– Куда? В запечатанный батончик? – раздражённо ответил Мякинин. Он так и думал, что никто не поверит и начнутся глупые вопросы.

– Больно уж фантастично, не обижайся, – сказал Инженер.

– Никто верить не хочет, потому что, если такое твориться здесь на краю земли, то на материке вообще ад. А там семьи, – сделал вывод за всех Фархад.

Молчали только Саныч Бетке, что положив пудовые кулаки на стол, не шевелясь, смотрел перед собой, и Витёк, в голове которого могло вариться что угодно.

– Что бы ни творилось, на материке военные с этим справились, – уверенно рёк Лапшунов.

– Ага, – ехидно подал голос Витёк, – а военные зомби не становятся! Если ими некому командовать, то они разбежались.

Саныч привычно хлопнул огромной ладонью по столу:

– Ладно. Делаем так: сейчас по свету собираемся, ночью встаём, завтракаем и – в путь. Сколько у нас водителей?

– Я, – сказал Инженер.

– Мы с Доктором можем, – подал голос Фархад, – на «Камазе» передача длинная, как на «Волге», к габаритам привыкнем. Не спеша можем ехать. Да, Док?

– Ага, – отозвался Доктор. – Миха, а ты откуда можешь на грузовиках?

– Я в Таманской дивизии служил. Только с самолётом управиться не смогу.

– Ну вот и добро, – подытожил Бетке. – Рано утром мы должны быть в Нарьян-Маре, а до вечера добраться до Усть-Лыжи. Там Печора течёт, если не переправимся, а утром вскроется, то надолго застрянем. Миша, Редькин не весь вискарь выдул?

– Полбутылки точно осталось. Он литр с собой брал.

– Хорошо, – подытожил Бетке, – неси, помянем рухнувший мир и выпьем за окончание вахты.

Начинались сумерки, светлые и длинные. Из хозблока летели наружу инструменты: лопаты, топоры молотки, скребки, кирка и даже грабли. Канистры с маслами, «незамерзайкой», тосолом.

– Что это? Отработка? Ну и дерьма скопилось!

Инженер пнул ногой полупустую канистру.

– Берите только необходимое! – орал Бетке от машины, укладывая что-то в будку.

– Саныч, генератор брать? – спросил Лапшунов.

– Сдурел? Он всю будку займёт!

– Не основной, а запасной, на 3 киловатта всего! Он заправленный!

– Тащи! Если что, выкинем, – подумав, ответил Бетке.

Мякинин заглянул в будку.

– Саныч, матрасы брать не будем. Давай покрывала только какие-нибудь возьмём? Иначе захламимся в конец. Лучше инструмента взять лишнего.

– Бери.

Открыв крышку капота, Инженер чего-то подкручивал в районе двигателя, подтягивал, ругался, спрыгивал и лез заводить машину. Наконец хлопнул тяжёлым железом:

– Хоть на Берлин идти можно!

В будке раскладывали на дно, пихали под сидения. Сумерки всё густели, а внутри остатки дневного света были безжалостно украдены небольшими окнами – видно уже почти ничего не было. Сыныч, оглядевшись, подсчитал что-то, шевеля губами, будто молясь.

– Что, всё? – спросил больше сам себя.

– Давай, по домам и личные собираем вещи. В три подъём.

Миша поспал часа два, и то сон его победил сам. Впрочем, ночью мало кто спал: то и дело скрипели двери кубриков, шаги шаркали по полу, хлопала входная дверь, затягивая сигаретный дым. Уже проваливаясь в сон, Мякинин подумал, что двери нигде не заперты, вдруг какой-нибудь оживший набредёт на их стан? И уж совсем малореальное: вдруг мертвецы по их следам доберутся?

– Подъём!

Бетке топал по блоку. «Пришли-таки зомби!» – подумалось Михаилу на сонную дурную голову. Хоть и спал чуть, а будто не ложился.

Народ заходил в столовую, мигала лампочка – топливо в генераторе заканчивалось. Инженер, скривившись, констатировал:

– Не успеем поесть, пойду подолью.

Сонный ворчащий Фархад возился у плиты, опухший Редькин клянчил у Доктора спирт:

– Давай, Док, не жмоться! Человеку плохо, похмелиться надо. Врач ты или нет?

Серёга Попов сначала отшучивался, потом в открытую послал надоевшего маргинала. Лёха в другой раз завёлся бы, но сейчас похмелье прессом придавило дурной характер. Он положил голову на стол и периодически мычал, пока остальные завтракали.

– Мороз – это хорошо! Дорога не раскиснет, – Сказал Бетке, когда вахтовики с вещами вышли на улицу. Лапшунов возразил:

– Солнце будет днём. Потечёт всё.

Двери блоков были закрыты. Тех самых блоков, что были жильём им долгое время, а теперь мёртво стыли в этом заснеженном безбрежном кладбище. А ведь сюда уже больше никто и никогда не придёт – подумалось Мякинину – ни вахтовики, ни кто-либо ещё. Кому нужно забираться сюда, на край света? Лишь через сотни, нет, тысячи лет здесь будут ковыряться археологи другой, уже новой цивилизации и строить гипотезы, что здесь было. Кто-то найдёт мякининский потерянный брелок от ключей с эмблемой футбольного клуба «Сатурн» и расскажет всем, что древние люди поклонялись планетам и даже знали, как они выглядят. Кто-нибудь обязательно помянет инопланетян, донесших свои знания до человеческих приматов…

Лапшунов, шмыгнув носом, сентиментально выразил мысль, которая летала также и у Миши в голове:

– Знаете, братцы, мне кажется, что земля больше не круглая, а как блюдце, и мы сейчас стараемся уехать с самого края, пока нас не сдуло в космос.

– Поехали, философы! – поторопил Бетке, – Миша, ты за рулём.

– Почему?

– Ты уже ездил этой дорогой. Притом недавно.

– Ну да, как будто в этой пустыне есть ориентиры, – проворчал Мякинин, забираясь в кабину. Сунул руку под сиденье, с успокаивающим удовольствием нащупал заточенную арматуру, ту самую, которой он уложил нескольких зомби.

Дорога едва не убаюкала Мякинина, он несколько раз уходил в какой-то молочный астрал, когда безбрежная ночная тундра сливалась с тёмным горизонтом, лишь подскакивающая на ухабах машина заставляла вернуться в реальность. Рядом мирно сопел Саныч, совсем не помогая бодрствованию.

Нарьян–Мар открылся не как в прошлый раз дворами и крышами домов, а сотнями ходячих мертвецов, уныло бродящих вдоль окраины, которых Мякинин в рассеивающейся мгле, издали принял за множество тёмных колышущихся вех.

– Глянь, Саныч!

Миша пихнул Бетке в бок, тот, сразу проснувшись, вытаращился на зомби, издал восхищённо-испуганную матерную тираду. Миша, доехав почти до города, взял левее, намереваясь выехать на дорогу через посёлок Искателей по заснеженному льду реки Печоры. В будке вахтовки разглядели мертвецов и теперь громко гомонили. Зомби разворачивались на звук машины, тянулись следом, но в скорости явно уступали.

Вахтовка, обоими мостами загребая зимней резиной снег, двигалась по противоположному городу берегу, мертвецы же, хаотично передвигаясь разрозненными нестройными рядами, никак не заканчивались. Мякинин, углядев идущую к городскому берегу колею, свернул на неё. Ближе к берегу дорогу преградили двое зомби, стоящие друг за другом, ещё двое стояли по краям колеи друг напротив друга, их просто швырнуло в стороны железным телом машины, двух других сшибло бампером. Под днищем что-то глухо прокатилось, вахтовка лениво приподнялась, переезжая тела. В будке кто-то вскрикнул: видать совсем ещё непривычно сшибать кого-то, даже пусть уже и мёртвого. Мякинин, впрочем, тоже совсем не привык ездить через зомби, выругался:

– Тупые мёртвые ублюдки!

Машина выехала на Лая-Вожскую дорогу, оставив позади Нарьян-Мар, мертвецов и почти совсем ушедшую ночь. Миша остановил вахтовку:

– Садись теперь ты, Саныч. Смотрю: выспался.

Пока менялись, из будки высыпали по нужде мужики, эмоционально обсуждая увиденных зомби. Даже постоянно усмешливый Витёк, казалось, был шокирован.

Машина тронулась, Миша привалился к двери. Сон медленно начал его обволакивать. Каждый метр приближал его к дому. Как после демобилизации в поезде: ты спишь, а дом движется к тебе, но всё ещё так далеко… Мякинин проснулся от того, что машина остановилась и Бетке ругался:

– Как его так развернуло? Вот придурок!

Было совсем уже светло, солнца, заволоченного облаками, видно не было и это хорошо, так как тепло сейчас вовсе некстати. На дороге, прямо по диагонали кабиной в сторону материка стояла фура, перегородив проезжую часть. Обочины у дороги, по большей части плоские, именно здесь были крутыми. Справа фуру объезжали густо заметённые, но заметные следы внедорожника, он проехал прямо по самому краю обочины, у «Апельсина» же были все шансы свалиться.