Ирвинделл поднял взгляд. В главном зале Сильвхолла он впервые оказался восьмилетним мальчишкой. С тех пор прошел сорок один год, но Харрас не забыл, с каким восторгом глядел на пышное убранство обители королей. Он стоял у дальней колонны, разглядывал прожилки желтого мрамора в ее основании, поднимал голову к потолку с лепкой и росписями, опускал глаза долу, разбирая причудливый узор плиток пола. Сорок с лишним лет назад высокие – от пола до потолка – окна закрывали алые гардины. Широкие серебряные ленты с кистями на концах перетягивали их на высоте человеческого роста, через идеальной чистоты стекла в зал проникал солнечный свет. В его лучах искрилось развешенное по стенам оружие, сверкали начищеные латы, для красоты расставленные по углам.
За минувшие десятилетия в зале поменялось многое. Оружие и латы убрали, алые гардины уступили место изумрудно-зеленым. Но для Харраса зал оставался прежним. И он, как и сорок один год назад, разглядывал его с восторгом первооткрывателя. И – как и сорок один год назад – мечтал, как станет королем.
И все же, в сорок девять лет обманываться зазорно.
Ирвинделл тяжело вздохнул, слез с трона, в последний раз проведя по золоченым резным подлокотникам ладонью. Прошел к двустворчатым дверям, и сгрудившиеся рядом воины услышали отданный хриплым голосом приказ:
–Откройте. И передайте всем: с Холдстейном больше не бьемся.
Когда Роллан вошел в тронный зал, Харрас стоял у дальнего окна, на наибольшем из возможных расстояний до трона.
–Сдаешься?
–Мнится мне, сие разумеется, лорд Холдстейн. Ваше величество.
Узкие губы Роллана дрогнули в улыбке.
–Жизнь думаешь от меня поберечь?
–Так разумею. На верность присягаю. Помысли, есть ли резон каждого извести, кто против встал? То половина лордов королевства! Напомню, кроме того: один раз наши вои сошлись, немногих тогда похоронили. Я задачу тебе облегчил, истребив сторонников Карве. Я Увэ первым атаковал – ты добил. Выходит, я скорее помог, чем вред принес.
Холдстейн расхохотался. Ирвинделл выждал несколько секунд, и рассмеялся следом. Отсмеявшись, лорды вытерли мокрые от слез глаза.
–Хитрец ты, Харрас, – промолвил Роллан. – Но прав. И уважаю: не у многих, чья задница воссела на троне, сил хватит поражение принять.
Ирвинделл пожал плечами:
–Зада на троне для правления маловато. Понимай то умерший король, многих бед бы избегли.
–Я исправлю сие, Харрас, – пообещал Холдстейн. – Сделаю все возможное, чтобы междоусобных войн не было, – и усмехнулся. – Чтобы этот трон зрел лишь достойные зады.
Ирвинделл промолчал. Он думал, что лишняя самоуверенность еще никому не приносила добра. И что терпение всегда окупается.
Даже по прошествии столетий.
Кантор. 351 год правления новой династии
Волки выли.
Тоскливая песня – сопровождение негромкой молитве жриц – неслась над заснеженными холмами, проникая за плотно закрытые двери святилища.
–Аэлинне, матерь рода человеческого, жизнедательница, жизнедарительница…
Кадили в полутьме факелы, тяжелый аромат благовоний витал в воздухе, теплом и сухом. Иша лежала на горячем камне, чувствуя обнаженной спиной и ягодицами его жар, все неровности и шероховатости. Тени прислужниц плясали вокруг алтаря.
–Ты, о вечно плодом тяжелеющая, обрати очи на молящих тебя. Поделись тайной зачатия, и семя человеческое да не пропадет втуне.
Обрядное масло густой лужей расползлось по Ишиному животу, ее веки крепко смежились, пальцы сжались в кулаки. Женщина тихо взмолилась:
–Помоги мне, помоги, матерь вечная…
Песня жриц перешла в шепот. Мигнул, зашипел и погас один из факелов, колыхнулись занавеси, отделившие алтарь от молитвенной залы – прислужницы удалялись.
Влажные ладони легли на грудь Иши.
–Ну что, любимая, готова?
–Да, как и много раз до этого, – вздохнула Иша, притягивая к себе мужа.
Элисьер скинул одежду, и его тело накрыло жену.
Это был уже четвертый обряд за год и, наверное, сотый за все десять лет брака, так и не принесшего детей.
Раз…два…три…четыре…пять…шестой уже плохо заметен. Такой хороший камушек, кругов на воде могло быть и больше…
Элисьер, на корточках сидевший на берегу, тяжело вздохнул. Ладонь зашарила по песку в поисках другого камня- более плоского. Может, со вторым больше повезет…
Трудно отважиться на серьезный разговор. Труднее вдвойне, когда только притворяешься, что советуешься, а на самом деле все давно решил. И совсем плохо, когда знаешь: будет страдать любимый человек. Самый любимый, самый дорогой… ни в чем не повинный.
Боги! Зачем вы так поступаете со мной?!
Под руку, как назло, подворачивалась одна кривая мелочь. Элисьер сгреб ее в горсть, на вершине замаха ладонь разжалась, и камни полетели в пруд. Может, стоило сначала сделать, а потом сказать? Нет, жена никогда не простит.
До замка была какая-то тысяча шагов. Элисьер шел их полчаса. Из конюшни приятно потянуло теплом. Зайти, что ль, буланого проверить? Нет. Мужчина на то и мужчина, чтобы делать, что решил… и сто раз не передумывать.
Она вышивала, сидя у огня. Когда муж вошел, лицо ее мигом осветилось улыбкой. Которая тут же погасла, едва женщина поняла настроение Элисьера. Один взмах руки, и служанки покинули комнату. Муж и жена остались одни.
–Все–то ты понимаешь, – сказал Элисьер.
Его плотная фигура приблизилась к камину, руки протянулись к огню.
–Я твоя жена. Мне положено все понимать.
–Значит, я напрасно тяну время, тяготясь разговора с тобой?
–Я вся во внимании, мой супруг.
Элисьер отвернулся от огня. При взгляде на жену он заметил, как исчезает из ее глаз непринужденность, уступая место настороженности. Выдерживать это было свыше сил человеческих, и он бухнул, проклиная себя:
–Это насчет моего наследника.
Ишины гордо развернутые плечи согнулись, будто придавленные тяжким грузом.
–Я говорила с сестрой, – глухо сказала она. – По слухам, в горах есть храм с целебным источником. Я думаю, надо поехать туда весной.
–Милая, – Элисьер покачал головой, – сколько было храмов, источников, молебнов? Сколько раз мы надеялись и разочаровывались?
–Так чего ты хочешь? – женщина подняла глаза, взгляд ее стал жестким. – Предлагаешь смириться? Мне?! Смириться?! Ты хоть понимаешь, что такое жить пустоцветом, зная, что не оставишь потомка, мужу – наследника? Знать такое МНЕ!!!
–Иша, – мужчина обошел кресло жены, оказавшись напротив нее, – это не твое личное горе. Это наша общая беда. Но есть и другая проблема- мой брат. Он хочет кресло лорда-наместника, я знаю.
Женщина молчала, только крепко стиснутые в замок пальцы выдавали волнение. Элисьер продолжил:
–Я знаю, какие страдания причиняю этим разговором, но мне нужен наследник. Нельзя, чтобы ветвь моего рода прервалась, и лордами стали потомки брата.
–Я поняла тебя, – медленно проговорила Иша.– Вопрос о бесплодии не ставится в отношении лорда. Только его жены. Детей в нашем браке не могу иметь я. И раз так, ты хочешь отправить меня к родителям, а самому жениться второй раз.
–Нет. Я брал тебя в жены по любви и любить не перестал. Но я хочу иметь наследника. У одного из крестьян есть дочь. Она будет служить в замке. Молодая здоровая девушка, семья которой умеет молчать. Когда ребенок родится, все будут считать его твоим.
Иша обмерла. Чего больше было в ее душе в тот момент – ярости или изумления? Элисьер смотрел на жену, не отводя взгляда. Он знал: отвернуться – значит отступить.
–Да что ты говоришь?– зашипела она наконец.– Я приму в дом бастарда, назову его сыном, ублюдка – будущим лордом?! А что будет с моими детьми, Эльсьер, об этом ты подумал?
–Этих детей еще надо родить, милая.
–И я рожу!
–Иша, загляни в глаза правде! Мы женаты десять лет! Из них ты восемь молишься и лечишься, но наследника мне не дала! А мне тридцать пять! И я в любой момент могу отправиться к богам – я знаю Зивьена достаточно! Что будет с тобой, если он убьет меня?