– Ты стал совершенно невоспитанным, – говорю я ему, стоя напротив и с ужасом смотрю на защелку, которая под напором его руки закрылась.
Эти защелки.
Меня от них еще в больнице в дрожь бросало. Один такой щелчок и нас окутывало странным липким притяжением, и нет сил противится сексуальному влечению, да и желания противиться тоже нет.
И сейчас оно никуда не делось: манит, гипнотизирует, заставляет не отрывать взгляда друг от друга.
Я что-то сказала про воспитанность. Правильно. Лучшая защита – нападение.
И зачем он сюда пришел, раз у него скоро намечается семейная идиллия?
– Ну, так и ты не восемнадцатилетняя девственница, – с иронией в голосе и взгляде напоминает он, и о, кошмар – делает шаг вперед.
А, ну стой!
– Не смей Стас ко мне приближаться.
Мы оба знаем, чем заканчивается этот проклятый щелчок двери.
– Сегодня ты была не против.
– Сегодня я еще не знала, что ты женишься. И все произошло быстро, я не успела подумать, – залепетала я, действительно чувствуя вину за слабость своего передка.
– Мне очень нравится, что в моем присутствии твой мозг отключается, – произносит он негромко, на уровне тигриного рычания и внезапно делает бросок хищника, сжимая меня руками и смотря сверху вниз.
Я уже и забыла, какой он высокий и большой по сравнению со мной, но все равно сопротивляюсь, упираясь руками в его твердую, как скала грудь. Я так любила на ней спать.
– Уйди Стас прошу, все давно кончено, – шепчу, чувствуя что сердце отчаянно кричит «Беги» Он снова сделает нам больно, растопчет и выбросит.
– Тогда почему ты течешь?
– Что?
Это как вообще? Его руки сжимают мне плечи, и он никак не мог понять, что…. Да, что между ног начался пусть не потом, но вполне себе – наводненьеце.
– Я слишком хорошо знаю запах твоего тела, когда ты возбуждена, и сейчас ты меня хочешь. – мягко шепчет он и касается губами щеки.
Эта ласка настолько не вязалось с тем, как дико бьются наши сердца, с тем как его желание уже прилично так давит на живот и совершает волнообразные движения. Он снова давал мне шанс отступить, оттолкнуть его, но его губы на лице творили волшебство и сил сдерживать его напор просто нет.
Так легко повторять себе, что он с другой, так легко понимать, что завтра я уеду в другой город, так легко наслаждаться тем, как он рисует узор вальса на моей щеке, собирая капельки воды, скользя по ним, задевая мочку уха, посасывая, вызывая нескончаемую ноющую сладкую боль внизу живота и пустоту. И только ему под силу ее заполнить.
Стас, проклятущий, знает каждую чувственную точку на моем теле, каждое эрогенное место. Он, скотина, знает, как меня вознести на высоту полета и отлично знает, как оттуда сбросить.
Напрягая мышцы рук и все-таки его отталкиваю.
– Хватит! Иди нюхай свою невесту.
Вижу его затуманенный взгляд и понимаю, отсюда я без его поцелуя уже не выйду, и хорошо если только поцелуя. Все равно задираю подбородок, показывая какая я сильная независимая женщина и пытаюсь обойти его.
Раз.
И мы как два танцора, не может разойтись в стороны.
Шаг делаю я, и в ту же сторону он.
– Ты издеваешься? – едко произношу.
– Почему Афанасьев?
– А почему собственно и нет. Он твоего возраста, так же сложен, и почти так же трахается.
Челюсти Стаса сжимаются, и мне его ревность доставляет какое-то извращенное удовольствие. Бесполезная ревность, ведь она ни к чему не приведет.
– Он кабель, – говорит резко, выдыхая мне в лицо аромат – сладкий манящий, как из детства и напоминает дни, когда я вместе с братьями близнецами лазила по садам и воровала вишню.
Ведь самые сладкие ягоды за чужим забором. Ведь запретный плод так манит.
Может поэтому я так залипла на Стасе, потому что неосознанно чувствовала… Он никогда не будет моим до конца. Судьба дала мне его в аренду.
На, малыш попользуйся, а потом я и дальше пойду блядствовать.
– Кто бы говорил, насчет кобелизма – зло, как-то на себя непохоже, ухмыляюсь я и проскакиваю под его, увитой мускулами, рукой к двери.
– Тебе я не изменял, кроме.
– Тот случай конечно был особенным? – с презрением произношу я. – Все ради карьеры, все ради денег и статуса, верно Сладенький? – шиплю и разворачиваюсь, чтобы посмотреть в его лживые, такие красивые глаза и утопаю в их серебре.
Эти глаза, только трепанацией можно вытравить из моего сознания и сердца.
– Ну, – ехидничает он. – Я смотрю ты недолго горевала. Олег в тот же день тебя утешил или вы для приличия сходили на свидание? – такой ядовитый тон, что и на меня сразу накатывает гнев и ярость.
– Ты, ничего не знаешь! – тыкаю его указательным пальцем в грудь. – Ты сидел тут, горя не знал, а я…
– А что ты? – хватает он меня за запястье и не дает вырваться. – Пошла в шлюхи?
– Да пошел ты! – вскричала я. – Просто, иди на хуй! Отпусти, я сказала, – уже реву я, но в миг оказываюсь с зажатым ртом и лицом к зеркалу.
– Не ори.
– Отпусти, – глухо говорю сквозь ладонь и не могу оторваться взгляд от пары в зеркале. Он выше, с широким разворотом плеч и светловолосый, хотя я вижу пару седых прядей и она, нежная, хрупкая, влюбленная в засранца.
И ни время и ни обида не смогли уничтожить тот холст, что мы с ними рисовали в течении года. Холст нашей вселенной любви и боли.
– Отпусти меня, Стас.
– Я был бы и рад, честно. – опаляет он горячим дыханием мое ухо и продолжает прерванную пытку. – Но я все еще чувствую запах твоего вожделения, малыш. Как я могу отказать себе в удовольствии попробовать его на вкус? Как мы можем не потрахаться… Последний раз…
Я плохая. Ужасная. То что я сейчас делаю грешно и неправильно.
Воровать вишню в чужом саду неправильно, как и млеть от ласк чужого мужчины. Млеть и выгибаться, чувствуя, как его член готов уже прожечь дыру в моей юбке.
Его губы уже давно завоевали ответственные позиции на шее и празднуют там победу – прикусывают кожу. Его рука на моей груди ликует. Она добралась до сосков и нежно их потирает между пальцами, но через ткань Стасу мало. Его руки вступили в сговор и пока одна нагло мнёт грудь, срывая с моих губ всхлипы, другая уже расстегивает крохотные пуговицы рубашки.
Миссия выполнена и вот я уже прикусываю губу от прикосновения Стаса к груди и их вершинам.
Надо бежать, бежать куда угодно – от него… от себя. Только разве сбежишь от себя, когда тебя так трепетно ласкают губы, когда тебя так властно обнимают руки. И желание бежать медленно растекается вместе с моими чувствами, что под давлением тела Стаса просто тают, как шоколад на солнце.
Он мое солнце. Всего раз, за все три года, я ощутила, как мир наполнился красками, всего однажды. Теперь же эти краски снова вошли в мой мир, раскрасили серость, заполнили чувства.
И нет сил противиться влечению. Искушению, в которое Стас превратил простую, почти невинную прелюдию.
Сжимаю бедра крепче, просто боюсь, как бы оттуда не потекло и чувствую щемящую нежность внизу живота.
Он разворачивает меня одним махом, молча смотрит в глаза и медленно, так медленно поднимает юбку, а под ней трусики, насквозь мокрые, по которым он ласково гладит половые, припухшие губки.
Времени снимать одежду нет, вообще ни на что времени нет, только этот вот такой поспешный последний поцелуй, последний секс, последняя встреча.
Только это мгновение. И я навсегда заберу его с собой, чтобы, когда настанет очередная жопа, доставать из сундучка воспоминаний и просматривать вновь и вновь. Думать о том, как грудь взбухает от его грубых ласк, как его губы втягивают в рот сосок, как его пальцы отодвигают ткань трусиков и проникают в лоно.
Долго-долго, он его растягивает, подготавливает одной рукой, а другой просовывает пальцы мне в рот, потому что еще немного и я сорвусь на крик экстаза. Такой рваный, хриплый крик.