Фадрик засыпал. Широко открытые глаза лорда не видели ничего… хотя нет. Что-то он все-таки различал. Что-то двигалось навстречу. Большое, серое…

–Моооооорт!!!!! – изо всех сил заорал Фадрик.

Жалобно вскрикнула лошадь Дариса. Свистнул кнут, и сидение под Фадриком резко рвануло вперед. Топот коня Кобрина стал удаляться. Звучал он, словно копыта скакуна обмотали тряпками.

Карету замотало. Фадрик сверзился на пол и прижался к скамье. В оба окна хлестал борщевик, осыпая внутренности кареты обрывками листьев и сухими семенами. «По полю понесли», – путано подумал Фадрик, – «Вот и все…».

Дверца кареты внезапно распахнулась, на на колени лорду свалился Дарис.

–Милости прошу, милорд, снаружи оставаться силы нет! Там в тумане что-то есть, за нами гонится!!!

–Как же ты так, – дрожащим голосом спросил Фадрик, – прямо с лошади сюда?

–Жить хочется, ваша милость, – ответил слуга. – Вот и поднапрягся. А вы опустили бы кувшин.

Фадрик перевел глаза на правую руку, разжал кулак.

–Я думал, это… Эти. За мной…

Дарис молчал. Как и хозяин, он с ужасом вглядывался во влажную завесу прямо за окнами кареты.

Раздался боевой клич Кобрина. И потонул будто камень в колодце. Снова стало тихо…

Времени больше не было. Оно ушло, поглощенное туманом, как и все вокруг. Не было ни людей, кроме тех, что сидели в карете, ни домов, ни деревьев. Только мокрый борщевик, то и дело сующийся в окно. Непрерывная серая мгла царила вокруг, и не было ей конца и края. И Фадрик видел – в ней, в этой нескончаемой мгле движется то, чем пугали детей по ночам. Те, имя которых произносили только шепотом. Жуткие твари, которым культисты приносили кровавые жертвы. Гроули…

Фадрик не понял, как карета оказалась во внутреннем дворе замка лорда Шейда.

Вокруг засверкали факелы, разом загомонили люди. Дарис кулем вывалился наружу, потянув за собой лорда.

На облучке сидел растрепанный Морт, все еще сжимая в кулаке кнут. Лошади дрожали, роняя пену. Глаза их выпучились, налились кровью – алая влага только что по мордам не катилась. Шагах в двух, обнимая своего скакуна, стоял Кобрин: лицо бледное, ладонь сжимает рукоять меча. Лезвия нет – обломано у основания.

Лошадь Дариса пропала.

–Парень! Эй! Фадрик! Фадрик!

Фадрик медленно перевел взгляд. Прямо перед ним стоял лорд Шейд.

–Молдлейт? Ох ты, Боги! Да на тебе лица нет!

–Мы неудачно съездили, – ответил Фадрик. – Лотар нас прогнал.

–Фадрик, какой Лотар?! Что случилось?

–Это было что-то жуткое, – спокойно ответил Фадрик и пошел в донжон, обойдя лорда Шейда, шатающегося Дариса … напрочь развороченный угол кареты, с которого причудливыми лохмотьями свисал кусок шелка.

В необычайном спокойствии он вошел в зал и подошел к зеркалу. Оттуда глянуло привычное лицо. Только глаза были слишком большими и испуганными. И в волосах, до этого светло-русых, появились тонкие нити седины.

По крыше кареты барабанил дождь, почти не отвлекая, скорее помогая думать. Линель лежал на мягкой драпированной бархатом скамье, заложив руки за голову. Пальцы от нечего делать теребили упругие завитки волос. Под скамьей стояла жаровня, потрескивали угольки. Снятые сапоги из мягкой оленьей кожи валялись на полу. На сидении напротив лежал камзол, топорщась жесткой вышивкой.

Королевский эскорт лениво тащился по грязи и ухабам – обязательному приложению к любому путешествию. Сильвхолл – столица королевства – Серебряный город, вздымал шпили и башни к небу всего в трех днях пути на юг. Прозрачные воды Этеллис омывали стены, уносясь к морю уже не столь прозрачными, какими были вначале. Тенистые сады и ажурные беседки, роскошные храмы во славу богов, площади, мощеные безумно дорогим камнем, как поговаривали – с прожилками серебра… Столько денег вкладывалось каждым правителем в столицу!

Забота о состоянии общих дорог возлагалась и на корону, и на лордов, по чьим землям проходили дороги. Именно эта законодательная неясность и влекла за собой проблемы. Казна демонстративно раскрывала пустые сундуки, едва лишь речь заходила о ремонте трактов, указывая на нужды Сильвхолла. Местные лорды в ответ разводили руками: мол, есть потребности и поважнее.

Вот и тонула королевская карета в грязи при всякой поездке за город.

Линель избрал для своего первого посещения Кэшор. Как и многие западные лорды, Дунстан Кэшор не любил власть Сильвбернов, но сдержанно терпел. Что и говорить – запад кормил страну. Здесь растили зерно, разводили и продавали скот. Большинство местных лордов обладали значительными богатствами. Но настоящие благородные лорды, чьи предки наживали золото мечами, торгашей не любили. Разумеется, об уважении речи также не шло. Пожалуй, за последний десяток лет из всех западников в королевский совет смог пробиться только лорд Перрье. Да и тот был вынужден держаться тихо и скромно, когда говорили советники вроде Эррина и Молдлейта.

Но лорд Перрье был никем в сравнении с Кэшором. Мнение Кэшора в этих землях равнялось закону. Повязанные со всеми западными родами брачными союзами, Кэшоры здесь были миниатюрой Холдстейнов на севере.

Они поладили бы меж собой, а допустить такого никак нельзя.

Вот и трясся его величество на ухабах, сдавленно проклиная жадность короны и мелочность местных лордов.

Тем более, что мелочность эта совсем не обоснована.

Пожалуй, не будь Линель рожден и выращен в столице, он воспылал бы завистью к лорду Дунстану. Замок Тэрпи – родовое гнездо Кэшоров – раскинулся сразу на трех холмах, его мощные барбаканы заставляли откинуть прочь любую мысль о штурме. Нависающие бастионы отбрасывали такие тени, что хватило бы укрыться небольшому отряду, а во рве, опоясывающем замок, утонул бы всадник… Множество каменных построек вокруг замка вопило о состоятельности их владельцев. Пожалуй, Кэшор с легкостью выставит пятьсот бойцов, а то и тысячу…

Линель обулся и надел камзол, застегнув пуговицы под самый подбородок. В этот день его величество носил свои родовые цвета: черный и серебряный. Они не очень шли Линелю: к черным глазам и черным же волосам лучше подходил темно-зеленый, в крайнем случае – вишневый. Но для Сильвберна важнее было выглядеть королем, чем выглядеть хорошо. Кроме того, как он сам себе часто напоминал, черный заставлял его фигуру выглядеть тоньше и выше.

Подъемный мост опустили, лорд Кэшор стоял посреди него. Золотые волосы лорда потемнели от влаги, светло-коричневый плащ облепил высокую широкоплечую фигуру. Длиннопалые ладони расслабленно лежали на узких бедрах, опоясанных широким поясом. Изображение на пряжке – пшеничные колосья, символ Тэрпи – снова напомнили Линелю о роли западных земель.

Едва лишь карета поравнялась с ним, лорд поклонился.

–Ваше величество! Какое счастье видеть вас в моем скромном поместье!

Линель сдержался, чтобы не усмехнуться. Должно быть, Дунстан долго готовил эту фразу…

Мало кто при дворе знал, но в юности Кэшор сильно заикался. Лекари были бессильны, и бедному лорду оставалось лишь одно средство – говорить коротко и четко.

–Благодарю, Дунстан, но не надо ложной скромности, – Линель, желая продемонстрировать расположение, вышел из кареты и пошел рядом, игнорируя дождь. – Ваш замок огромен!

–Его строило несколько поколений моих предков, – Дунстан улыбнулся. – На некоторые башни хранятся разрешения, подписанные прежними королями.

Линель кивнул – лорд говорил о временах, когда разрешение на строительство или реконструкцию замка следовало получать у короля. Такие правила ввели после памятной междоусобной войны, приведшей на трон Сильвбернов. Памятуя о вероломстве подданных, огражденных от гнева короны высокими стенами, Роллан Первый Сильвберн принял мудрое решение. Впрочем, указ действовал не более полувека – длительное спокойствие в стране настроило правителей на более мирный лад, и лорды вновь принялись строиться кому как угодно. Линель мельком подумал, как бы теперь не пожалеть.