— Ты поразительно внимательна, — заметил он со странным вздохом сожаления.

— Только слепой идиот не заметит такой сильной разницы.

— Значит, все вокруг слепые идиоты.

— Так и есть, — бросила я, не подумав. — И почему твои глаза меняют цвет?

— Глаза-хамелеоны редкость, но не слишком большая, чтобы ей так удивляться.

— Это бред, — отрезала я, — глаза-хамелеоны не меняются на такие контрастные цвета. Я читала о них.

— Тебе нужно меньше читать и больше жить, не мешая другим. У меня они меняются. Не понимаю, почему ты так на этом зациклилась, — он безразлично пожал плечами, но я точно поняла, что вопрос его задел.

Он снова сжал кулак левой руки так сильно, что я увидела вздувшиеся вены. Мне лучше ничего сейчас не спрашивать.

И мой шокер, кстати, был прекрасно заряжен.

Мистер Баннер проявил к нам интерес, заметив, что мы разговариваем. Проверив наши ответы, он удивленно поднял брови:

— Мистер Каллен, неплохо бы и Изабелле дать поработать над микроскопом.

— Ее зовут Белла, — бросил Эдвард, глядя в окно и словно бы отрешившись от происходящего. — И я определил лишь две фазы из пяти.

Учитель вздохнул, глядя на меня:

— Вы уже делали подобную лабораторную работу.

— Или так или она гений биологии, в чём я лично сильно сомневаюсь, — пробормотал Каллен.

— Я действительно уже делала похожу работу, — сказала я.

Не похоже, что Эдвард, в принципе, заметил этот диалог.

Едва учитель отошел, он спросил меня кое о чём. Вопрос невинный, но я по его тону догадалась, что он с подвохом.

— Снег тебе не нравится, не так ли?

— Подслушивать разговоры чужих людей нехорошо, — процедила я.

— И холод тебе не нравится, — продолжал он, начисто игнорируя мой гнев, рука его всё еще была сжата в кулак, и, клянусь, я видела, как темнеют его глаза.

— Сырость я тоже не люблю, — брякнула я, вжав голову в плечи.

— Выходит, Форкс — не лучшее место для такой, как ты…

— Так и есть.

— Так, что привело тебя сюда, Белла? — резко спросил он, и мне показалось, что где-то в его вопросе было опущено какое-то ругательство.

Я очень хотела ответить «Не твоё дело», но не смогла. Его нельзя было злить. Не в ту секунду…

— Семейные обстоятельства, — сдержанно произнесла я.

— Что, конкретно, случилось? — с нажимом спросил он.

Мне почти становилось плохо. Я чувствовала, что от страха деревенеет каждая мышца тела.

— Моя мама опять вышла замуж.

— Когда?

— Причём здесь…

— Когда она вышла замуж? — голос его был тихим, но рука под столом не разжималась, и в этой руке, как я чувствовала, должна была быть моя шея.

— В сентябре…

— И у тебя проблемы с новым отчимом?

— Нет.

— Тогда почему же ты с ними не осталась?

Я молчала.

— Лучше бы тебе ответить, — сказал Эдвард.

— Это не твоё дело, — прошептала я, подняв на него взгляд. Я ожидала, что он прикончит меня на месте, но он только улыбнулся:

— Ты храбрая.

Я молчала, пытаясь понять его реакцию.

— Ты неплохой человек, Белла.

Мне совсем не нравился его тон.

— Но так получается, что иногда очень неплохие люди влипают в неприятности, которые им не по зубам.

— Неприятность — это ты?

— Нет, конечно, — ответил Эдвард. — Я здесь не причем. Ты хотела прямоты, и я с тобой сейчас честен. Перестань совать свой нос. Понимаешь, только в книгах и фильмах такие, как ты, побеждают. В реальности тебя раздавят. Легко, — шептал он мне на ухо, — и непринужденно. И даже не заметят того, что ты дочь шерифа захолустного городка, до которого никому нет дела. Белла, ты умница. Но умей вовремя остановиться, чтобы оценить свои силы. Просто добрый совет.

Снисходительность в его голосе была отвратительной.

— Ты не знаешь, чего я добиваюсь, — сдерживая слезы, пробормотала я.

— И чего? Ну? Скажи… Стать знаменитым журналистом, да? Вытаскивать правду наружу?

— Нет, — ком в горле упрямо не желал рассасываться.

— Ну, тогда кем?

Я молчала.

— Может, тебе лучше оставаться никем?

— Заткнись… — прошипела я, дрожа, чувствуя, как безошибочно и хладнокровно он давит на больное место.

— А мне кажется, эта роль тебе к лицу, так безопаснее будет. Для всех. И для тебя в том числе.

— Я не желаю тебя слушать.

— Может, ты не хочешь признать, что тебе просто скучно и тобой движет праздное любопытство пресыщенной девочки из Аризоны?

— Ты не знаешь меня.

— Нет, я хорошо знаю таких, как ты. Типичные, серые, скромные с пресловутым тихим омутом, в котором якобы что-то кроется, а на деле там пусто и нет ничего, кроме чисто женского тщеславия, эгоизма и желания стать подстилкой для какого-нибудь пафосного красавчика при деньгах. Ты скажешь мне, что ты не такая? — его взгляд физически обжигал насмешкой.

— Ты не понимаешь…

— Так объясни. Ну?

— Я хочу стать агентом Федерального Бюро Расследований… — а потом поняла, что реву и ненавижу себя за это.

Никогда не произносила этого вслух. Никому, включая себя. Хотя я посвятила занятиям по подготовке всё свободное время, начиная с первого класса в старшей школе. Мне было страшно произнести это. Это моя мечта и моя слабость. Я доверила это Эдварду Каллену.

Академия ФБР находится в Куантико. Там целый мир. Закрытый мир людей, которые изучают зло, чтобы искоренять его. Там своя церковь, своё общежитие, свои научные лаборатории.

А как я стану им, учитывая, какая я? Моё тело слабо, моя нервная система никуда не годится. Лучшее, на что я смогу рассчитывать каким-то чудом — отдел аналитиков. И то — не уверена, потому что там нужен потрясающий уровень стрессоустойчивости.

А сейчас я сижу и реву перед одноклассником, потому что он меня довёл.

— Мисс Свон, с вами всё в порядке? — спросил учитель.

— Мне нужно к медсестре. Прошу прощения… — пулей выскочила из кабинета. В пустом коридоре мои всхлипывания были слышны несколько гулко. Заставив меня сказать это вслух, он словно бы показал мне воочию, насколько несбыточна моя мечта.

Я дошла до конца коридора, почти успокоившись и обессилев. Обернувшись, я увидела Эдварда, который, сунув руки в карманы, шел ко мне навстречу.

— Какого… — я посмотрела на него с ненавистью. — Убирайся обратно.

— Учитель велел проследить, что с тобой всё в порядке.

— Плевать я хотела.

— Тогда прекрати реветь, — ответил он.

Я замолчала, мрачно глядя на него.

— Ты на экзаменах так же вести себя собралась? Что бы ты знала, это не сработает, выбери другую тактику. Такие хрупкие неженки, как ты, просто ломаются, даже не дойдя до экзамена.

— Ты издеваешься? Меня близко не пустят в Куантико. Посмотри на меня внимательно. Моя мама устроит истерику, как только узнает, где я хочу работать. Мой отец убежденный шовинист, который думает, что я гожусь только для материнства. Это не говоря о том, что у меня нет средств на обучение. Тебе, должно быть, смешно…

— Нет, ты просто меня раздражаешь, — сдвинул брови он. — От того, что ты тут стоишь и ноешь, ничего не изменится. Никто не будет тебя жалеть. И тебе самой не стоит.

— И что, по-твоему, мне делать?

— Отвечать на вопросы, — сказал Эдвард, чуть подняв подбородок с лёгким вызовом во взгляде. — У тебя ведь они есть, если верить тому, что ты читала сегодня на перемене. Отвечай на вопросы, ищи эти ответы, работай, чёрт возьми, и перестань думать о том, какая ты несчастная. Ты не имеешь на это права в эту конкретную секунду. Перечитай несколько глав этой книги, посмотри, что такое страдание, спроси себя, что именно тебе важно прямо сейчас.

Я вспомнила описанные в книге сцены и неожиданно перестала плакать.

— Меня бесит собственная предсказуемость, — я, впрочем, вытерла слезы. — Даже ты можешь спокойно читать меня…

— Мы уже выяснили, что это неправда, — неожиданно желчно ухмыльнулся он. — Я не могу тебя читать. Это тоже бесит. Словно… со мной что-то не так.

Я удивленно нахмурилась: