Капли барабанят по стеклу и подоконнику, небо до горизонта затянуто серыми облаками.

Геральт собирает чемодан, периодически посматривая на Лютика - не проснулся ли.

Он аккуратно складывает каждую рубашку, сворачивает брюки и галстуки, делая это привычно и даже машинально, — столько раз бывал в командировках, столько раз собирал и разбирал вещи, что уже сбился со счёта.

В этот раз всё по-другому.

Закрыв уже собранный чемодан, мужчина садится на кровать, затем забирается под одеяло и осторожно прижимает всё ещё спящего юношу к себе. Вдыхает его запах, целует макушку и лоб, зарывается пальцами в его волосы. Лютик вздрагивает и сонно открывает глаза.

— Пора, — шепчет Геральт.

— Давай ещё немного полежим, — просит парень. — Пожалуйста.

Геральт не может отказать. Ни Лютику, ни себе.

Он только откидывает одеяло, приподнимается, снимает с себя всю одежду и снова ложится, притягивая к себе такого же обнажённого юношу, обнимая его со спины.

Юлиан льнёт к нему, откидывает голову на его плечо, прижимается всем телом, и нежность постепенно уступает место жгучему желанию, которое всё сильнее разгорается в паху, грубые руки скользят по молочной коже, сжимают и теребят соски, добираются до уже возбуждённого с утра члена, обхватывая, оглаживая, парень охает и толкается в ласкающую его ладонь, Геральт целует его затылок и шею, мягко проводит языком от мочки уха до плеча.

— Я хочу тебя, — выдыхает Лютик.

Тихий, возбуждённый голос, слова прерываются стонами.

У них мало времени, но сейчас, в последний раз вот так наслаждаясь друг другом, они забывают обо всём.

Геральт рывком разворачивает Лютика лицом к себе, поднимает, усаживает на свои бёдра, нашаривает заткнутый куда-то под подушку тюбик со смазкой, нетерпеливо откручивает крышку и выдавливает содержимое на ладонь, заводит руку за спину юноши и вводит в него сразу два пальца.

Ещё растянутое отверстие принимает его намного легче, чем вчера, мышцы поддаются, мужчина осторожно разводит и сводит вместе два пальца внутри, добавляет третий, — и Лютик протяжно стонет, насаживается, прося о большем, и Геральт не выдерживает.

Слишком жарко становится в паху, слишком потрясающе-развратно выглядит Лютик, хватающий ртом воздух, облизывающий губы и трахающий себя его пальцами.

Пальцы выскальзывают, и через секунду Геральт приставляет ко входу головку члена. Лютик с громким стоном опускается на неё, принимая его в себя до основания, от возбуждения дрожа всем телом. Мужчина кладёт руки на его бёдра, осторожно приподнимает и опускает парня, раз за разом погружаясь в сумасшедшую горячую тесноту.

Слишком узко. Слишком восхитительно.

Когда юноша поводит бёдрами, член скользит по его простате, и тихие стоны сменяются рваными вздохами и вскриками.

Он хочет, чтобы эта сладкая пытка никогда не кончалась.

От каждого толчка по телу бегут мурашки, он двигается всё быстрее и быстрее, вцепившись пальцами в ладони мужчины на собственных бёдрах.

Их тела подходят друг другу, словно кусочки пазла - полные противоположности, так потрясающе слившиеся сейчас в единое целое - мощный, широкоплечий Геральт и маленький хрупкий Лютик, пахнущий полевыми цветами и вином.

Геральт резко тянет Лютика на себя, сминает его губы своими, кусает кончик его языка, затем нажимает ладонью на его плечо, заставляя перевернуться на спину, и оказывается сверху, кусает за шею, берёт его грубо - так, как больше всего сейчас хочется, втрахивая в матрас, выбивая из его груди громкие стоны.

Лютик невыносимо узкий. Геральт сжимает его бёдра, вколачивается в него быстрыми, размашистыми движениями, не отрываясь, смотрит в его глаза, хрипло стонет, чувствуя близкую разрядку.

Юноша загнанно дышит, вцепляется в спину Геральта, подаётся навстречу толчкам, каждый из которых заставляет выгибаться дугой.

Ладонь мужчины обхватывает его член, ласкает рвано, с невыносимой скоростью движется вверх и вниз - к краю пропасти и обратно, - и стоны очень скоро перерастают в крики и несвязную романтическую чушь, которую Лютик уже не в состоянии сдержать.

Геральт кусает его губы, словно требуя замолчать, и особенно резко толкается внутрь, жадно лаская его, и Лютик, не выдерживая этого чувства наполненности и тесноты одновременно, кончает, содрогаясь всем телом, безостановочно выстанывая имя Геральта, сжимаясь на его члене, и тот со стоном выплёскивается следом, насаживая Лютика на себя до упора.

***

— Вот теперь точно пора, — наконец отдышавшись, произносит Геральт.

Лютик кивает.

И ни один из них не встаёт с кровати.

Они молча лежат в обнимку, иногда целуясь, Лютик перекатывается на Геральта, оказывается сверху и так идеально укладывается в его объятия.

Если бы Геральт не был тем, кем он является, он бы подумал, что мальчишка совершенно точно предназначен ему. Что Лютик рождён для того, чтобы просыпаться рядом, смущённо целовать его по утрам, носить его футболки, рассказывать ему о своих успехах в музыке и учёбе, писать о нём песни.

Но Геральт - это Геральт.

Он абсолютно убеждён, что не верит в предназначение.

***

Они быстро принимают душ, затем Геральт складывает оставшиеся пузырьки с шампунем и гелем для душа в чемодан, пока Юлиан готовит омлет и заваривает чай.

До самолёта остаётся четыре часа, два с половиной из которых уйдёт на дорогу в аэропорт, находящийся в соседнем, более крупном городе.

— Ты вкусно готовишь, — говорит Геральт за завтраком. — Спасибо, солнце.

Лютик вздрагивает, поднимая огромные глаза на мужчину.

— Меня так никто ещё не называл, — смущённо произносит он.

Геральт ласково сжимает ладонь Лютика, переплетая их пальцы.

— Почему ты ничего не ешь? — только сейчас он замечает, что юноша не притронулся к омлету.

— Не хочется что-то, — парень опускает глаза в пол. — Правда, не хочется.

В горле стоит ком, но Лютик изо всех сил старается вести себя непринуждённо.

Он поспешно начинает болтать обо всём на свете, со смехом рассказывает Геральту о том, как в три года опрокинул на себя ведро с краской, которую купили родители, чтобы покрасить дверь тогда ещё строящегося коттеджа.

Мужчина улыбается, слушая его, и ловит себя на том, что старается запомнить каждую его чёрточку.

То, как Лютик запрокидывает голову, когда смеётся, то, как сжимаются пальцы одной его руки на ладони Геральта, в то время как другой рукой он, ярко жестикулируя, едва не сбивает со стола чашку с горячим чаем.

Геральт встаёт из-за стола, подходит к Лютику, наклоняется и утыкается носом в его волосы, влажные после душа. Парень поворачивает голову и притягивает его к себе за шею, целует отчаянно и глубоко.

— Пора собираться, Лютик, — наконец разорвав поцелуй, охрипшим голосом произносит мужчина.

Юлиан кивает, встаёт из-за стола, и Геральт целует его снова, сумасбродно прижимая к себе. Целует губы, лоб, переносицу и кончик носа, снова губы, трепещущие веки, уголки глаз.

Геральт не знает, сколько времени они стоят вот так, на кухне, не решаясь отпустить друг друга.

Лютик, кажется, впервые оказывается благоразумнее. Он подскакивает на месте, случайно посмотрев на часы, в то время как губы мужчины касаются его виска.

— Геральт, пора. Ты опоздаешь.

В оставшиеся пятнадцать минут Геральт наводит относительный порядок, Лютик складывает посуду в посудомоечную машину.

Когда хозяин приходит забрать ключи, на обоих накатывает осознание неизбежного. И оба молчат, потому что слов не находится.

***

В последний раз они целуются уже в лифте, с десятого до первого этажа - смазанно, рвано, будто вкладывая в этот поцелуй всё, что могли бы сказать, но так и не сказали, всё, что случилось с ними двумя и что ещё могло бы случиться, если бы не суровая и глупая реальность.

Геральт, дрожа, прижимает Лютика к себе, впиваясь в его губы, втягивая их своими, и Лютик тоже дрожит, отвечая, теряя голову, и всё, чего он сейчас хочет - чтобы застрял этот грёбаный лифт, чтобы чёртов таксист уехал не туда, куда нужно, чтобы проклятый самолёт никогда не взлетел.