Он утверждал, что не может себе представить, что не хочет спать, потому что вместо этого хочет смотреть, как спит девушка. И даже после того, как Гарри сказал ему, что все в порядке, если у него никогда не было таких сильных чувств к девушке, и предложил вместо этого думать о своей матери, он не был уверен, что он понял.

Но, ну, Гарри — исполнитель, поэтому, если им нужно найти другой подход, чтобы привлечь внимание фанатов…

— Луи, — сказал он. Тот оживился, отрывая взгляд от телефона Найла. — для этой песни, просто посмотри на меня, ладно?

— Ладно?

— Ну, притворись, что поешь мне, — сказал Гарри. — Но также притворись, что не поешь мне.

— Что?

Но их снова вывели на сцену.

— Обе ваши песни сегодня вечером были абсолютно блестящими, мальчики, — сказал Луис Уолш. — Вы показали огромный рост в этом конкурсе. Я действительно думаю, вы следующий большой бойз-бэнд.

Крики толпы стали громче, но он поднял руку.

— Только один вопрос, — он перевел взгляд на Саймона, сидящего на другом конце стола. — Их наряды сегодня…

— Я же сказал тебе, Луис, я позволяю им одеваться самим, — сказал Коуэлл, откидываясь на спинку стула и постукивая ручкой по столу.

— Но эта повязка? — Луис Уолш снова посмотрел на сцену, а потом снова на Саймона.

— Разве я не сказал, что позволяю им одеваться самим? — сказал Саймон. Гарри заметил ухмылку на его лице.

— Ну, — перебила Дэнни. — Я согласна, что вы отлично поработали сегодня, ребята. Очевидно, что на этой неделе вы проделали большую работу и что вы действительно активизировали ее.

— Это было очень эмоционально, — сказала Шерил, вытирая под глазом. — Я думала, что разрыдаюсь. Я знаю, что уже говорила это, но у тебя такой прекрасный голос, Луи.

Луи Уолш снова повернулся в кресле.

— Луи? Что насчет Гарри? Ты вообще слушала?

— Они все хороши. Каждый из них, — сказал Саймон, подняв брови.

— Я все еще не могу поверить, что ты отверг всех пятерых парней в буткемпе, Саймон, — сказала Шерил. Она звучала немного озлобленно, но трудно было сказать из-за аплодисментов толпы.

— Я всегда знал, что у них есть потенциал, — сказал Коуэлл. — Именно поэтому они сегодня здесь, не так ли? — он повернулся к сцене и продолжил говорить. — Вы доказываете, что вы отличная группа. Приятно также начать видеть больше вас как личностей. Ваши индивидуальные голоса, ваши личности, кто вы, как исполнители… — он наклонился и многозначительно сказал Луису Уолшу, — и, да, это касается и одежды, Луис.

Когда шоу закончилось, и они переоделись в свою обычную одежду, Гарри обнял свою маму и Робина, пожелал им спокойной ночи в переполненном закулисье, а затем направился искать других мальчиков.

Он заметил Луи, и их взгляды встретились сквозь толпу участников, семей и персонала.

Его взгляд мягок, может быть, даже немного застенчив, в отличие от всей энергии, которую он выплескивал весь вечер. Гарри знал, знал, этот взгляд. И он чувствовал, как колотилось его сердце, как трепетало его тело от предвкушения, когда он думал о недо-поцелуе.

Стайлс подошел к нему и коснулся его руки. Легкое прикосновение, едва заметное сквозь толстый рукав толстовки. Но когда они едва могли здесь держать за руки, это достаточно, чтобы не потеряться в толпе.

Они дошли до тупикового коридора, и Гарри точно не туда шел, тем более, что вокруг все еще много людей. Луи тихо рассмеялся и направил его за угол в ту же пустую гримерку, которую они нашли с парнями немного ранее.

Луи пинком закрыл за ними дверь, заглушая шум, а затем повернулся к Гарри. Луи облизнул губы, но все еще выглядел немного застенчивым.

Гарри коснулся его плеч, мягко направляя к стене. Луи не сопротивлялся, и он подошел ближе. Он услышал, как у шатена перехватило дыхание.

— Лу, я…

Гарри даже не знал, что он пытался сказать или спросить. Но Луи все равно кивнул.

Стайлс протянул руку и провел подушечкой большого пальца по нижней губе Луи. Его губы немного сухие, но мягкие. Он снова встретился с ним взглядом. Вокруг них все еще пятно темной подводки, и они такие голубые.

— Хазза, — прошептал шатен.

Гарри опустил руки, наклонился ближе и сказал:

— Я собираюсь поцеловать тебя, Лу.

Но он, должно быть, слишком медлителен, потому что Луи потянул его за толстовку и поцеловал первым. Руки Гарри сжились на талии Луи. Отчаяние гудело между ними, и он беспомощно наслаждался жаром его рта.

Ему больно, но он жаждал именно этого, именно этого.

Пронзительный звонок телефона Луи испугал их обоих. Он издает смешок, выуживая телефон из кармана. Гарри прислонился лбом к Томлинсону, переводя дыхание.

— Зейн хочет знать, где мы, — сказал шатен. Он снова посмотрел на Гарри, его щеки немного покраснели. — Райд ждет нас.

— Разве не Зейн также прервал наш первый поцелуй? В отеле?

Луи закусил губу.

— Это был бы не первый наш поцелуй, правда?

— У нас может быть больше одного, не так ли?

— А мы можем? — спросил Луи. Он посмотрел на губы Гарри и снова встретился с ним взглядом. У него такие голубые глаза, темные зрачки, что он все еще выглядел немного застенчивым.

— Да, — сказал Стайлс. — А еще может ли этот поцелуй быть первым?

Когда они вернулись в дом, Гарри узнал, что именно Луи пообещал мальчикам: что он расскажет им будущее.

А Гарри истощен, эмоционально напряжен и готов на все, чтобы уснуть. Предпочтительно в объятиях Луи. И он знал, что никто из них не будет давить на него, если он скажет это. Луи, вероятно, запер бы их на улице в снег, если бы они попытались.

Но он также знал, что у них кончалось время. Вокруг них все происходит очень быстро, решения принимались за них, о них. Он знал, что все масштабней, чем они думают. И через две недели им придется подписать контракт, который определит их жизнь.

И вот после того, как они добрались до дома, после того, как другие участники легли спать, Гарри оказался с мальчиками в гостиной, в пижамах, завернувшись в одеяла и разговаривая до поздней ночи.

Это напомнило ему о тех ночах в бунгало Робина, всего несколько месяцев назад для этих мальчиков и много лет назад для него. Они часами просиживали в спальных мешках на полу гостиной, обсуждая свое будущее. Они были взволнованы, встревожены, нервничали. Все могло закончиться всего за пару недель в домах судей, а могло растянуться дальше, дальше и дальше.

На этот раз Гарри знал будущее и знал, что конца не видно, если только они сами этого не захотят.

Гарри до сих пор не знал, как много он должен им рассказать. Все еще не уверен, что-то, что он им уже сказал, не нарушает никаких правил путешествий во времени. Но никто не появился, чтобы дать ему свод правил. И у Гарри был шанс дать мальчикам реальный, осознанный выбор. Такого у них никогда не было.

Поэтому он рассказал им все, что мог.

Он рассказал им, как они стали делать музыку. Как стали выступать. Даже исполнять свои собственные песни, которые они написали сами. Он рассказал им, как они снова и снова выступали на «Уэмбли», а стадионах по всему миру. Рассказал им о их первой британской премии всего через год. Как в конце концов, после награды за наградой, было нормально слышать их имена со сцены.

Рассказал им о деньгах и славе, которая приходила с ними. Это не все, но и не ничто. Это не ничто для пяти мальчиков рабочего класса, чтобы купить своим семьям дома и автомобили и помочь своим братьям и сестрам в карьере, когда они, возможно, даже не добрались до университета. Это не ничто, чтобы иметь возможность финансировать благотворительные организации с большими, законными суммами денег. И это также не ничего, чтобы иметь реальную власть в мире, влиять на миллионы людей одним твитом.

И он рассказал им о безжалостной рабочей нагрузке, о конфиденциальности, которую они, вероятно, никогда не вернут, о потере отношений и о потере семей, которые они почти никогда не видели. Как много лет прошло, прежде чем у них появилось право голоса в музыке, которую они создавали. Рассказал им об их жестоких гастрольных расписаниях, и все время между ними тратится на рекламу, товары, фильмы, духи, автограф-сессии, промо. Как Syco отчаянно пытался выжать из них все, что можно, пока они не стали ненужными. Они были группой, которой никогда не суждено было существовать до последнего.