— Чего лежишь, Сашу сейчас отправлять будут, пойдем, проводим человека.

— Нет, Нина, мы вчера с ним попрощались, вон цветы от него, целая охапка.

— Ну, и как вы, будете переписываться, ты адрес у него взяла?

— Да что вы все заладили, переписываться, переписываться, никому я ничего писать не буду, отстань от меня.

— Даже наши пацаны говорят, что он влюбился в тебя, и они его уже считают за своего, хороший он человек.

— Нина, он может и хороший, но осужденный, зачем мне портить себе жизнь, я хочу учителем стать, учить детей и должна быть морально устойчивой. Иначе моя мечта может не осуществиться.

— А зачем тогда пудрила мозги парню, сразу нужно было говорить, чтобы он не надеялся на тебя.

— Я ему говорила и не раз, но он просто не хотел меня слушать, — и она заплакала.

— Довела подругу до слез, прости меня, Олечка, просто мне его жалко стало.

— Если бы у меня было какое-то к нему чувство, я бы ни на что не посмотрела, когда любят, все остальное для них не важно. Через неделю и нам с тобой нужно отправляться в дорогу, ты все приготовила, я имею в виду одежду и другие принадлежности.

— Мне собраться, только подпоясаться, нет особо никаких вещей, пара платьев, а остальное все на мне.

— Хорошая ты девчонка, без комплексов, с тобой очень легко. А как же Витек без тебя останется, скучать будет.

— Еще один страдалец, ходит по пятам за мной, хотя мне он не нужен. Мама говорит, хороший парень он, а ты от него нос воротишь, а я не могу иначе. Не встретила еще своего единственного и неповторимого, за которым хоть на край света.

— А сама меня учила, я встречалась с незнакомым человеком, а это наш, доморощенный.

— Давай не будем о грустном, сегодня пойдем на танцы, а то скоро опять за учебу засядем.

Учеба девчатам давалась легко, жили они в общежитии в одной комнате, хотя факультеты были разные. Олю еще с первого курса выбрали секретарем комсомола факультета. Поэтому свободного времени у нее на личную жизнь не оставалось, то учеба, то общественные дела. Домой выбиралась редко, хотя до дома было недалеко, час езды всего. Зато отец заезжал часто, снабжая их продуктами, все его дороги, проходили через их городок. К концу второго курса, Олю вызвали в деканат и просили на комсомольском собрании разобраться с их сокурсником Геннадием Скворцовым. Он часто пропускал занятия и иногда появлялся в нетрезвом виде, устраивая концерты студентам и преподавателям. Но даже на собрание Геннадий пришел выпивши. Собрание на сей раз ограничилось выговором, с занесением в личное дело комсомольца. После собрания, закрыв кабинет заседаний, Оля направилась к автобусной остановке. Общежитие было рядом с институтом, но ей вдруг захотелось купить на ужин немного колбасы, да булку хлеба. Нина вряд ли додумается, да и денег у нее всегда было в обрез. Она даже не поняла, откуда на нее налетело двое парней, один из которых был Геннадий, свалили ее на асфальт и начали пинать ногами.

— За что, я ничего тебе плохого не сделала, это я просила, чтобы тебе дали выговор, хотя остальные члены были за исключение тебя из комсомола.

— Молчи гадина, ты это заслужила, по твоей инициативе собралось собрание.

— Это с деканата приказали разобраться с тобой, помогите, пожалуйста, кто-нибудь, — но люди проходили мимо и не один не заступился, все отворачивали головы.

Прохор ехал в машине, и рассматривал от нечего делать прохожих на тротуаре. Вдруг он увидел, как двое парней избивают девушку, она валялась на асфальте, защищая руками голову от ударов.

— Посмотри Колян, вот отморозки, двое на одну, они ее, и убить могут, а люди обходят их стороной.

— Пьяные видимо, что-то не поделили, сами разберутся, или в милицию попадут, наверняка уже кто-то вызвал ее.

— Да нет, тут что-то не то, остановись, пойду, разберусь.

— Остынь, зачем тебе это нужно, своих проблем мало, так ты чужие решил раз рулить.

— Я тебе сказал, остановись, если не хочешь, не ходи, сиди и смотри, — и он побежал к дерущимся. — Вы что, это девушку обижаете, а ну-ка разойдитесь, кто это здесь такой ярый, дай на тебя посмотрю.

— Атас, Сашка, бежим, это Прохор, а с ним шутки плохи, — и они пустились наутек.

— Девушка, вы сможете встать, давай я тебе помогу, ничего себе, потрудились парни. Скажи, что у тебя болит, может к доктору тебя отвезти?

— Нет, спасибо, не нужно, я сейчас потихоньку встану, и дойду до общежития, это совсем рядом.

— Смотри, может, мне проводить тебя, а то вдруг они захотят вернуться и закончить начатое.

— Вряд ли, они уже сделали, что хотели.

— За что они тебя так избили, если не секрет?

— Да какой секрет, я секретарь комсомольской организации факультета, сегодня мы разбирали поведение одного из этих ребят, и дали ему выговор с занесением в личное дело.

— Что мог натворить этот парень, если с ним так строго обошлись?

— Он ведет разгульный образ жизни, часто приходит на занятия выпивши, хамит студентам и преподавателям. А институт у нас педагогический, мы будем учить детей, в том числе и дисциплине, а сами ее нарушаем, это для нас не допустимо.

— Да, серьезно у вас все, ну, ты будь осторожнее с такими студентами, а то, как бы хуже не было. Иду, друг зовет, побегу я.

— Ну что, помог униженным и оскорбленным.

— И очень доволен, что не бью, а защищаю, а девчонка очень симпатичная, только побитая, и учиться она, видимо, вместе со Светой. Нужно будет расспросить о ней.

— Даже и не думай, Света тебе не простит, если ты будешь расспрашивать ее о другой девушке, что она может подумать.

— Ты прав, давай забудем обо всем, что было, то было, нас уже давно ребята ждут.

— Оля, что с тобой, — Нина, вскочив со стула, с ужасом смотрела на Олю.

— Избили, разве не видишь, Геннадий Скворцов постарался за то, что выговор ему на комсомольском собрании дали.

— Садись, я тебе ссадины промою, все колени снесла, теперь болеть будут, и на лице синяк большой, во весь глаз, прямо в точку метили. Завтра пойдем в деканат, и ты там обо всем расскажешь, нельзя прощать такое.

— Никуда я не пойду, он такой мстительный, боюсь, что хуже будет, отлежусь пару дней, и все пройдет.

Наутро синяк стал лиловым, ссадины на коленях болели, Оля осталась в общежитии, и лежала, уткнувшись в подушку, когда в дверь вдруг постучали.

— Заходите не закрыто, — и она, повернувшись к двери, вдруг увидела на пороге Геннадия.

— Ты, зачем пришел, завершить вчерашнее, так давай подходи и бей, за меня не кому заступиться.

— Так уж и некому, укроти ты эту дикарку. Встретила меня в институте и давай при всех бить. Да еще приговаривает, поставил Оле синяк под глазом и я тебе поставлю, и шлеп кулаком по глазу, видишь, покраснел.

— Про кого ты говоришь, не пойму, я никого не просила об этом.

— Да про Нинку, подружку твою, вцепилась в меня, как оса, и не отпускает, а все вокруг смеются, теперь проходу мне не дадут, будут подкалывать.

— Сам виноват, а если бы ты был на моем месте, то поступил бы точно также. Против деканата не попрешь, да и ты виноват, согласись?

— Прости меня, я и сам хотел сегодня подойти к тебе и попросить прощение, но меня опередила Нинка, вот язва.

— Ладно, прощаю, в жизни все бывает, но только впредь будь осторожным, и прежде чем сделать кому-то пакость, хорошо подумай. Ты же скоро будешь учителем, а значит должен быть примером для учеников, а у тебя все наоборот.

— Связался я со здешними ребятами, каждый день выпивки, гулянки до утра, к занятиям совсем перестал готовиться. Все, Оля даю тебе слово, что с этим будет покончено, ты права, нужно браться за ум и заниматься учебой.

После обеда прибежала Нина, и с порога спросила, как я себя чувствую.

— Благодаря тебе, очень хорошо, ты, что это за представление устроила в институте.

— А откуда ты знаешь, неужели вахтерша сказала, а ей видимо, студенты?

— Ошибаешься, Геннадий приходил и жаловался на тебя, просил приструнить, ты зверски избила его.