–Думал, – лицо Моэраля передернулось, словно он съел что-то кислое, – и буду обращаться. Но уже предвижу ответ. Им надо много золота, и они будут помогать мне людьми и оружием. А будут поддерживать обе стороны. Старая история. Они всегда так делают, когда собачатся приграничные лорды. Вардис, я думаю о лорде Ирвинделла.

–О Теллине?

–Ты знаешь другого Ирвинделла?

–Н-нет… Думаешь, он поможет?

–Ирвинделлы участвовали в прошлой междоусобной войне. И дрались на своей стороне.

–Против всех?

–Да, как и Сильвберны тогда. Они древних кровей, пожалуй, благородней нас с тобой. Как думаешь, нравится им сидеть в безвестности на севере? Я помню Теллина. Когда был жив отец, мы часто бывали у него в замке – в Иэрале. Он вел себя, как король, устраивал охоты, турниры… что я тебе рассказываю, не ты ль лет восемь назад вышиб из седла Ансельма Каллье на соревновании в Иэрале?!

–Да! – Вардис расхохотался. – Совсем забыл! Помнишь его рожу?!

–«Поверить не могу, меня уделал шестнадцатилетний сопляк»? – чужим голосом передразнил Моэраль.

–Именно! Ох, забодай меня корова, я уже и забыл, давно было… Как ты-то помнишь?

–Я много чего помню, – ответил Моэраль и вмиг посерьезнел. – И вот теперь думаю… Как считаешь, поддержит меня Теллин, если пообещать ему место в королевском совете?

–Не знаю.., – Вардис немного подумал. – Наверное, да, если кресло лорда-председателя…

–Нет, – твердо прервал друга Моэраль, – кресло председателя за тобой. Ты мой первый и единственный настоящий союзник, Вардис. Так что тебе и быть лордом-председателем. И главнокомандующим моих армий – тоже.

Польщенный Вардис открыл было рот, но Моэраль махнул рукой, мол, помолчи, продолжая:

–Но говорить об этом еще рано. У меня пока нет ни короны, ни армий, чтоб эту корону получить. Значит, вот что я решаю: пишу в Вольные Княжества, Артейну, в Ульрьк и Кэхольд, твоему отцу – не спорь – на всякий случай, вашим соседям Орпу. А к Ирвинделлу как к главному союзнику еду сам. Сбором войск в Вантарре, пока меня нет, займутся мать и Арна. Уж бумажки с приказами разберутся, как написать. Семь тысяч воинов они соберут. Ты со мной?

–А у тебя в этом есть сомнения? – вопросом на вопрос ответил Вардис.

Сомнений у Моэраля на самом деле не было.

Осень заканчивалась. Была только ее середина, но на севере это время года осенью быть уже перестало. Облетели листья тополей, золото кленов каскадом обрушилось на землю и по утрам покрывалось тонкой корочкой льда. Небо стало высоким и прозрачным, а воздух морозным и колким. Скоро зима. Приближается холодное время с короткими днями и длинными мрачными ночами, когда вечерами хорошо сидеть у камина и прясть, слушая, как мурлыкает у ног приблудная кошка, а за окном завывает вьюга, злясь на тепло человечьих жилищ. Зима. Время для отдыха. Время для мыслей.

Но не для всех. Во дворе лязгало оружие, ржали возбужденные кони. Людям не было дела ни до осени, ни до зимы.

Многие служанки жаловались на хамоватых вояк, но Рейне набившиеся в замок мужчины ничуть не мешали. Их взгляды равнодушно скользили по закутанной в меха фигурке и устремлялись дальше. Разгоряченных в предвкушении резни и смерти, их больше волновали дешевые шлюхи, чем высокородные леди. Тем более такие, как она.

Женщины вели себя иначе. Леди Кадмэ, когда Рейна торопливо прошла мимо, подняла взгляд от тюков, укладываемых служанкой, и Рейну словно окатило ледяной водой. Столько презрения, столько ненависти… Рейна отвернулась и торопливо скользнула за калитку в сад. В данный момент ее больше тревожило пристальное внимание леди, чем неприязнь.

Замерзшие листья звонко хрустели под ногами, их уныло обвисшие собратья без движения торчали на полуоголившихся ветвях. В прозрачном до рези в глазах воздухе темные деревья казались иллюстрациями к сказке.

Рейна неосознанно ускорила шаг. Пар от дыхания облачком вился у лица и оседал на густом волчьем мехе накидки, на черных как смоль волосах девушки. Впереди замаячила калитка, и заиндевевший лес вставал за ней. Рейна бросилась бежать.

Он уже заждался ее – шерсть небрежно наброшенной на плечи шкуры успела смерзнуться в сосульки, словно мороз в этом зачарованном лесу был в разы сильнее мороза в замке. Не говоря ни слова, Рейна бросилась ему на шею, и спрятала лицо у него на груди.

Моэраль молча сгреб девушку в охапку и принялся укачивать, как ребенка. Через плотный мех он чувствовал, как Рейну бьет дрожь, и понимал – вовсе не холод тому виной.

Наконец, она подняла лицо с огромными потемневшими от избытка чувств глазами, и он приник к ее губам, поражаясь, как жил без этого все долгие часы, что они не виделись.

Эти встречи тайком, урывками, вдали от вездесущей челяди и еще более вездесущей Кадмэ порядком утомляли, с другой стороны, делая любимую женщину еще желанней. Каждый раз, держа ее в объятиях, он удивлялся силе своего влечения.

Они оба помнили их первую встречу, словно она состоялась вчера. Им нравилось обсуждать их знакомство, возвращаться к нему вновь и вновь. Обычно, лукаво сверкая глазами, Рейна спрашивала: «А что ты подумал, увидев меня в первый раз?», и он неизменно отвечал: «Я сразу решил, что боги создали тебя для меня».

Рейна обычно хихикала. Несмотря ни на что, она отказывалась верить в честность ответа Моэраля.

Кем она была тогда, восемь лет назад? Худышкой, жалкой соплюхой, взятой из родного дома едва ли не в королевский дворец, которым ей всегда казался Холдстейн. А кем был он? Пятнадцатилетним парнем, черноволосым синеглазым красавцем, на которого заглядывались женщины. Но нельзя отрицать, что в тот миг, когда он помогал ей открыть сундук с вещами, и их руки соприкоснулись, что-то произошло. «Укол судьбы» – часто говорил Моэраль.

Потом он уехал на долгие три года. Вернулся уже не юношей – мужчиной, опытным, много чего попробовавшим. Вернулся, и вновь встретился взглядом, но уже не с ребенком – с двенадцатилетней девушкой.

Поездки в Сильвхолл повторялись. Между Рейной Артейн и Моэралем Холдстейном было мало встречь, и еще меньше разговоров. Но оба жили предчувствием чего-то, что ждало впереди.

А потом умер Фрайвик Холдстейн, отец Моэраля и единственный человек, по-доброму относившийся к Рейне. Тогда Моэраль вернулся в Вантарру и сел в кресло лорда-наместника. Слуги говорили – теперь-то он женится. А пятнадцатилетней Рейне так не хотелось в это верить…

Все решилось в этом самом саду такой же золото-багряной холодной осенью. Рейна в задумчивости бродила среди деревьев, касаясь ладонями ледяной коры, разбрасывая вокруг опавшие листья. Бродила, стремясь слиться с природой, когда внезапно ощутила на себе чей-то взгляд.

Моэраль следил за ней, привалясь к стволу облетевшего тополя, и как в первый раз поражался чистоте ее профиля, гибкости стана, завораживающему блеску летящих по ветру волос. Словно юный лесной дух, а не девушка из плоти и крови, резвился в саду.

Спустя две недели он впервые поцеловал ее в том же саду. Он сделал бы это раньше, но останавливал испуг на дне огромных серых глаз. Рейна просто не могла поверить, что всерьез заинтересовала его.

Они тщательно скрывали отношения. Лишь однажды Моэраль с присущей ему твердостью сказал о свадьбе, как деле решенном, и больше этот разговор не поднимался. Они не шли дальше поцелуев украдкой в темных уголках замка, да сладостных, более долгих – в ставшем местом постоянных встреч саду. Впрочем, это не означало, что обоим не хотелось большего. Порой Рейна пугалась страсти своего избранника, уже несколько раз ей приходилось плавиться, как воск, когда его ладони проникали то в вырез платья, то под юбку. Рейна не раз уже был готова отдаться чужой воле, забыть про последствия и сломать последнюю преграду своей любви. Но Моэраль неизменно отстранялся.

Еще дважды молодой лорд уезжал в Сильвхолл. Король, привязавшийся к племяннику, желал видеть его при себе, и эти месяцы, омраченные отсутствием любимого, были самыми тяжелыми для Рейны. Она не жаловалась, но жизнь в Вантарре становилась невыносимой. Кадмэ, считавшая Рейну никчемной прихлебательницей, с чуткостью материнского сердца понимавшая отношение к девушке своего сына, делала все возможное, чтобы Рейна пожалела о появлении на свет.