Он снова видел всё это. Он видел свою жизнь с такой ясностью, что это вызывало у него ощущение физической тошноты. Он вспомнил те первые несколько дней в клетке с Дорианом, ужас при взгляде в эту бездну, при понимании, что он никогда не сбежит от этого вот так.

Он никогда не сбежит от чувств, будучи тем, кем он стал сейчас.

Когда Наоко в этот раз открыл глаза, Даледжем продолжал стоять там, не совсем выжидая, но и не двигаясь. Он наблюдал за Наоко, не меняя выражения лица, а та тень хмурости по-прежнему оставалась на его странно идеальных губах.

Через ещё несколько секунд молчания видящий вздохнул и щёлкнул языком.

— Если верить тому, что сказал твой создатель, Брик, то ты не сумеешь делать так вечно, — сказал Даледжем.

Его голос прозвучал мягко, на удивление нежно.

Прежде чем Наоко успел отреагировать, видящий отвернулся, провёл пальцами по той части волос, что не была заплетена в косу, затем положил ладонь на бедро.

— По словам Брика, — добавил Даледжем, прочистив горло, — я должен суметь взять тебя измором, брат. Он говорил, что ждать придётся недели, возможно, месяцы…

— Иногда годы, — буркнул Наоко.

Даледжем не помедлил в ответ на его слова.

— …затем твои эмоции вернутся по-настоящему, начиная с эмоциональных воспоминаний. По словам твоего создателя, эмоции вампиров намного нестабильнее эмоций людей. Они сродни скорее эмоциям видящих. А значит, твои человеческие защитные механизмы, скорее всего, не сумеют их заблокировать, Ник.

— И что? — Наоко невидящим взглядом уставился на огонь. — Вот чего ты ждёшь? Хочешь увидеть хорошее шоу, брат Джем? Хочешь посмотреть, как я расклеюсь? Слечу с катушек? Или ты думаешь, что можешь меня спасти? Вправить мне мозги?

Даледжем пожал плечами.

Выдохнув, он развернулся на пятках и направился к маленькому кухонному столику.

Добравшись до него, он грациозно опустился на деревянный стул. Он устроился спиной к стене, чтобы сидеть более-менее лицом к Наоко, и подтащил миску с рагу поближе к своему месту. Он взял металлическую ложку, продолжая наблюдать за лицом Наоко.

— И зачем же мне это надо? — спросил Даледжем, опять изящно пожав плечом и держа в руке ложку.

Взгляд зелёных глаз видящего остановился на Наоко, отражая языки пламени.

— Зачем мне нужно вообще что-то говорить? — спросил Даледжем. — Я не Мириам. Я не «мозгоправ», как ты выражаешься. Я даже не Блэк, который может ощущать потребность потыкать тебя носом в это. Я тебе никто, Ник… ты сам это сказал. Так что я вообще могу сказать тебе во всём этом?

— Так какого ж хрена…

Видящий его перебил.

— …Всё, что мне нужно делать — это ждать, — продолжил Даледжем. — Я так понимаю, это похоже на детоксикацию. Как у наркомана, отходящего от героина. Я так понимаю, что моя работа — просто сидеть здесь. Следить, чтобы ты не захлебнулся собственной рвотой. Следить, чтобы ты не сделал чего-то слишком безумного… или глупого. Следить, чтобы ты ел. Следить, чтобы ты не убил себя, пока отрава не выйдет из твоего организма. Быть тем, кому ты можешь выговориться или кому будешь нести чушь, если тебе это нужно. Поливать тебя из шланга, когда ты начинаешь вонять…

— Бл*дский мудак… — прорычал Наоко.

— …Игнорировать тебя, когда тебе нужно, чтобы тебя игнорировали. Закатывать глаза, когда ты это заслужил… из-за твоей лжи; из-за твоих утомительных попыток избегать и отвлекать себя; из-за любых скучных, банальных и заезженных игр с разумом, в которые ты решишь со мной поиграть, пытаясь убедить меня, что ты тупой, не понимаешь, что происходит, и всё это ты не можешь осознать своим крохотным-крохотным мозгом…

Видящий щёлкнул языком с лёгким весельем.

Помешивая рагу в деревянной миске, он продолжал говорить.

— Я тут исполняю обязанности няньки, друг мой. Вот и всё. Я не думаю, что мои слова произведут какой-то эффект. А ты? Что бы ты ни боялся почувствовать, это придёт. Мне надо лишь ждать.

Сунув в рот первую ложку рагу, он задумчиво прожевал, продолжая наблюдать за лицом Наоко. Проглотив, он добавил почти дружелюбным тоном:

— Ты можешь говорить, конечно же. Я думаю, ты будешь говорить довольно много, когда станет по-настоящему скучно. Я не возражаю.

Удостоив его кривой улыбки, видящий добавил:

— Конечно, как я уже говорил, я ожидаю, что всё, что польётся из твоего рта, будет на 99 % чушью собачьей. Особенно поначалу. В зависимости от моего настроения, от дня и часа, а также от того, насколько ты будешь повторяться, возможно, я укажу на это. В другие времена ты будешь охереть как раздражать меня или нагонять скуку, так что я буду уходить на прогулки. Возможно, на долгие прогулки, чтобы насладиться природой или даже заглянуть в город. Или же, если я посчитаю, что нельзя оставлять тебя одного, ибо ты можешь сделать что-то глупое или навредить самому себе, я могу просто надеть наушники и включить музыку погромче, продолжая наблюдать за тобой.

Наоко нахмурился, уставившись на него.

Он хотел верить, что видящий просто подначивает его.

Он хотел верить, что видящий нарочно его раззадоривает, пытается вызвать у него реакцию, выбить из колеи, лишить равновесия или попросту разозлить.

Но глядя на него, он не верил в это по-настоящему.

Насколько он мог сказать, видящий просто говорил правду.

Тело Блэка дёрнулось.

Встретив сопротивление, он заёрзал… затем забился, противясь этим ограничениям каждой унцией силы, что ещё оставалась в его теле.

В те первые одурманенные секунды он даже не знал, зачем он двигается.

Это было за пределами инстинктов.

Это было за пределами паники.

Это жило в более примитивной, похожей на ящерицу части его мозга. Будучи лишь наполовину в сознании, лишь наполовину осознавая происходящее, и оставаясь полностью слепым, он ощущал только ярость — ещё до того, как сумел сморгнуть пелену, которая окрашивала и размывала все перед его физическим зрением.

Его руки, ноги, ступни… всё было привязано к чему-то.

Каждая часть его тела была обездвижена.

Когда понимание этого отложилось в сознании, Блэк издал низкий гортанный рык. Он оскалил зубы, как наполовину осознающее, наполовину разумное животное. Он ничего не мог с собой поделать.

Он не помнил, чтобы чувствовал себя так.

Он не помнил, чтобы ощущал столько злобы.

Он не помнил, чтобы когда-то бывал настолько сердитым — и это ещё до того, как он осознал своё текущее положение, и тем более то, кто его похитил.

В какой-то момент он вспомнил про свою жену.

Его жена.

Он впервые замер, тяжело дыша, моргая; перед глазами всё расплывалось.

Кто бы его ни захватил…

Gaos, у них его жена.

Они настолько тупы, что доставили его к его жене.

Боль рябью прокатилась по нему, превратившись в глубинную ярость, превратившись в жидкий огонь под его ногами. Более насыщенная, более органичная расчётливость распаляла тот чёрный огонь, затапливая нижние структуры в его свете. Ему хотелось взреветь. Вдалеке он видел их… хлопающие чёрные крылья. Длинный, змеевидный чёрный хвост хлестал туда-сюда, перерезая оковы, ослабляя их, заставляя металл трескаться и плавиться.

Он почувствовал, как оковы начали поддаваться…

Вокруг него раздались панические вопли.

Они звучали как животные.

Они даже сильнее походили на животных, чем он сам.

Он слышал их всюду вокруг себя, испуганно тараторивших, визжавших как мартышки, пока они паниковали. Огоньки бешено запрыгали, когда они отреагировали на чёрный огонь, отреагировали на жар, вспыхнувший под его кожей, на хлопающие крылья, на хлеставший мускулистый хвост…

— Вколите ему успокоительное! — закричал один голос.

— Но они сказали…

— ПОСМОТРИ НА НЕГО!

— Вколи ему всё, что есть! Если он освободится, он нас всех тут поубивает…

— Вы это видели? Просто запредельно. Что это, чёрт подери, такое… это…