Но вернемся к многострадальной Либаве. Последствия начала войны печальны. Через несколько дней войны Либава пала и соответствующим приказом вышестоящего руководства 1-го июля данная военно-морская база была расформирована. Все. Концы в воду. Точно также обстояло и с последующими военно-морскими базами на побережье. Кто там будет разбираться в суете военных дней, кто был командующий, а кто начальником штаба, той же Либавы? Не связи ли с новыми назначениями на Балтике беспокоился по телефону нарком Кузнецов накануне войны? Ведь копии приказов из Ставки и от Главкома Северо-Западного направления штаб наркомата ВМФ получал же. Вопрос, доводил ли эти сведения до соответствующих структур наркомата ВМФ, того же, Политуправления? Рогов же оказался в неведении.

Тут, вдруг, сам Николай Герасимович подбрасывает дополнительного хвороста в огонь, своим новым сообщением читателю. Речь пойдет о Моонзундских островах. Читаем, о чем это он хотел нам поведать?

«Когда началась война, начальник Генерального штаба генерал армии Г.К. Жуков 23 июня подписал директиву Военному совету КБФ:

„Ответственность за сухопутную оборону островов возлагается: Саарема (Эзель) — на Прибалтийский военный округ и Хийумаа (Даго) — на Ленинградский.

Командуют обороной на островах сухопутные командиры. Береговая оборона остается за командованием КБФ, которое ставит ей задачи“».

Как известно, 23 июня Жукова не было в Москве, поэтому никакие приказы он подписывать не мог. Более того, 23 июня уже не существовало Прибалтийского военного округа, в широком смысле, этого слова. Округ, ранее, был преобразован в Северо-Западный фронт. Но, если присутствует начальник Генерального штаба Жуков, то это решение было, скорее всего, принято до войны, 21-го июня. Хотя подобное решение могло быть принято и вновь образованным Северо-Западным направлением. Но привлекать внимание читателя к персоне Мерецкова, как впрочем, и к Ватутину, цензура посчитала крайне опасным явлением. Пусть лучше Жуков останется. Ему выкручиваться не впервой. К тому же в кутузке не сидел, как Кирилл Афанасьевич. Ясное дело, что подобное решение было делом недобрым. Тут и без Кузнецова понятно, что разваливается оборона, очень важных в стратегическом плане, группы островов из Моонзундского архипелага. Очередное через, чур, «умное» решение, то ли Генштаба, то ли Ставки, то ли новообразованного Северо-Западного направления?

Кузнецов, наверное, за голову хватался, когда его знакомили с копиями документов выходящих из-под пера новоявленного командования, особенно, касающихся деятельности флотов.

«Получив для сведения копию этой телеграммы, я был искренне огорчен. До войны Наркомат Военно-Морского флота настойчиво требовал от командования береговой обороны, чтобы оно было готово командовать различными родами войск и полностью отвечать за оборону островов. Однако согласно телеграмме сухопутные части оставались в подчинении военных округом. Кроме того, войска на двух находившихся рядом островах, имевшие одну оперативную задачу, подчинялись разным округам».

Читатель, я думаю, давно обратил внимание на то обстоятельство, как недруги страны переворачивали оборону государства с ног на голову. Все, что было отработано до войны и гласно было доведено до командования на местах, и оно знало, что необходимо делать в случае агрессии врага, вдруг утрачивало свою значимость. Более того, взамен предлагались заведомо ошибочные действия, если не сказать больше — преступные. Все это создавало невообразимую мешанину, которая просто являлась тормозом в принятии правильных решений.

Стилистика данных мемуаров вызывает, иной раз, скептическую усмешку. Надо же такое написать: огорчен.

Это когда жена забыла положить чистый носовой платок в карман брюк адмирала, можно сказать, что огорчен ее невниманием. А здесь речь идет о судьбах тысяч моряков и красноармейцев. Возмущаться надо по поводу творимых безобразий, а не прикладывать к глазам «просроченный» платок, убирая набежавшую слезу. Понять искренность чувств адмирала можно, но согласиться — нет!

«Правда, ход событий вскоре заставил подчинить все войска коменданту островного района генерал-майору А.Б. Елисееву, но затяжка с решением этого вопроса отрицательно повлияла на дело.

Флотское командование смогло по-настоящему взяться за организацию противодесантной и сухопутной обороны лишь тогда, когда враг уже занял Либаву и Ригу».

Тут вопрос стоит уже не с затяжкой принятия решения, иначе получается уход от постановки вопроса: кто же был виноват ранее? — а понимание того, кто же впоследствии принял правильное решение? Если Кузнецов не приписал себе подобную мудрость, а редактура не заострила на этом моменте внимание читателей, следовательно, это были мероприятия последующих преобразований в руководстве страны, и как следствие — в армии и на флоте. Знакомое нам ГКО, затем реформируемая Ставка, и в конце мероприятий проводимых Сталиным, очищение, от скомпрометировавших себя военных из Наркомата обороны и Генерального штаба. Уточним, что Рига пала 1-го июля 1941 года. Через несколько дней Ворошилов был назначен новым Главкомом Северо-Западного направления, взамен Мерецкова. Поэтому и произошли подвижки в изменении структуры управления Моонзундских островов, в частности.

Так что в свете изложенного, стоит ли удивляться необычной рокировки в смене командования Либавской военно-морской базы, и почему с ней случилось столько неприятностей?

Кроме всего перечисленного выше, есть еще данные о том, как Балтийское начальство «озаботилось» о своем форпосте на юге Балтике по началу войны и прочих сюрпризах начала войны.

Вот штурман бомбардировочного полка Петр Ильич Хохлов хочет поделиться своими воспоминаниями о тех трагических днях.

«Неспокойно было весной сорок первого. Немецко-фашистские оккупанты уже маршировали по многим странам Европы. Прибрали к рукам Польшу, запахло порохом у нашей государственной границы.

Мне и моим товарищам по оружию все чаще приходили в голову напутственные слова М. И. Калинина: „Готовьтесь ко всяким неожиданностям“. И мы готовились. Наши самолеты были рассредоточены, личный состав в состоянии повышенной готовности. Сообщение 22 июня о вероломном нападении Германии на Советский Союз, хотя было ошеломляющим, но не застало нас врасплох».

Ссылаться на «Всесоюзного старосту» Калинина, мне кажется, не самый удачный пример идеологического воздействия на массы, в то, предвоенное время. Да, но не на Сталина же было ссылаться во времена написания мемуаров? Он же, как твердили народу в ту пору, развитого социализма, вообще отказывался верить, что будет война с Германией. Будет Иосиф Виссарионович призывать военных к чему-нибудь хорошему? Ограничились «нейтральным» — Михаил Ивановичем. Хотя, его с большим натягом можно было отнести к людям связанным с армией. А уж, приписываемая ему фраза: «Готовьтесь ко всяким неожиданностям», по нашей теме, вообще, отдает определенной двусмысленностью. Чего-чего, а этого добра честные служаки хлебнули в полной мере.

По-поводу состояния повышенной боевой готовности данной воинской летной части, можно сказать, следующее: «Повезло, что были далеки от границы». Это уже после речи Молотова по радио, во второй половине дня 22-го, прояснилось: кто на кого? А до этого, что летуны делали? Тоже, небось, в увольнительных отдыхали по воскресному дню?

«По команде в считанные минуты выстроился на летном поле личный состав полка. На митинге выступают пилоты, штурманы, стрелки-радисты, техники, механики. Речи короткие, но полны горечи, гнева и боли, ненависти к врагу и неукротимой воли дать сокрушительный отпор зарвавшемуся агрессору.

В каждом выступлении — беспредельная преданность Родине. Звучат слова:

— Наш экипаж не дрогнет в бою…

— Наше звено будет беспощадно громить фашистских извергов…