- Я вижу его каждую ночь, я чувствую его каждую ночь, и влажный, горячий язык прижимается к моей щеке…

Эльф продолжал курить самокрутку из листьев мандрагоры, чтобы не уснуть. Пока что не ясно, почему врата Обливиона откроются именно здесь, но информацию следовало проверить.

- Помогите мне…

На этом обычно всё заканчивается. Призраки слишком покалечены, чтобы внятно объяснить, что им требуется. Элион привык к привидениям, он насмотрелся разных, но в той девочке было что-то особенное.

Тонкая, окровавленная рука потянулась к Элиону, и он склонился на одно колено, чтобы дать ей коснуться себя… Любопытство всегда было его бичом.

Он ощутил, как тело в разные стороны потянула злая сила. Руки, ноги, шея вытягивались, мучительно, рвались связки. Он чувствовал панику, но вовремя успел абстрагироваться и сквозь хаос страшных видений понять со стороны то, что ему попыталась передать умершая.

Шорох ледяной, блестящей листвы густого леса. Вдали фонарь, дорога, слышен топот копыт и сильно приглушённый голос стражника. Она пытается кричать или укусить сухую, жилистую руку. Адская боль врезается ей в живот, и девочка едва не задыхается. Это страшнее, чем розги матери. Это незаслуженно.

- Не кричи, - скрипит голос старика. - Не кричи, сука, придушу!

Казалось бы, гибель - спасение. Это пришло ей в голову, когда ее юбку задрали. Она неистово дралась за свою смерть в его руках, побуждая его бить ее сильнее. Девочка надеялась потерять сознание. И почти успела.

Насиловал старик уже ее труп.

Несправедливость едкой болью влилась в сердце эльфа, когда девочка коснулась ледяной рукой лба. Не его слеза - ее - скатилась по его щеке.

- Помогите… Помогите мне, - шептал голос.

- Где он? - спокойно спросил Элион, открывая глаза и делая затяжку, чтобы привести в порядок растрепанные нервы.

- Он сокрушается о том, что убил, но не о том, что, умирая, душа моя наблюдала, как издеваются над ее телом. Он пьёт и спит, видя по ночам кошмары. Он думает, что совесть его - кара. Но кара недостаточная!

- Где. Он, - отрезал грубо эльф, глядя на призрака.

- Тебе укажет дурное знамение…

Призрак беспомощно растворился в воздухе.

Элион снова затянулся, губ его коснулась усмешка, и расшифровать ее могла одна лишь я. Он втайне ждал этого. Возможности однажды убить человека и иметь на то мотив.

Мне было плохо одновременно за изуродованную душу ребёнка, за чёрные помыслы эльфа и за собственные переживания. Я не могла осуждать Элиона за то, что он задумал. Это интересовало его больше, чем врата Обливиона, это было слаще лунного сахара на вкус.

Ещё бы - ветка квестов тёмного братства была моей любимой. Гильдию бойцов я не проходила, вообще, а из гильдии магов меня выгнали, потому что я кого-то убила. Элион стал бы первоклассным ассасином. Я изначально создавала его для этого. И теперь, когда я видела эту улыбку, озарённую лунами, испытывала восхищение и ужас.

“Это неправильно! Неправильно!”

Но отговорить эльфа даже не попыталась. И в голову мне не пришло.

Едва поспав той ночью, я написала Элиону послание, в котором было несколько слов. “Я всё знаю. Она говорила про таверну”.

Просто он сам начнёт искать подсказку, не обратившись ко мне, и я сократила время поисков, которые могли бы стать опасными или никуда не привели бы.

Я не упомянула Тёмное Братство, это могло лишь подхлестнуть Элиона на убийство.

- Неважно выглядите, Шей, - сказал мне его величество, когда я появилась у него в библиотеке в условленное время.

- Осмелюсь заметить, что это касается и вас, - ответила я, слабо усмехнувшись. - Похоже, ночь выдалась нелёгкой.

- Я пытался просчитать, насколько возможно выполнение вашего плана. Теоретически - всё реально. Если, не дай Боги, у Бауруса не выйдет вернуть амулет, то его и впрямь можно создать. Проблема с коронацией и вечными огнями. Их зажгло дыхание Акатоша.

- Пламя в светильниках можно зажечь Криком. Так как вы драконорождённый, у вас это легко получится.

- Вы говорите о драконьем языке? Но я ни слова не знаю.

- Это был мой любимый Крик в Скайриме, меня ему ещё Партурнакс учил, - я осеклась и махнула рукой: - Не важно. Он переводится, как “огненное дыхание”. Йол-Тор-Шуль.

- Это сочетание слогов ничего мне не даёт, Шей, - заметил император. - Я не представляю, как Кричать.

- Я тоже, - призналась я. - Может, что-то есть про это в ваших книжках? Я не помню, как он пишется…

И тут же замолчала, потому что, вообще-то, почему-то отлично помнила. Мало того, я знала весь драконий алфавит так же, как киродиильский. Он напоминал клинопись слогового письма шумер, который я однажды взялась изучать просто из интереса. Не то, чтобы я достигла каких-то успехов, но кое в чём разбираться могла.

Я медленно вытащила с тарелки салфетку и вынула из-за уха Мартина карандаш. Император наблюдал за мной с интересом.

- Короче, как-то так, - неуверенно подытожила я, глядя на салфетку, где с третьего раза правильно нарисовала иероглифы. - Не спрашивайте. Для меня самой сюрприз это знание. Вообще-то, я никогда не учила язык драконов.

========== IV ==========

Врата Обливиона в Бруме открылись. Агенты Мифического Рассвета были уничтожены, но дело свое совершить, увы, успели. Я видела багровое небо со смотровой башни Храма. Над Брумой собрались кровавые облака. Видеть их собственными глазами — очень похоже на наблюдение за цунами. Ты стоишь на балконе и просто смотришь, как нечто восхитительно величественное и ужасное надвигается, дабы разрушать и подминать. Обречённость, боль и восторг — ничего больше. В такие секунды мы звоним нашим близким, чтобы сказать, что мы любим их. Я думала о Максе и молилась — не знаю, кому. Забавно, что когда человек забывает родную религию, начинает ее выдумывать в сложных ситуациях, как тот, кто лихорадочно ищет под собой опору. Мы слабы…

От Бауруса не было вестей уже больше недели, но мне объяснили, что это нормально, учитывая, как далеко я его отправила. Я рассказала ему перед отъездом всё, что знаю об убежище Манкара Каморана, но беспокоилась — вдруг сделала недостаточно для безопасности Клинка?

Впрочем, скоро мне было не до того, потому что Элион во второй раз отправился в Обливион.

В первый повезло, большая часть демонических сил была брошена на Кватч, и в самой зоне пустошей ему попалось относительно немного тварей. Но жизнь не игра, никто не станет подстраиваться под уровень персонажа.

Я многое поняла из того похода Элиона по аду. Например, он не лгал, когда говорил про раннее поседение…

Глупо и странно то, насколько велика разница в игре и реальности. Эти названия, вроде «чертоги разлуки» или «коридоры чёрного избавления» казались пафосными и одинаковыми. Но в обливионе есть система, у всего свой смысл, назначение, Дагон оказался математиком боли. Каждый план пустошей — это подставка сигильского камня. Ограниченная часть преисподней, построенная специально для содержания подобных артефактов. Каждая такая зона имеет систему, точно живой организм, кровяные каналы, бьющееся сердце, защитный механизм.

Всё в мире боли жутко. Например, мясной кокон — не аллегория. Это куски свежесодранной кожи, сшитые вместе. Если коснуться ее, увидишь, что она тёплая, что она дышит, потому что владелец кожи ощущает всё, что с ней происходит. Порви нити кокона, ты услышишь крик чьей-то души. Внутри ты найдёшь горячие, золотые монеты, но бери их на свой страх и риск. Всё, что забираешь для себя из Обливиона, забираешь ценой боли душ, а значит — в какой-то степени продаёшься дьяволу.

Элион неплохо подготовился к походу, в чём ему помогла казна Храма Повелителя Облаков, но это не спасло его и, собственно, даже не особенно подсластило пилюлю.

Всё началось с того, что эльф просто стал искать себе убежище, дабы определиться, куда идти. За ним гнались скампы и черти, но он использовал свитки телепортации.