Как и было указано выше, боль - понятие недооцененное. Раньше я не знала, что с помощью физических, грубых факторов можно изменить саму личность. В ту ночь пытки, когда я была беспомощно вынуждена наблюдать за Элионом или уже после во время тренировок с Винсентом, я неожиданно поняла, что печаль в душе по поводу случившегося осталась. Но сделалась глуше. И на фоне нее звучал спокойный голос: “Либо ты, либо тебя - такова жизнь”.

И тут же пришла в ярость.

Я резко села на кровати и посмотрела в глаза вампиру. Наверное, впервые его взор в ответ удалось выдержать так долго.

- Хорошо. Я научусь убивать людей. Я смогу защищать себя и то, что мне дорого. Но никогда я не буду такими, как вы. Раньше казалось - это из-за моей брезгливости. А сейчас… я просто знаю, кто я. Я знаю, кем хочу быть.

Трудно не отвести взор. Трудно просто говорить. Вампир улыбнулся:

- Продолжайте драться, Шей. Говорю же - у вас прекрасно получается.

Драться. Теперь мне ясно - он имел ввиду битву за сохранность самой себя. Без высокомерия, без страха, с четким пониманием логики принципов, которые я выбрала не из мягкотелости, трусости перед законом, а по собственному опыту. Если подумать, нас воспитывает система. Мы не знаем, кто мы. Но боль - всё меняет однажды. Она показывает, кто ты - зверь или человек.

Я человек.

Элион - тоже…

***

Казематы тюрьмы имперского города отнюдь не пусты. Всвязи с нападениями орденцев Рассвета, кабинеты допроса и камеры были переполнены. Страх вынуждал людей идти на жестокие меры, и не раз эти стены слышали вопли ужаса истязаемых пленников.

Таким образом, путь через канализацию был самоубийственен. Во-первых, после смерти Уриэля его вполне логично запаяли. Во-вторых, все пути подземелья время от времени патрулировались. Эта вероятность была оговорена между мной и эльфом, так что я описала ему возможность попадания в камеру иного рода.

Элиона уже узнавали. Особенно, после битвы за Бруму. В газетах художники указывали альтмера с длинными, белыми волосами и весьма примечательным двуручником за плечами. Перед приездом в столицу он перекрасился в черный. Фламберг оставил в убежище в лесу. У него была с собой одежда для окончательного перевоплощения.

Нынче в столицу перед праздником приезжало много священников, поэтому никто не обратил внимания на бородатого, высокого типа в скромной мантии служителя Аркея.

Начальник стражи тюрьмы с недовольным видом оглядел монаха перед собой. Юный на вид эльф с благочестивым лицом сидел в кресле, перебирая четки.

- Вы опаздываете, отец, - выговорил он. - Регулярное освящение тюремных помещений уже прошло.

- Я прибыл для освящения камер смертников, - негромко и не поднимая глаз, ответил альтмер.

- Мы их не трогаем, - резко заявил начальник стражи.

- Нынче скоро фестиваль празднования Новой жизни, - эльф поднял на имперца тяжелый взгляд. - Я прислан церковью в последний дар тем, кому грозит исход в воды Обливиона, да благословит их Аркей светом надежды на избавление, - он сотворил знамение бога мертвых и склонил голову.

- Документы от высшего священника имеются?

Документы имелись. В этой версии модификации игры, которая мне нравилась, в портовом районе жил поддельщик ценных бумаг, и я рассказала Элиону, как его отыскать.

Начальник стражи долго смотрел на ходатайство и с непроницаемым лицом спросил:

- Почему вас отправило Анвильское графство?

- А как вы думаете? - не смутился Элион, глядя в глаза стражнику. - Едва послушнику говорят, что он должен проводить освящение в камере смертников, он отказывается. Я единственный согласился.

- И почему же?

На эту бестактность следовало реагировать максимально аккуратно. Элион сказал, не опустив глаз:

- Потому что столичные тюрьмы - места зла и насилия, а моя работа - освещать тьму всюду, где найду ее. И там, где тьма наиболее густа, требуем особенно сильный источник света. Как сказано в каноне девятнадцатом святого писания Аркея: “Покаяние самого грешного из людей в последнюю секунду жизни его, будучи искренним, откроет путь надежды. И не убоится сей путник вод Обливиона. Ибо праведен кающийся”, - он снова набожно сотворил священное знамение.

Каждый некромант знаком со святыми канонами. Они используются для составления нечестивых заклинаний-наоборот, и Элион действительно наизусть знал некоторые стихи.

- С вами будет стражник, - сказали новоиспеченному священнику. - Он не помешает.

- Тайна исповеди священна.

- Ничего, я скажу ему заткнуть уши, - проворчал непримиримый глава тюремной стражи.

Монах ордена Аркея, перебирая четки, покорно качнул головой рассматривающему его, сопровождающему и мягко улыбнулся:

- Что ж, юноша, сопроводите меня. Надеюсь, у вас хватит такта хотя бы закрыть уши ладонями, дабы не слышать посмертной исповеди.

- А я надеюсь, что никто из этих ополоумевших псов не разорвет вас на куски. Исповедь смертников - идея плохая, - буркнул ему молоденький и на вид хорохористый стражник. Из тех, кто недавно на службе и от того не может удержаться и не сделать вид бывалого служителя закона.

Так вот, теребя четки в руках и что-то бормоча под нос, Элион шагал по знакомым ему казематам. Однако, они и впрямь переменились… Теперь в иных камерах было и по два преступника. Тесно, темно, шумно и беспокойно вокруг. Люди сходили с ума от тревоги, нарушения личного пространства и отсутствия света. Условия в столичной тюрьме были почти нечеловеческие. Немногие боялись тут смертной казни, потому что она означала конец их мучений.

Не поднимая глаз, опустив на лицо капюшон, Элион проходил мимо клеток. Ему нужно было найти лишь одну и совершить максимально точное действие, не привлекая к себе внимания.

Вален Дрет спорил со стражником перед ним. Незаметно в руках он порвал нить четок, сделал вид, что случайно уронил их. Двери камер были из мелкой решетки.

Элион с возгласом обратил внимание стражника на свою неловкость и принялся их собирать.

- А ну-ка отдай, - сопровождающий священника пригрозил арбалетом Дрету, который попытался незаметно стащить бусины, и данмер недовольно протянул их ему.

Рецепт изготовления смертельно-проклятого оружия Элион почерпнул из колодца своего вдохновения, благодаря мне. Он наблюдал за тем, как я беру пригоршню черных орехов, затем аккуратно счищаю с каждого зернышка тонкую, токсичную кожуру, засыпаю в алхимическую дробилку и начинаю крутить ручку, отчего на всю спальню раздавался характерный треск.

- А куда потом кожуру? - спросил он меня.

- Выброшу, - ответила я, следя за его горящим взором с недоумением.

- Отдай мне, - он сам сграбастал ее в пустой пузырек и скрылся в покоях Винсента - там стояла куда более хорошо оснащенная алхимическая установка. Тогда мне казалось - он готовит какой-то яд, но Элиону потребовалась работа с камнями душ.

Он выкрасил бусины четок краской, в составе которого была мелкая скорлупа ореха черного дерева. Как вы уже помните, в свое время Винсент удивлялся аккуратности моей чистки каждого орешка. Он не пробовал использовать орех без нее, что делало его безвредным для здоровья. Скорлупа плодов этого растения не популярна в алхимии - она слишком реактивна, подавляет качества других ингредиентов, словно поглощала их. Поэтому в употреблении может быть нечищеный орех, он много мягче по своим свойствам. Но Элион понял, как создать оружие, которое не заметят стражники. Нужна зачарованная, мелкая крошка камней душ. На них он наложит проклятье. Затем ее следовало смешать с помолом кожуры ореха черного дерева, добавить в краску. Проклятие останется, но его фон снизится, и ни одному волшебнику-постовому в тюрьме и ни одному магу не придет в голову решить, что четки таят в себе серьезную опасность. А составлять именные проклятия Элион умел - в конце концов, он некромаг.

Он собрал вместе все бусины, которые отдал ему стражник.

- Идемте.

Эльф послушно пошел дальше. Он безукоризненно выполнил свою задачу, добросовестно приняв исповедь у восьми заключенных. Он знал, что Вален Дрет мертв. Уже на первом его исповедуемом в конце коридора зазвучал тревожный колокольчик, лязгающий бег ног, обутых в тяжелые сапоги, застучал за дверью.