Кажется, говорил сам воздух.

Вальтиери взял в руку арбалет-бабочку и прицелился. Это было в полной темноте, но я, воспользовавшись заклятием ночного зрения (и даже, кстати, не удивившись тому, как легко это получилось), тоже могла наблюдать отчетливые, серые контуры. Их было много, они визжали, кусали друг друга, принюхивались. Но я не оценивала, не думала и даже не боялась.

Раздался едва слышный щелчок, в воздухе коротко послышалось “шшш-ш” - это летел болт - затем звук удара, сдавленный писк, крысы бросились врассыпную.

- Помогите мне.

Было сказанное просьбой или приказом, не имею понятия. Я прицелилась из арбалета и выстрелила. Затем еще раз. И третий. Апатия внутри сменялась холодным охотничьим азартом. Я не заметила сразу, что Винсент стрелять перестал. Крысы бежали врассыпную, и уже кое-кто приближался ко мне. Отбросив в сторону арбалет, я схватилась за вакидзаси.

А когда никого из выживших зверьков не осталось, я тупо посмотрела перед собой, словно впадая в оцепенение.

Винсент бережно взял у меня из руки вакидзаси.

- Если бы ты прогнала их, они бы вернулись. Крысы паразиты. Они не добывают себе пищу, как лесные и полевые грызуны - своим путем. Они ее воруют. А она нужна нам, верно?

- Н-не оправдание… - прошептала я и зачем-то повторила: - Это не оправдание. Не оправдание, - я повысила в конце голос.

- Люди убивают животных. Люди животные. И, если ты лишаешь кого-то жизни, у тебя нет выбора. Ты должен принять этот факт. И идти дальше.

- Жестоко…

- Вовсе нет. Скажите, что было бы, если бы люди не защищались от внешней среды? Что будет с вами, если вы продолжите угнетать себя непринятием, душить себя сомнениями. Что будет, если вы продолжите осуждать и наказывать - себя и других. Это ли не жестоко? Вы лишите радостей себя и можете создать проблемы тем, кому нужны. Почему, живя в этом мире, вы позволяете себе не считаться с его законами? Ведь он, кажется, вам нравится. Спросите себя, что наиболее жестоко. Я не оправдываю зло, Шей. Я пытаюсь показать выход.

- Зачем вам это? - резко поинтересовалась я. Логика его мыслей понемногу вывела меня из ступора, заставила соображать. Я обернулась на него, и, похоже, Винсент не ожидал этого.

- Зачем вам мне помогать? - требовательно спросила я.

Он улыбнулся:

- Мне становится ясна его привязанность к вам, - отчего-то задумчиво произнес вампир. - Не задавайтесь этими вопросами. Я не скажу правды. Эту прямолинейность вы ждали?

Он смеялся надо мной с высоты своей таинственности.

Когда я вернулась в комнату, почему-то у меня на душе сделалось спокойнее. Не знаю, что сделал Винсент этим походом. Не знаю, какую цель преследовал. Но тяжесть, давящая на грудь, понемногу отступала, и я спокойно уснула под утро.

***

Сразу после выполнения заказа он отчитался в послании Винсенту. Для него был уже готов новый. Вообще-то, контракт на убийство Валена Дрета собирались отдать эльфу прежде всего, но дело с особняком жертв не терпело отлагательств. А теперь еще поступил заказ от особы голубой крови… В графстве Анвила стоит прекрасный форт. Им неофициально владеет бывший императорский рыцарь — сэр Родерик. Он сплотил вокруг себя отпетых негодяев, и всё графство буквально стонало от набегов ни один год. Вот только доказательства его причастности не было. Никто из своих не афишировал имя главаря, крестьяне лишь догадывались, что речь о нём. Графиня Умбранокс ненавидела Темное Братство, но начала понимать - из двух зол выбирают меньшее. Она была вынуждена заключить сделку. Но, опасаясь, что Темное Братство привлечет к себе внимание своим громким почерком (кроваво, незаметно), она ввела условие - Родерику должна быть подстроена смерть от естественных обстоятельств. Разведчики выяснили, что старик уже одной ногой в пустоте, но умудряется командовать своей шайкой, не вставая из постели.

Однако, письмо от Винсента ворон принес эльфу, когда тот заказом заниматься никак не мог. Он был на подходе к Санкр Тору.

Золотой Холм нежился под лучами закатного солнца. Эльф вытер со лба пот и огляделся. Здесь стоял предупредительный знак, что далее территория опасна. Над руинами сновало воронье. Элион понимал - это его привечают. Считают своей добычей.

Белые кости города торчали из замерзшей земли колоннами, остатками стен, башнями. Далеко впереди виднелся куб из монолитных плит снежного мрамора.Там находился бывший айлейдский храм, который сделался затем гробницей императорской династии Реманов и Тайбера Септима.

Элион долго шел из деревеньки близ Брумы пешком, оставив там пегую Люцию, и теперь следовало немного отдохнуть. Неразумно соваться в храм ночью, куда лучше при рассвете Азуры - этого времени всякая нечисть опасается.

Эльф скинул с плеч рюкзак, вбил в землю найденные по дороге колья, навесил на них две больших, плотных шкуры, постелил внизу кожаный плед и стал разжигать костер. В нем он накалил и согрел несколько камней, положил на лежанку - пусть греется. Ночь стояла ветреная, облачная, но местный шаман в деревне обещал, что снега не будет, потому что идет эта напасть только когда у него болит левая нога. Есть повод верить.

Он приготовился к походу на завтра, а затем стал чертить защитные руны вокруг своего лагеря, поминутно потирая мерзнущие руки. Неожиданно какая-то тень мелькнула слева. Элион машинально зажег в ладони огненную вспышку. Сверху высокой сосны на него очень внимательно глядела белая сова. Оба переглянулись, и нашли друг друга терпимыми, эльф погасил пламя.

Он неплотно перекусил и отправился спать в палатку, не снимая легкого доспеха. С одной стороны - не выспишься, конечно. С другой - тепло, да и выбора нет. Он, всё-таки, не на увеселительной прогулке.

Элион научился неплохо контролировать свои сны, поэтому кошмары ему либо не снились, либо он просыпался от них осознанно. Но на сей раз материя снов решила жить отдельно от него.

Голубоватый свет магических факелов в широкой зале мерцал в мутной, тухлой воде. В воздухе витала ядовито-зеленоватая пыль. В самом центре возвышался алтарь, а за ним стоял человек. Очень высок, худощав, имел четыре руки. Две сверху обезображенные, ссохшиеся, а пара снизу - богатыря. Он был обнажен по пояс, и в центре его торса значилось, словно высеченное из скальных пород, остроносое лицо. Лицо на голове принадлежало норду с близко посаженными, маленькими глазами. Они источали странный свет. Багровая, оборванная тога закрывала ноги, и волочилась по полу. Верхнее лицо призрака скалилось, а нижнее флегматично устремило взор в мертвую бездну. Но говорили они одновременно.

- Отгадай загадку.

Элион понимал - нельзя бояться. Нельзя пытаться подчинить себе. Нельзя задавать вопросы. Только слушать и отвечать, иначе смерть.

- Оно умещается в ладони, но велико размером. Оно мертво, но у него есть бьющееся сердце и помыслы. Его можно потрогать, но нельзя достать. Оно не служит никому, но вечно в подчинении. Вопрос: кто его отец?

- Талос.

- Ты лжец! Отвечай на вопрос!

- Талос.

- Грязный самоубийца, нечестивая, лживая душа, мерзость! - вопил призрак двумя глотками. Он подошел к Элиону вплотную, дыша в лицо смертью и смрадом безумия.

- Я вижу страх в твоих глазах. Я вижу сомнения, - говорил он, и белые глазки прожигали лицо Элиона. - Я вырву твое сердце и буду медленно пожирать на твоих глазах. Потом я воскрешу тебя и убью снова. И мне никогда это не надоест. Отвечай в последний раз, глупец!

- Отец - Талос.

- Чей? - взревел призрак.

- Твой. Ибо ты - пленник Мантеллы.

Чудовищная тень взорвалась страшным ором, Элион покачнулся, он почувствовал, как сначала одна, затем другая, третья… вонзились в его грудь и сжали сердце.

Тень Подземного короля, таинственно ухмыляясь обеими лицами, отпустила Элиона, который корчился перед алтарем на коленях. Словно он оставил глубоко в его душе какую-то отметину.

Грудь что-то обжигало, и Элион стянул с себя сначала кольчужную кирасу, затем кожаный жилет. В центре солнечного сплетения клеймом ошпаренной кожи какая-то руна на айлейдском языке.