– Ждите вон в тех кустах, я скоро.

– Удачи, Мэл, – желают мне все ребята наперебой. Даже Виктор что-то пытается сказать, но получается только птичий хрип.

Я киваю и, подгадав момент, когда машин будет меньше всего, резво перебегаю дорогу. Издалека мне кто-то сигналит одним гудком, но это скорее формально, чтобы попугать.

Сейчас около полуночи, большинство людей уже спят либо собираются ложиться, но я очень надеюсь, что мне повезет и кто-нибудь откроет дверь.

Сначала проверяю все подъезды. Может входной замок где-нибудь сломан, но все, к моему великому сожалению, работают исправно.

Во двор заезжает машина, я стремительно прыгаю в палисадник и стараюсь стать незаметной в темноте деревьев и кустов. Человек паркует машину и быстрым шагом движется к тому подъезду, около которого я и притаилась. Неужели Фортуна сегодня на моей стороне?

Он набирает четырехзначный код. Мне приходится хорошенько напрячь зрение, чтобы разглядеть нужную последовательность.

Мужчина заходит, а я уже через несколько секунд нажимаю нужные кнопки. Домофон радостно тирлинькает и впускает меня внутрь. Здесь душно и пахнет сыростью, лампочки на этажах горят тускло, словно экономят свои силы, зная, что их быстро не заменят. А еще воняет мочой, кошками и старыми вещами. Я морщу нос, но здесь хотя бы тепло, а это то, что нам нужно. Грех жаловаться. Посмотрим, есть ли доступ на чердак.

Быстро взбираюсь на пятый этаж, переступая через ступеньки, толкаю люк, ведущий на чердак, и едва не визжу от радости, когда он поддается.

Лихо забираюсь по лесенке и прикрываю за собой проход, чтобы никто не заметил незваного гостя в своем доме.

Делаю глубокий вдох и тут же дико жалею об этом.

Меня начинает тошнить.

Смрад, который стоит на чердаке не передать ничем. Пахнет гнилью и птичьими отходами. Стараюсь дышать через рот, чтобы немного унять подступившую к горлу тошноту, но это не спасает, и меня выворачивает наизнанку у самого входа.

На ощупь нахожу в рюкзаке фонарик и включаю его.

Лучше бы я этого не делала, меня выворачивает еще раз.

Трупы голубей, изъеденные мухами и какими-то червями, копошащимися во внутренностях. Все балки и пол покрывает белый налет отходов. Мышиные фекалии валяются везде, как и их окоченевшие трупики.

От запахов у меня все плывет перед глазами. Надо выбираться отсюда. Лучше мы действительно украдем палатку и переночуем в лесу, или вообще спать не будем. Это лучше, чем провести ночь здесь.

Я делаю шаг вперед, чтобы немного осмотреться и принять правильное решение. Под носком кроссовка хрустят косточки скелетов.

Луч от фонаря вдруг выхватывает какое-то движение около дальней стены. Вздрагиваю, но не пугаюсь, скорее всего, это кто-то из наших. Химера.

Сжимаю сильнее в руке фонарь, сглатываю ком в горле и медленно подхожу ближе.

– Эй, – зову я шепотом. – Я своя. Я не сделаю тебе ничего плохого. Покажись.

Никто не откликается, но до меня долетает шум дыхания. Кто-то на чердаке точно есть.

Делаю еще шаг и направляю свет за старые коробки, наваленные здесь несколько десятков лет назад. То, что я сначала приняла за большую груду грязных тряпок, вдруг, встрепенувшись, подскакивает и набрасывается на меня.

Я падаю на спину и выпускаю из рук фонарь. Он откатывается в сторону, но не выключается, чему я очень благодарна. Девочка-химера, грязная, отвратительно пахнущая, с сальными патлами, скалится прямо мне в лицо. Но не рычит. Она делает все безмолвно, чтобы не побеспокоить жильцов.

Мне понятно, что здесь все решится исключительно силой, поэтому выпускаю клыки и утробно рычу, демонстрируя свое превосходство. Затем бью девчонку рукой в живот и отталкиваю, так что она сваливается на загаженный пол.

Наверное, мы издавали слишком много шума, потому что через минуту открывается люк. И дрожащий огонек свечи озаряет пространство.

Я прячусь за коробки, предоставляя девчонке разбираться самой. Искренне радуюсь, что успела схватить с пола фонарь и выключить его. Иначе меня обязательно бы заметили.

– Химя, ты чего расшумелась? – восьмидесятилетняя старушка, покряхтывая, забирается на чердак. – Я тебе сколько говорила, чтобы ты вела себя тихо? Плохая девочка! Принесу в следующий раз только кошачью еду. А то супчиком ее кормлю, кашку приношу, а она хочет, чтобы весь дом узнал.

Старушка наигранно злится. Девчонка-химера на четвереньках подходит к женщине и трется об ноги. Чисто кошка. Меня даже передергивает. Она ведь человек, а ведет себя как дворовый кот.

Я слышала истории о таких. Некоторые химеры, выкинутые на улицы и не попавшие в приюты, частенько воспитывались в стаях животных.

Старушка ставит миску с едой, гладит девочку по голове, снова дает наставления и уходит, прикрывая за собой люк. Меня она не заметила.

Нет, здесь оставаться нельзя.

Химера косится на меня злобно, но подходить не решается. Она знает, что я сильнее. Встаю и иду к люку, придется поискать что-то менее зловонное. Да и нельзя мешать другим выживать, пускай они и ведут себя как звери.

Быстрым шагом двигаюсь к выходу. Девочка крадется следом. У самого люка оборачиваюсь и вижу, что она собирается вновь броситься на меня. Грозно рычу в ответ, и та испуганно шарахается в сторону. Нечего ей огрызаться на меня.

Я не хочу больше соваться на чердаки, там, скорее всего, меня ждет такая же вонь и разложившиеся трупы птиц.

Незамеченной выскальзываю из дома в темноту и подхожу к подвалу. Оттуда тянет теплом, а еще из щелей двери пробивается свет. Наверное, уже кем-то занято. Но я все равно проверяю наудачу.

Толкаю дверь. Та легко поддается. Внутри действительно тепло. Куча труб, какие-то вонючие тряпки, но запах не настолько противный, как на чердаке.

– Э! – окликает меня недовольный голос. – Это наше место, пошла отсюда.

В нескольких метрах от меня оказывается бородатый мужик в потрепанной куртке, от него несет спиртным и немытым телом.

– Эй, она же из этих! – заметив мои все еще выступающие после схватки с девчонкой-химерой клыки, выкрикивает пьяная женщина, лежащая на грязном матрасе около батареи.

Мне приходится реагировать молниеносно. Выскакиваю в морозную ночь и прытью несусь как можно дальше из этого района. Здесь нам ничего не светит.

Уже середина ночи и мороз стал еще сильнее. Нос тут же замерзает, а воздух с трудом протискивается в легкие. Останавливаюсь у дерева, чтобы немного отдышаться, и прислоняюсь к нему спиной.

Сердце учащенно бьется, дыхание все еще резкое и глубокое.

Пока я прихожу в себя, пытаюсь вспомнить, когда же моя жизнь пошла под откос. И понимаю, что с самого рождения.

***

Закон о том, что всех детей-химер необходимо отдавать в специальные приюты наступил не сразу. Родители имели полное право оставить  "неопасного" ребенка у себя, но их предупреждали, что жизнь после этого не будет легкой.

Большинство отказывались от новорожденных уродцев. Оставляли в роддоме и уходили, стараясь больше не оборачиваться. Наверное, их уговаривали это сделать врачи. По крайней мере, хочется так думать.

Мне, наверное, повезло. Я прожила в семье целых четыре года. Мама меня, вроде, даже любила. По ночам иногда мне снится ее лицо и запах.

Они пытались меня растить как обычного человека. Но я была другой.

Нет, родители меня не бросили. Это была авария. Обычная глупая авария. Мы ехали в соседний город к родственникам ночью, и водитель другой машины заснул за рулем.

Я мало что помню из самого происшествия. Наверное, я даже не успела испугаться, когда треснули стекла и обрушились в салон, двери машины смяло, а нас опрокинуло набок. Родители погибли. А я выжила. Потому что я другая, не человек.

Никто из родственников не захотел забрать меня к себе. И так я оказалась в этом ужасном приюте.

О нем я даже не хочу вспоминать.

В тринадцать лет я сбежала. Набила рюкзак вещами, из столовой стащила несколько банок консервов, вилку, ложку и нож, набрала две бутылки воды и других вещей по мелочи.