– Ну, слава богу! – обнял адмирал его, обрадованный его появлению.

Обрадовало его ещё и то, что с Андело пришли полтора десятка опытных капитанов, которых он знал раньше, когда ещё был сам главнокомандующим пехоты.

Итак их застала ночь.

Ночью Колиньи отправил лазутчиков в лагерь испанцев. Те привели языка, и в крепости стало известно, что Монморанси ранили в сражении и он попал в плен к испанцам.

Выслушав лазутчиков, Колиньи тихо процедил:

– Эта старая бездарь и здесь не смог ничего сделать! Только вляпался сам в…

Заметив, что Понтус услышал его, понял, что он имеет в виду Монморанси, он метнул на него хмурый взгляд, но ничего не сказал. Он уже убедился, что этот капитан умеет держать язык за зубами.

Понтус понял, что тот отзывается так о Монморанси. По слухам, какие ходили по армии, Понтус уже знал, что Монморанси никогда не блистал на полях сражений. А вот что был безжалостным, жестоким, об этом он слышал ещё в Италии во время похода в армии Бриссака, поскольку Монморанси подчинялись тогда все войска Франции.

В крепости все упали духом. Горожане, что работали на ремонте стен, разрушенных пушками испанцев, бросили работу и попрятались в подвалах.

Колиньи, не обращая внимания на подавленное состояние солдат, продолжал строго следить, чтобы они несли караулы, требовал того же от офицеров, обходил с проверкой каждый день все роты и кварталы города.

Не застав как-то Понтуса на его участке обороны крепостной стены, он стал искать его и обнаружил в переулке, в полуразрушенном доме, покинутом хозяевами. И там, в крохотной каморке, похожей на келью, он и нашёл Понтуса и Антуана. Адмирал пришёл с де Андело, младшим братом. Тот был здорово похож на него. Такой же крупный прямой нос, слегка выдаётся вперёд, большие глаза, жабо, плащ со стоячим воротником. Правда, как уже подметил Понтус, немного простоватым был. И он, как говорили, находился под сильным влиянием своего брата, Гаспара, по жизни шёл за ним.

– Вы что в такую тесноту забились?! – пошутил адмирал.

– А его, монаха в прошлом, всё ещё тянет в келью! – съязвил, как обычно, Антуан, кивнув головой в сторону приятеля.

Адмирал и его брат, изрядно уставшие, таскаясь с утра по крепости, тяжело опустились на лавку, чтобы передохнуть.

– Мы только что были в предместье де Иль, – начал адмирал рассказывать, что они видели.

Уже три дня как испанцы не делали никаких приступов. Они только приблизились ещё ближе к предместью де Иль. Там они вырыли несколько траншей, захватили ров и, укрывшись в нём, к чему-то готовились… Зачем-то жгли огонь… И адмирал беспокоился, ожидал от герцога Савойского какой-нибудь хитрости… Он сообщил, что капитан Сент-Андре ранен, лежит в своём жилище, но выглядит неплохо. Его лейтенант также ранен в эту ночь, а сержант убит.

– И будет хорошо, если отряд Сент-Андре заберёт мой брат, – показал он на того. – И вас тоже, – сказал он им, имея в виду, что они переходят под начало генерал-полковника.

Сообщил он им ещё, что испанцы совсем близко придвинулись к воротам Ремикур, начали рыть траншеи, видимо, готовились для подрыва стен фугасами.

Он замолчал. Посидев немного, он и де Андело поднялись.

– Ладно, мы пошли… Дела… Надо посмотреть, что творится у капитана Линье.

Они ушли.

Прошли две недели обстрела города испанцами. Они начали с того, что установили батарею напротив ветряной мельницы, что была у ворот Сен-Жан, и стали бить по башне у воды так, чтобы разрушить крепостные стены, соединяющие её с аббатством и малой куртиной[42]. От массированных ударов стенобитных орудий сотрясались толстые стены башни, отделанные для прочности керамикой, а внутри неё рассыпались все вещи… И за эти две недели обстрелов, штурмов и стычек при атаках много солдат и офицеров были убиты и ранены на брустверах и башнях.

Вечером, обходя участок за участком крепостной стены, Колиньи ещё раз напомнил всем о присяге королю и кто какую защищает брешь в стене, уже проделанные во множестве артиллерией испанцев. В конце обхода он появился и у Понтуса.

– Капитан де ла Гарди, вы со своей ротой и я защищаем эту брешь, эту башню, ворота Сен-Жан!

Понтус взял под козырек:

– Да, господин адмирал!

– Тут самое уязвимое место обороны! – продолжил адмирал. – Если неприятель пройдёт тут – то будет конец!..

Уточнив ещё кое-какие детали, он отпустил его на его участок обороны.

Наутро, вымотавшийся от недосыпания, голода и постоянного нервного напряжения, Понтус, как обычно, занял своё место обороны. У него в роте осталось всего семнадцать человек, которые ещё могли держать оружие… Вчера он потерял ещё пятерых убитыми. Были у него и сбежавшие, как и у других… Бежали по ночам…

В голове вяло копошились какие-то мысли… И он вздрогнул от крика адмирала.

– Бегут, сволочи!.. Бегут! – закричал тот, появившись на противоположной стороне бреши, показывая рукой Понтусу на груду камней.

Там, на разрушенную башню, с другой стороны, взбирались знаменосцы испанцев, а впереди них, скатываясь по обломкам стены, бежали в панике французы… Позади же знаменосцев, Понтус видел, поднимаются сотни испанцев… У него же всего семнадцать солдат… А брешь огромная, в неё в ряд могут пройти десятка два человек… Остановить обезумевших от страха людей они, Понтус и адмирал, уже не могли…

В поднявшейся суматохе Понтус потерял из виду адмирала. И он видел, видел только, что целый участок стены, с башней и воротами, остался пустым… Там не было ни одного защитника… Только испанцы…

Он смутно запомнил, как угодил, легко раненный, в плен к испанцам. Стал немного соображать и приходить в себя только в палатке, огромной, куда испанцы согнали всех пленных офицеров… Палатка была набита ими, французами… Вон там сидит на каком-то ящике капитан Кюзье, угрюмо уставился в землю… Переживает… Рядом с ним стоял капитан Жарнак… Оказались тут же капитан Салей и генерал де Андело, брат адмирала… Но самого адмирала в палатке не было…

Когда стемнело, наступила ночь, в углу, где был де Андело, началась какая-то возня. Понтус подошёл туда, увидел, что генерал что-то затевает… Вот один из офицеров тихонько расшатал колья, что прижимали к земле нижний край палатки… Образовалась щель… И генерал нырнул в неё, исчез… Понтус непроизвольно устремился за ним, выскользнул наружу, увидел ночное звёздное небо, отполз подальше от палатки, уткнулся в генерала, затаился рядом, как и тот.

– Я хорошо говорю по-испански, – зашептал генерал, не удивившись, что кто-то последовал за ним. – Поэтому держись за мной и молчи, если встретим их патруль… Молчи, даже если тебя будут убивать…

Они проползли ещё немного, встали и пошли: генерал впереди, Понтус за ним… Они благополучно выбрались из лагеря испанцев и в темноте, почти на ощупь, стали пробираться к реке… И тут наткнулись на притаившегося в кустах Антуана и с ним ещё какого-то солдата.

Антуан обрадовался им, нервно зашептал Понтусу о своих мытарствах, как спрятался под разрушенной башней. Там он накануне приметил щель в подземный каземат. До вечера он просидел в том каземате и теперь тоже пробирался к реке…

– Давайте, пора… – послышался в темноте хриплый шёпот генерала.

Они, перебегая гуськом друг за другом, спустились к реке. Ещё раньше, днём, они прикинули, что, по-видимому, её можно перейти вброд.

В одном месте Понтус зацепился за какую-то корягу и упал, угодил лицом прямо в грязь… Тихо выругался…

– Ты что – грязи боишься больше, чем испанцев? – ехидно прошипел позади него Антуан.

Понтус дрыгнул назад ногой, метя ему по морде, но промахнулся… Антуан хихикнул… И Понтусу, подавленному и уставшему за последние дни от натурального избиения их гарнизона, стало немного легче: если Антуан зубоскалит, значит, с ними ничего не случится…

Наконец они добрались, как им казалось, до чистой воды. От реки, застойной, заросшей водорослями, тиной, на них дохнуло болотной гнилью… Но они, грязные, голодные и оборванные, уже не обращали внимания на такие пустяки, вошли в воду, пошли к противоположному берегу… Стало глубже, ещё глубже… Уже по горло… Дно, вязкое, хватало за ноги… Медленно пошли один за другим… Но вот опять стало мелеть… Вышли на другой берег. Тут, вдали от всех лагерей испанцев, было уже не так опасно. И они в изнеможении повалились на землю. Отдохнув, они пошли на юг, ориентируясь, чтобы Полярная звезда была у них сзади.