Разумеется, что существовал сигнал о вскрытии мобилизационных пакетов. Это же не Жуковская глупость на трех листах лживой Директивы о приведение войск, в неизвестно, какое состояние. Получалось, что от обычной, повседневной боевой готовности — сразу, хватай винтовку и бегом к границе. Да и это, ко всему прочему, должно было происходить не тогда, когда на голову бойцов падают бомбы и снаряды, а заблаговременно, предопределив обстановку на границе. Иначе, что же это за командование? Кучка ротозеев, не более того.

А затем все ожидают сигнала боевой тревоги, по которой воинские части берут, условно говоря, оружие наизготовку в ожидание нападение врага.

Вообще-то, всё это мы должны были бы вычитать у нашего несравненного маршала Жукова, который на момент нападения Германии представлял Генеральный штаб. Это он, облаченный в военную форму с большим количеством звезд в петлицах, должен был нам рассказать, по какому сигналу войска и флот приводились в состояние повышенной и полной боевой готовности накануне войны с Германией? Как осуществлялся вывод войск в районы прикрытия? Кто конкретно на местах поднимал войска по боевой тревоге? Ничего подобного в «Воспоминаниях» у Жукова нет, так как в ранних главах данной работы уже было сказано, к какой категории лиц был отнесен данный «полководец». Поэтому, что он мог написать в своей книге? То, что положено было осуществиться — не произошло, а это и есть предательство, в замаскированном виде. А то, что произошло — потребует ответа, кто допустил такое? Не скажешь же, читателям, что это было сделано преднамеренно. Выкрутилась хитро-мудрая Хрущевская шайка-лейка, свалив вину на Сталина. Дескать, таким нехорошим человеком оказался, что запретил стрелять по немцам.

А давайте, зададимся вопросом: «Что было бы в действительности, если бы Сталин возьми, да и умри, например, 20 июня 1941 года, то есть, накануне войны?» Что, так и не знали бы что делать в таком случае? Кто же им бумагу подписал бы о Ставке? Или наоборот, руки были бы развязаны. Погнали бы врага до самого Берлина? Уж, в таком случае Жуков, наверное, написал бы в своих мемуарах, как он, во всеоружии, подготовился встретить врага!

А целые полчища военачальников в высоких чинах, которые выжили после войны и оставили о ней свои воспоминания. Отчего все промолчали о том, что должно было быть? и почему этого не случилось на границе? Кто и почему заставил их замолчать и преднамеренно лгать советским гражданам о начальном периоде войны в своих бесчисленных опусах под названием «военные мемуары»? Говорят, что Хрущев. А почему это сделал Хрущев и примкнувшая к нему, компания партийцев? Видимо, по тем же самым причинам, по которым это сделал и Жуков. Все они были замешены в одном «грязном» деле.

Вопросов, как видите, большое количество, и они не уменьшаются по мере узнавания правды о войне.

Вернемся, однако, к тем военным людям, которые смогли каким-то образом, пробившись сквозь цензурные барьеры, немного пояснить своим читателям о том, что было в те, трагические дни начала войны.

Сигналов, которые приводят в движение войска, существует много, и разных. Нам бы, хотя бы, пояснили о том сигнале, по которому вскрывают мобилизационные пакеты. От Жукова мы этого не дождались, а теперь, и не дождемся никогда.

Сигнал состоял из одного ключевого слова, понятного всем командующим округов. Из многочисленных мемуаров наших военных, вырисовывается такая простая картина, что для каждого округа сигнал состоял именно из одного слова: название военного округа и цифр текущего года, например, «КОВО-41». Далее информация сверху растекалась по армиям прикрытия. Кодирующее слово состояло из названия места дислокации штаба армии с прибавлением того же года — 41. Например, сигнал для 5-й армии КОВО выглядел следующим образом — «Луцк-41». На армейском и более низовом уровне была проявлена самостоятельная инициатива командующих по сообщению о вскрытии мобилизационных (или «красных») пакетов.

Это примерная схема по обороне страны, так как, то, что соответствует всему этому исходя из предписаний подготовленных Генеральным штабом и Наркоматом обороны, включает в себя значительный больший объем проводимых мероприятий.

Кто должен был отдать подобный сигнал в войска и на флота? Думается, глава правительства Сталин на совещании в Кремле представителей все трех властей: партийной — ЦК ВКП(б) — Политбюро, законодательной — Президиум Верховного Совета СССР и исполнительной — Совет Народных Комиссаров, должен был, по согласованию со всеми, отдать приказ Наркому обороны Тимошенко об передаче в войска военных округов и на флота сигнала о приведении армии и флота в полную боевую готовность. А дальше вниз по цепочке подчиненности и ожидать дальнейшего развития событий.

В случае перехода границы вражеской армией, видимо, следовал сигнал боевой тревоги. Однако приходится гадать, так как и по сей день неизвестно, как должны были вооруженные силы Советского Союза встретить нападение гитлеровской Германии?

Для чего же у нас, и по сей день, существует Генеральный штаб? Или и до сего дня, нападение Германии на СССР составляет государственную тайну? Взяли бы, дяденьки с большими звездами на погонах, да и рассказали бы российским гражданам, как там, в далеком сорок первом году планировалось встретить врага? И ответить на все вопросы, которые обозначены в начале главы. Согласитесь, что генштабистам, намного сподручнее обрисовать существо дела, чем любому военному историку, даже, облаченному в военный мундир. Специфика, однако. Но, как говориться, чего нет — того нет!

Было, правда, ряд исследований по начальному периоду войны, но они отражали проистекающие военные события, и не затрагивали существо интересующего нас дела. А жаль!

Но вернемся к тем, военным людям, оставившим незабываемые воспоминания о том, что произошло со страной в тот страшный день — 22 июня 1941 года.

Вот, например, как описывает передачу условных сообщений во вверенные ему части, командир 8 механизированного корпуса, 26 армии Юго-Западного фронта Д.И. Рябышев «Первый год войны»:

«…Еще ранее условился с командирами дивизий оповестить их особыми словами, значения которых понимали только мы…

Я взял трубку и, стараясь быть спокойным, произнес:

— У аппарата Рябышев.

— У аппарата Мишанин, — прозвучал приятный, мягкий голос командира 12-й танковой дивизии. — Слушаю вас.

— Здравствуйте. В небе сверкает молния.

— Все ясно, Дмитрий Иванович, — поспешно ответил Т.А. Мишанин.

Пожелав успеха, закончил с ним разговор. В трубке зазвучал, густой бас командира 7-й моторизованной дивизии:

— У аппарата полковник Герасимов.

— Здравствуй, дорогой! Как у тебя, лес шумит?

— Лес шумит, но лесник свое дело знает, Дмитрий Иванович, — пробасил в ответ А.Г. Герасимов.

— До встречи.

На проводе был командир 34-й танковой дивизии полковник И.В. Васильев. Поприветствовав его, я спросил:

— Гора! Желаю успеха!

„Молния“, „лес“, „гора“ — это условные слова, услышав которые от меня командиры соединений немедленно поднимали по тревоге части и вскрывали хранившиеся в сейфах опечатанные пакеты с секретными предписаниями о выходе в район сосредоточения…».

В этих мобилизационных пакетах, должно было быть разъяснение, как вести себя в случае прямой агрессии потенциального противника, т. е. там, в пакетах должны были быть отражены те, самые, планы прикрытия границы.

Опять же, по многочисленным воспоминаниям военных мемуаристов в этих планах, лежащих в пакетах, ничего сверхсекретного не содержалось. Данному войсковому соединению предписывалось то, что и являло собой предназначение Красной Армии — защита рубежей своей Родины. Надо было просто вышвырнуть вторгшегося врага со своей территории и не дать ему далеко проникнуть вглубь страны. А все эти, якобы, удары в «направлении Люблина, Демплина» и прочее, имеющиеся в Директивах, о которых велась и ведется речь и до сих пор, не более чем ложь, с целью запутать существо дела.