– Я бы с подобными шулерами играть не садился.

– Грех было не ободрать аристократишку, – поручик улыбнулся, придя снова в хорошее расположение. – Кичился знакомствами с членами императорской семьи, главами Временного правительства, генералом Юденичем.

Грум-Гримайло подал знак казаку, тот повернул ключ в замке и штабс-капитан перешагнул порог сводчатой комнаты с зарешеченным под потолком оконцем. Тотчас с лавки вскочил небольшого роста человек с оттопыренными ушами. Прижав к бокам вздрагивающие руки, подобострастно поклонился, демонстрируя глубочайшее почтение к офицерам.

– Это самое, желаю здравствовать!

Эрлих всмотрелся в бегающие глаза арестованного.

– Что известно о местопребывании командующего Особой группой Южного фронта Шорина? Отбыл в Астрахань, Саратов или остался в городе? Где предгубисполкома Литвиненко, предсовета Павин?

Перечислите подпольщиков, их адреса, особые приметы. Шевелите мозгами, если они у вас имеются!

Эрлих выстрелил слова с пулеметной очередью, сверху вниз взглянул на перепуганного насмерть Никифорова.

– Не ведаю, ей-богу! От меня многое держали в тайне. С великой радостью поведал бы, вашбродь, только не знаю! Кого назвали, видел издали лишь на митингах. Знаком только с Шалагиным Пал Палычем, который при прежней власти состоял в их Совете, работал на ДЮМО[26]. Перед приходом ваших войск приказали остаться в городе, ожидать ихнего человека, дать ему кров, накормить… Успокоили, что мне нечего опасаться – в партии не состоял, работал кладовщиком, в трансчека без году неделя, про это никто не ведает…

– Где Шалагин?

– Как становлюсь нужен, сам приходит.

«Один подпольщик известен, – порадовался Эрлих. – Следует как можно скорее выйти на его берлогу. Шалагин – начало ниточки, которая приведет к более важным подпольщикам, их главарю, главное, чтобы ниточка не порвалась. Этот Никифоров, по всему, мелкая сошка, обычный винтик в многоструктурной, прекрасно законспирированной организации. Будем с содержателем явочной квартиры ждать курьера, тот может явиться со дня на день, даже с часу на час, и выведет на руководство подполья. Пока придется ожидать всякой пакости, начиная с выведения из строя оборудования заводов, где ремонтируют мортиры, убийства офицеров и кончая восстанием, на этом большевики съели собаку».

Никифоров не стал ждать новых вопросов и, желая услужить офицерам, забрызгал слюной:

– Заставили остаться, согласия не спросили! Я в тройке, где главным Шалагин, третий Магура Николай, бывший матрос, а потом чекист. Строго наказали не покидать надолго дом, ждать их человека, которому, кроме как ко мне, некуда стукнуться. Других приказов не имел.

Эрлих понял, что содержатель явочной квартиры малосведущий, ничего не знает о подполье, тем более его планах. Было противно видеть его, унижающегося, готового лизать пятки, лишь бы сохранить жизнь.

– Когда ждете гостя?

– Про это не сказали.

Эрлих покинул камеру, то же самое сделал поручик.

– Трус, каких поискать, но не врет. Курьер явится, чтобы забрать и доставить Реввоенсовету собранные подпольщиками сведения о уязвимых местах нашей обороны, численности гарнизона, дислокации войск и прочем, что интересует врагов. Будем ждать курьера.

– Желаете снабдить его дезинформацией? – догадался поручик.

– Не считайте большевиков и их ЧК олухами царя небесного. Они умнее, нежели считает наше командование. Тот же Шорин в свое время с отличием окончил офицерскую школу. Получив из Царицына необходимые сведения, их без сомнения перепроверят и быстро убедятся, что подсунули «липу».

– Но зная адрес большевистской явки, можно арестовать курьера, на допросе вытрясти из него все о подпольном центре, который снабжает своих за линией фронта разведданными.

– Курьер – обычная передаточная инстанция, почтальон, его арест только спугнет подпольщиков. К тому же курьер скорее откусит язык, нежели выдаст секреты, враги не пошлют на ответственное задание слабовольного, слабохарактерного, тем более трусливого. Допрос, даже с пристрастием, применением крутых мер, ничего не даст. И еще, если курьер не вернется, следом пришлют нового и уже по неизвестному нам адресу, придется все начинать сначала. Наша задача выйти на источник информации подпольщиков, перекрыть утечку стратегических секретов, сделать врагов глухими, слепыми.

– Желаете, чтобы курьер стал наживкой, на него клюнули подпольщики и попались на крючок? Но курьер может явиться не скоро, а господин полковник ясно сказал…

– Секринский нетерпелив, как скаковая лошадь, желающая первой достичь финиша. Поспешность в любом деле, а в нашем особенно, приводит, как правило, не к успеху, а к поражению.

Штабс-капитан мог добавить, что дом Никифорова должен стать капканом, в который кроме курьера попадет крупная дичь. Но посчитал, что преждевременно раскрывать свои карты – поручик по молодости может проболтаться, похвастаться личным участием в операции, и она погибнет в зародыше.

«Никифоров после захвата главарей подполья попросит награду, привилегий. Предавший единожды, легко предаст еще раз перевербовавших его, от подобных, как правило, избавляются».

Страх не покидал Никифорова ни днем ни ночью. При любом шорохе на крыльце вздрагивал, от тарахтения за домом подвод душа уходила в пятки – казалось, стреляют. Если прежде спал без сновидений, как убитый, имел зверский аппетит, то отныне об этом приходилось мечтать, в рот ничего не лезло, ночами пугали даже тени на стенах. Трясущимися руками пытался безуспешно свернуть козью ножку, просыпал на пол табак, ломал спички о коробок. Не в силах усидеть на одном месте, мерил комнату шагами, то и дело поглядывал на входную дверь, ожидая стук.

Как ни хотелось подышать свежим воздухом, выполнял строгий приказ главного в тройке Шалагина и офицера – оставался в четырех стенах.

«Главное, ничем себя не выдать. Когда наконец-то явится тот, кого жду не я один, не показать страха, иначе сразу заподозрит неладное, поспешит уйти – ищи-свищи потом, изволь получать нагоняй и от Шалагина с Магурой, и от господ офицеров…

Все должно пройти как по маслу, без сучка и задоринки. Встречу, как самого дорогого гостя, позволю передохнуть с дороги и сдам с рук на руки белякам. Жаль, не позволено проследить, куда, к кому от меня пойдет. За помощь белякам попрошу одарить конфискованным у большевиков особняком в центре Царицына. Преподнесу красного агента, и зачислят в их полицию, назначат начальником в район Портяновки или в немецкую колонию Сарепту. Лишь бы тот, кого ждут, не утоп, не свернул себе шею, не получил пулю, иначе меня посчитают обманщиком, решат, что водил за нос…»