Вокруг были убитые, кричащие и стонущие раненые, избитые и разорванные шрапнелью тела людей, лежащих в тех позах, в каких их оставила жизнь и душа, стоял густой запах человеческих внутренностей и людской крови. От такой картины единомоментной массовой гибели людей, даже у некоторых бывалых солдат, которые воевали на Кубе не первый год и видели смерть, начало выворачивать желудок наизнанку, в пехотных батальонах, прибывших из Испании с эскадрой адмирала Серверы, это началось массово, они даже сбавили шаг, кто-то опустился на землю. Но, сержанты и капралы не дали им расклеится, криками, тычками и пинками, они заставили их шагать дальше, подбадривая выражениями типа: "Arriva!!! Ты солдат! Блевать можешь, сколько хочешь, себе под ноги или в ранец соседа, но, не выходя из строя!"
Конница прошла вперёд, стараясь не наезжать на тела убитых, кони дурели, чуя смерть, кровь, переставали слушаться своих всадников, и им с трудом удавалось им управлять. Они решили подойти поближе к повороту на Ла-Гуасиму, но по ним был открыт огонь из винтовок, что заставило их отойти. Пехота тоже остановилась, и через четверть часа по приказу генерала Линареса, с батарей, который были ближе к Сантьяго и им удобней было бить туда, было сделано несколько залпов в этой район и вынудили американцев уйти оттуда. Пехота прошла ещё несколько сот метров, и остановилась, заняв позиции, начался сбор трофеев и поиски раненых. Им достались старые винтовки мятежников и неплохие американские винтовки Краг — Йоргенсен, несколько американских переносных мортир в 91 мм, пять гатлингов, патроны, тысячи пар обуви, брюк, кителей, курток, правда пробитые и в крови, ремней, штыков и многое другое, попадались и доллары в карманах убитых, что делать, такие реалии войны.
В два часа по полудни со стороны янки показались всадники с белым флагом, им навстречу выдвинулись конные испанцы. Это были переговорщики, вид у этих американских полковников был не очень бравый, хотя они старались держаться уверенно. Они предложили заключить перемирие, чтоб заняться убитыми, так же американцы забирали своих раненых, своих союзников, повстанцев забирать они отказались. Перемирие вступало в силу в пять часов по полудню и действовало до полуночи. Испанцы добирая по пути трофеи отошли на свои позиции, на поле боя вышли американские похоронные команды и… журналисты.
Акулы пера оказавшись среди запахов войны и массы трупов, причём большинство их было уже разуто и раздето, сначала дружно проблевались, и впали в ступор, осматривая поля боя, бывалые солдаты дали им хлебнуть из фляжек крепкого рому, и только потом они принялись, что-то там писать в своих блокнотах, один из них делал снимки на фотоаппарат. Правда вечером к нему в палатку ввалился явно сильно выпивший полковник Wikoff командир 3-й бригады, с такими же офицерами, надавал ему сначала затрещин, а потом, засунув в рот Colt Single Action Army, Model 1873, он же Миротворец, объяснил ему, что он не позволит на гибели солдат делать сенсации и зарабатывать славу и деньги всяким штатским койотам, и попросил отдать ему негативы, отказа в просьбе не последовало. Эти фотографии увидели свет только через несколько лет.
Итоги боя для американцев оказались чудовищны, более трёх тысяч убитыми, умершими от ран, ранеными и пленными, были убиты командиры трёх полков 2-й дивизии генерала Лоутона, десятки офицеров убито и ранено, сам Лоутон так же был ранен. У командующего корпусом генерала Шафтера, случился удар после первых докладов о потерях, командование экспедиционным корпусом на себя взял командир 1-й дивизии генерал Кент. Было потеряно шесть гатлингов из восьми и все переносные мортиры, винтовки были потеряны тысячами, многие солдаты бросали своё оружие и бежали без него. Повстанцы-мятежники испанской артиллерией были аннигилированы на 90 %, осталось в живых 333 человека из трёх тысяч человек.
Проезжая по месту боя во время перемирия генерал Линарес одновременно испытывал удовлетворение и страх, удовлетворение как военный, который сумел разгромить противника и нанести ему тяжёлое поражение, страх как христианин, ведь по его приказу было убито тысячи людей и ещё тысячи обречены на мучение от ран, и он уже неоднократно про себя попросил у Всевышнего прощения за содеянное. Но, по мере поступления докладов о собственных потерях и трофеях, военный в нём взял вверх. Потери испанцев были немного более 600 человек убитыми и ранеными, убитых было 76 человек, траншеи, окопы, временные блокгаузы и отвод войск с позиций во время обстрела дали свои положительные результаты.
Во время переговоров о перемирии с американцами Линарес произнёс слова, которые вскоре разлетелись по всему миру. Один из полковников янки, стал, говорить о том, что цивилизованные народы так не воюют, как это сделали сегодня испанцы. Генерала даже передернуло от этих слов, рука сама взялась за рукоять сабли, и только огромным усилием воли и с помощью всех святых, он удержался, что не убить наглого и тупого янки прямо здесь. Что-то подобное было и среди испанских офицеров, которые были с ним.
— "Vae victis!!!", — презрительно в ответ ему сказал Линарес. — Надеюсь вам не надо это переводить? Вы же цивилизованный человек". Среди испанцев раздался смех. — И ещё! Кто, вы там? — спросил он американца указывая стеком на его погоны.
— Полковник, — зло ответил тот.
— Запомните полковник, — и Линарес обвёл рукой вокруг, как бы показывая ему воплощение смысла выражения на практике. — Мы вам не индейцы!!!"
— "Да!!! Точно!!! Именно так!!! Браво, сеньор генерал!!! — восклицали испанские офицеры. И оставив вместо себя завершать переговоры генерала Тораля, дав шпор коню Линарес ускакал прочь с места, где они шли.
Через журналистов эта фраза генерал-лейтенанта Линареса, и попала во все газеты мира, который был взорван сенсацией о сокрушительном поражении американцев. Даже островитяне были вынуждены, признать победу за испанцами, списать её на случайность как раньше, было уже просто невозможно. В столицах Европы уже с не поддельным интересом стали смотреть на эту далекую заморскую войну, между новым, как казалось сильным хищником, и старым, полусдохшим, который оказался на удивление весьма прыток, коварен и опасен, как в плане политики, так и военной силы, а на Даунинг-стрит забеспокоились, дела у кузенов шли всё хуже, Лондон это не устраивало.
Статус Мадрида в глазах держав стал явно выше, чем у Рима, не говоря про Лиссабоны и Брюссели, янки всё-таки не туземцы Абиссинии, от которых Рим потерпел поражение совсем недавно. Париж чуя, что запахло большими деньгами, неофициально стал предлагать кредиты, Вена по-родственному купить ещё продукции заводов Шкода, дойчи, которые уже дали кредит, услуги герра Круппа и Маузера, русские готовы были ещё продать артиллерии, картечниц и БК к ним по ценам ниже Круппа, даже Лондон начал предлагать кардифф, а Ватикан дал денег Мадриду 100 млн песет, не говоря об этом никому.
Газеты Испании были в восторге от победы одержанной генерал Линаресом, — " Эль Сид Кампеадо́р с нами!!!", "Дух Кортеса вернулся в Испанию!!!", "Новые конкистадоры в деле!!!", кричали заголовки газет, они сравнивали генерал-лейтенанта Линареса с генералом Хосе Ребольедо де Палафокс-и-Мельси, герцогом Сарагосским, называли его разящей Тисоной (меч Эль Сида) Испании, он стал национальным героем, ему устроили заочный триумф. Страна была охвачена духовным подъёмом от победы, Испания давно не знала таких больших побед, добровольцы сотнями пошли в армию, выросли пожертвования в пользу флота и армии.
Европейские газеты открыто издевались над Америкой, общий тон был такой, — это вам не с индейцами и бедными латиносами воевать. А что было бы, если армия была бы не испанская… а ещё лучше? Особенно часто звучал этот вопрос в германских газетах. И уже в открытую писали, что "Рано вам ковбои, ещё величать себя настоящей военной державой, а соответственно и великой, для величия одной экономики, хоть и очень мощной, мало".
