, Сандером и Вестером практически в одиночку. Сил нет, как хочется провести с ней хоть несколько спокойных дней, прежде чем мы свергнем очередного правителя.

– А вы собираетесь?!

– Ну, – сказал он, закрыв глаза и откидываясь на стену. – Я пошутил. Скорее всего.

– В каком смысле?

– Пока еще ничего не понятно, – раздражающе туманно ответил По, а потом открыл глаза и прищурился. – У тебя не возникало проблем?

Биттерблу фыркнула:

– Ты не мог бы еще порасплывчатей спросить?

– В смысле, не сомневается ли кто в твоем праве на трон?

– По! Ваша следующая революция случится не здесь!

– Конечно не здесь! Как ты можешь даже допускать такое?

– Ты хоть понимаешь, насколько неоднозначно звучат твои слова?

– Может, необъяснимые нападения? – продолжал он. – Случалось что-нибудь подобное?

– По, – сказала она твердо, отгоняя воспоминания о Тедди, скрывая их от По, и скрестила руки на груди, словно это поможет защитить разум. – Либо скажи прямо, о чем речь, либо убирайся вон из радиуса моих мыслей.

– Прости. – Он поднял руку в примирительном жесте. – Я устал, в голове все перемешалось. Понимаешь, касательно тебя у нас есть два отдельных повода для тревоги. Во-первых, вести о недавних событиях в Нандере разжигают недовольство повсюду, но особенно в королевствах, которые побывали под гнетом деспотичного короля. И потому мы беспокоимся, что тебе, быть может, теперь грозит бóльшая опасность, чем раньше, со стороны собственных подданных – например, кого-нибудь, кому принес горе Лек. Во-вторых, короли Вестера, Сандера и Истилла ненавидят Совет. Несмотря на всю нашу засекреченность, они знают, кто в нем главный, сестра. Они были бы рады нас ослабить – любым способом, в том числе навредив нашим друзьям.