Эсси ушла гулять с собакой. Родители уехали в супермаркет.

Никого.

Парень идёт в глубину городских улиц, окунается в суету с головой.

В воздухе — тяжёлый аромат сирени, голоса людей, лай собак, гул проезжающих мимо машин.

Лютик добирается до любимого холма и раскидистого дерева, сбрасывает кроссовки и ложится на траву, подложив под голову чехол с гитарой.

Это место теперь не только его.

Их место.

И пусть никаких «их» больше нет.

А может, и не было.

Лютик смотрит на густую траву, вспоминая, как впервые соприкасались пальцы, как ласково теплели жёлтые глаза, как ветер трепал длинные серебристые волосы.

«Ты веришь в предназначение?»

Лютик помнит ласковую улыбку в ответ на свой вопрос. Помнит, как за тем диалогом последовал жаркий поцелуй.

А на следующий день он задыхался от желания, когда Геральт ласкал его, прижимая к дивану, и на столе остывал никому не нужный чай с чабрецом.

Лютик приподнимается, садится, расстёгивает чехол, вытаскивает гитару, блокнот и ручку.

Он помнит, как говорил Геральту, что напишет песню. А может быть, даже две.

Лютик больше не притрагивается к лютне, хотя её звук всегда нравился ему больше, чем звук гитары.

Не сейчас. Слишком больно.

Ручка скользит по бумаге, губы бесшумно проговаривают слова, он смотрит в небо, пытаясь подобрать рифму, горячо жестикулирует, будто споря о чём-то с самим собой, зачёркивает написанное, вырывает листы, комкает и бросает на траву, и впервые за целую неделю живёт.

Эмоции, так долго съедавшие его изнутри, наконец вырываются наружу, но Лютик больше не плачет.

Он пишет. Долго, взахлёб, матерясь сквозь зубы, когда что-то идёт не так.

Закончив с текстом, юноша берёт гитару.

Мелодия складывается быстрее, чем стихи. Многого и не нужно — несколько простых аккордов. Юлиан любит сложную музыку, но сейчас ему хочется лёгкости.

Когда небо становится персиковым, и солнце медленно клонится к закату, Лютик поднимает голову от блокнота.

Он только что закончил записывать аккорды.

Юноша удовлетворённо выдыхает, глядя на написанное. Затем снова берёт в руки гитару, и вполголоса начинает петь:

— Ты — ветер, сметающий мысли и чувства

в моей голове и горящей груди.

Безумие, преданность, боль, безрассудство, —

мне страшно оставить тебя позади.

Мне страшно жить дальше и больше не встретить

знакомой улыбки в медовых глазах.

О, мой до костей пробирающий ветер,

ты — память о глупых и странных мечтах.

Прости меня, ветер, за то, что я болен,

простужен тобой — и спастись не сумел.

Прости, что себе раствориться позволил,

прости за слова, что сказать не успел.

За всё, чего ждал я, за всё, чему верил —

прости, и, прошу тебя, дай мне покой.

Мне снятся закрытые наглухо двери:

за ними останется встреча с тобой.

Лютик допевает последнюю ноту и опустошённо смотрит на розовое небо — туда, где медленно садится солнце.

***

В колледже царит суматоха. Близятся переводные экзамены, студенты списывают друг у друга задания, берут недостающие записи лекций.

Атмосфера накалена до предела. Многие нервничают перед предстоящими зачётами, в коридорах почти ежедневно происходят мелкие стычки.

— Эй, Юлиан, — к Лютику обращается Лео Бонарт. — У тебя есть конспект по истории?

— Да, сейчас, — юноша достаёт тетрадь, листает её в поисках нужных записей.

— А это что такое? — внезапно подошедший Вальдо Маркс поднимает с пола выпавший из тетради листок.

Портрет Геральта.

Лютик старается сохранить спокойствие, чувствуя, как краска заливает щёки.

— Неважно, — он протягивает руку за листком. — Отдай, пожалуйста.

— То есть, слухи про тебя ходят не просто так? Ты и правда педик? — Вальдо насмешливо и нарочито громко произносит последнюю фразу, переглядываясь с Лео, который тут же начинает ухмыляться.

Слухи действительно ходят. Вот уже третью неделю, с тех самых пор, как кто-то заметил, как Геральт встречает Лютика у ворот колледжа.

Ровно до этого момента было плевать. Пусть обсуждают.

Пусть издеваются.

Теперь вообще ничто не имеет значения.

Но именно сейчас его берёт злость — не за оскорбление, а за то, что кто-то вот так нахально смеет совать нос в эти воспоминания — самое дорогое, что есть у Лютика.

— Заткнись, Маркс! — он говорит сквозь зубы. — И отдай мне листок.

— А ты отними!

Лютик тяжело вздыхает.

Вальдо всегда раздражал его, ведя себя так, будто ему десять лет, но это уже переходит всякие границы.

Конфликта ужасно не хочется, тем более — на глазах у всех.

— Все слышали? Леттенхоф — педик! — кричит Маркс и громко хохочет, Лео тоже смеётся.

Вокруг начинают собираться любопытные однокурсники.

— Заткнитесь! — Трисс быстрым шагом подходит к ним. — Это я попросила его нарисовать портрет. Отдай мне. Сейчас же, если не хочешь проблем.

Она смотрит на Вальдо в упор, и тот, стиснув зубы, протягивает ей листок.

Связываться с Трисс не хочется никому: её мать — директор колледжа.

— Что, Маркс, девчонки испугался? — говорит кто-то из собравшейся толпы.

— Пошли отсюда, — Лео хлопает его по плечу, и он бросает на Юлиана недобрый взгляд.

— Зачем ты это сделала? — Лютик смотрит на девушку полными благодарности глазами, когда окружающие наконец расходятся по своим делам.

— Ты не заслуживаешь насмешек. — Трисс возвращает в его тетрадь рисунок и кладёт руку ему на плечо. — Что случилось, Лютик? Ты сам не свой в последнее время. Извини, что лезу не в своё дело, просто… Ты никогда таким не был. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

Лютик несколько секунд смотрит на портрет, затем закрывает тетрадь.

— Спасибо тебе, Трисс, — он накрывает её ладонь своей, кивает ей и молча уходит в кабинет, где через пару минут начнётся лекция.

Вечером его ловят у ворот колледжа.

Вальдо Маркс и ещё двое каких-то парней на голову выше Лютика.

Лютику удаётся отделаться царапинами, синяками и разбитым носом.

***

В кофейне непривычно тихо для вечера пятницы.

Лютик листает «Вино из одуванчиков», бесцельно скользя взглядом по бумаге, случайно задерживаясь в самом начале.

На страницах книги Дуглас Сполдинг натыкается на паутину на лесной лужайке. «День будет не такой, как все» — думает Дуглас, — «Что-то должно случиться».

День будет не такой.

Лютик переворачивает листы, стараясь углубиться в роман и отвлечь себя от ненужных мыслей.

Дверь в кофейню открывается, он быстро откладывает книгу и поднимается со стула.

— Добрый день! — приветливо говорит он.

— Привет, Лютик. Сделай, пожалуйста, капучино, — давно знакомая дама тепло улыбается юноше.

Он кивает, быстро готовит кофе, протягивает стакан, принимает оплату.

Женщина пристально смотрит на большую царапину на его щеке и почти сошедший синяк на скуле.

— Это ерунда, — беспечно говорит Юлиан, опережая её вопрос. — Упал с лестницы.

— Смотри, — тепло произносит она. — Будь осторожнее. Спасибо за кофе!

— Не переживайте, — усмехается он. Всего доброго, хорошего вечера!

Что-то должно случиться.

Когда дама уходит, Лютик снова берётся за книгу.

До закрытия остаётся около получаса.

Юноша наконец-то погружается в чтение с головой.

Тихая музыка, абсолютно пустая кофейня и запах книжных страниц.

— Ромашковый чай, пожалуйста.

Лютик подскакивает на месте, отбрасывает книгу, поднимает глаза на внезапно появившегося посетителя — и не может произнести ни слова.

Перед ним стоит Геральт, улыбаясь своей невозможной улыбкой.

Парень долго и ошарашенно смотрит ему в глаза, затем медленно выходит из-за барной стойки, нетвёрдо держась на ногах, подходит к Геральту и несмело касается его груди трясущимися пальцами.

Мужчина рывком притягивает его к себе, прижимает, вдыхает его запах, Лютик хватается за его плечи, утыкается в грудь, и, дрожа всем телом, плачет: сначала тихо, потом - навзрыд, уже не в силах сдержать себя.