– Извините, при отсутствии инструмента не могу выполнить просьбу, – музыкант открыл футляр, где лежали носильные вещи. – Пришлось расстаться со скрипкой в голодное время, но могу сыграть на барабане, если такой представите.

– Барабана нет, – ответил Магура.

Больше желающих получить работу не было.

Калинкин приступил к исполнению обязанностей интенданта комиссариата, получил в продотделе пять фунтов гречневой крупы, два каравая хлеба, шесть кусков поташного мыла, фунт сахара-рафинада, сто граммов дефицитной соли и решил исправить подавленное настроение комиссара.

– Предлагаю поискать артистов в трансчека. В ихней кутузке разный народец, можно отыскать и артистов.

Совет был дельным. Магура поспешил на станцию в местную чрезвычайку. Предъявил мандат и получил позволение познакомиться с задержанными.

– Имею артистов на любой вкус, – похвастался начальник. – Есть цыган-конокрад, схватили, когда уводил у станичников коней. Имеется спекулянт, врет без зазрения совести, будто вез мешки с зерном для голодных детишек. Покажу наперсточника, облапошивающего на рынке доверчивых. Еще есть без документов, талдычит, что артист.

Последний сидел на койке, сложив ноги калачиком, мрачно уставясь в каменный пол. Несмотря на духоту, кутал горло шарфом.

– Кто будете? – спросил Магура.

– Согласно потерянному паспорту Петряев, но на афишах значусь Ярковым-Талановым, – глухо представился задержанный.

– Где работали?

– Служил богине Мельпомене на сценах ряда театров, в их числе Императорской опере в бывшей столице. Имел ангажемент в Твери, Царицыне, где партнером был великий Федор Иванович Шаляпин. Дружил с корифеями, в их числе с господином Собиновым. Имел честь исполнять заглавные партии в постановках, участвовал в концертных программах.

Фамилия арестованного была для Магуры пустым звуком.

«Здесь и сейчас, понятно, не до песен, придется покупать кота в мешке. Если приврал, что певец, верну обратно, но сдается, что говорит правду».

– Беру, – решил комиссар.

Петряев встал перед Магурой, заикаясь, спросил:

– Простите, куда берете?

– На работу в комиссариат искусств. Он, понятно, не Императорский театр, но иного места работы вам не найти, – чекист обернулся к начальнику трансчека: – Еще артисты имеются?

– У меня что не арестант, так чистый артист в своем деле, – ушел от ответа начальник. – Один мастак лазить по чужим карманам, срезать на ходу подметки, не говоря про часики. Другой рисует червонцы так, что не отличишь от настоящих.

По пути в гостиницу Магура узнал от Петряева, что того зовут Кириллом Евгеньевичем, от роду пятьдесят пять лет, в Нижнее Поволжье приехал, поверив антрепренеру, посулившему выступления в концертах, приличный заработок и удравшего с документами.

– Паспорт выпишут новый, – успокоил Магура. Хотел обрадовать, что жить предстоит в гостинице, как с платформы раздался душераздирающий крик:

– Убьет, затопчет! Тикайте, люди добрые!

Кричала казачка, причиной был жеребец, который с громким ржанием бил копытом, мотал головой, а стоило бойцу чуть ослабить повод, взвился на дыбы, вырвался и опрометью понесся по перрону, распугивая поднявших невообразимый гвалт ожидающих состав.

Неожиданно на пути ошалевшего жеребца встала хрупкая женщина.

– Точно убьет, – предположили рассыпавшиеся в разные стороны люди.

Женщина не шелохнулась. Спокойно, даже невозмутимо ждала приближения коня и, когда тот сбавил бег, собрался свернуть, схватила за узду.

– Шалишь! Порезвился, и хватит, – бесстрашная женщина похлопала дрожащего жеребца по мокрому крупу, и конь, почувствовав властную руку, начал успокаиваться.

Разбежавшийся народ вернулся на платформу, подбежал и упустивший коня боец.

– Здорово приструнили, я бы ни в жизнь не сумел! Характер у Буяна истинно буйный. Никого из чужих к себе не подпускает, меня постоянно норовит укусить. Как не испугались? Могли запросто попасть под копыта.

– Не могла, – улыбнулась женщина.

– Это как же? Иль какое секретное словцо для коней знаете?

– За двадцать лет работы на цирковом манеже изучила все повадки коней, научилась делать их послушными, на представлениях заставляла танцевать, вставать на дыбы, демонстрировала высшую школу верховой езды.

Вокруг собрались оправившиеся от испуга люди. Видя интерес к себе, женщина сообщила, что в молодости была наездницей, ныне дрессирует парнокопытных.

– Родилась, как говорится, в опилках манежа: родители работали на трапециях. Дочь – третье поколение цирковых в семье, научила ее всему, чем овладела, в верховой езде превзошла меня, что радует, чем справедливо горжусь.

Дочь, миловидная девушка с забранным на затылке пучком каштановых волос, погладила коня по крупу.

– Можешь разогреться.

Обрадованная девушка что-то шепнула на ухо жеребцу, подобрала юбку, оттолкнулась и встала на конский круп, сделала заднее сальто-мортале[13], подпрыгнула, перевернулась через голову, вновь встала на коня.

По толпе прокатился восторженный вздох:

– Вот это да!

– Здорово!

– Не видел подобное!

Больше других удивился упустивший коня боец, от изумления у него расширились зрачки, перехватило дыхание.

– Позвольте!

Сквозь толпу к женщинам протиснулся Магура.

– Если не ошибаюсь, работали на ипподроме или в цирке?

– Угадали, – подтвердила женщина. – Остались без конюшни, белые реквизировали для нужд армии. Собиралась пожаловаться на самоуправство, но поняла, что в штаб не пустят, мало того, прогонят в три шеи, и угадала: пригрозили отправить в контрразведку.

Магура кашлянул в кулак.

– Давайте знакомиться. Комиссар местного искусства Николай, по батюшке Степанович.

– Добжанская Анна Ивановна, – представилась женщина, дочь добавила:

– Людмила, или просто Люда.

Магура вновь кашлянул.

– Имею к вам вполне деловое предложение, а именно: поступить на службу, выступать перед доблестными защитниками республики, кто проливает кровь, отстаивая завоевания революции.

Мать с дочерью переглянулись, но не успели ответить, как заговорил Петряев:

– Где предлагаете выступать, когда на сотни верст вокруг нет ни одной сценической площадки!

Магура невозмутимо продолжал:

– Гарантирую продпаек, денежное довольствие.

– Пардон! – не отставал певец. – Как прикажете воспринять ваши слова – за просьбу или приказ? Каким образом считаете можно выступать, не имея музыкального сопровождения, аккомпанемента? Кто обеспечит публику, где ее возьмете?

Вопросов у певца было много, и с появившимся в голосе холодком комиссар ответил:

– К работе не принуждаю. Выступать придется чаще под открытым небом. Петь станете без пианино или рояля, которых в этих краях днем с огнем не отыскать, а под гитару или баян, самые что ни на есть народные инструменты. Что касается публики, пусть о ней голова не болит, обеспечу лучшую в мире.

– Пардон! – не унимался Петряев. – Категорически отказываюсь петь в подобных условиях, тем более без крыши над головой, обязан беречь мое достояние – голос, которым наградил Господь.

– Преступно прятать от народа свой талант, – заметил Магура.

Разговор мог перерасти в ссору, чтобы не допустить ее, Добжанская призналась:

– Для меня с дочерью не привыкать работать на свежем воздухе, но без коней нам нечего делать.

Магура обещал в самое ближайшее время раздобыть пригодных для выступления коней, но заметил, что берет в агитотдел на полное довольствие, не зная, на что артисты способны.

– При отсутствии коней можем демонстрировать акробатический этюд, – успокоила Добжанская. – А получим коней, в самое короткое время разучим вольтижировку[14], прыжки через обруч во время скачки, что прекрасно принимается публикой любого возраста, социального происхождения. Признаюсь, согласиться на предложение заставляет безысходность и несчастия, какие сопровождали последнее время: вначале белые реквизировали коней, затем сгорело здание цирка. Пробирались в Москву, но застряли в станице.