Гарри не мог не думать, что это достойное суммирование частей прошлых лет его жизни.

— Ну, ты обещал не думать об этом, пока не сойдешь со сцены сегодня вечером, помнишь? — сказал Луи. Он оглянулся на остальных. — Вы все обещали. И если это то, с чем я мог жить в течение последних трех месяцев — и если верить Гарри, в течение многих лет — тогда не рушьте это все для всех нас только потому, что вы не можете потерпеть несколько гребаных часов.

Гарри обнял его за спину и слегка сжал.

— Помните разговор, который у нас только что был, парни?

— Да, но… — начал Пейн.

— Нет, послушай, — сказал Луи, скрестив руки на груди. — Я знаю, ты думаешь, что не знаешь, хочешь ли ты продолжать соревнование или нет. И ты ошибаешься. Сильно ошибаешься.

— Луи… — попытался прервать его Зейн.

— Но в любом случае, — твердо продолжил шатен. — На сегодня, на следующие несколько часов, ты здесь. Мы собираемся выйти на сцену и на этой сцене сегодня вечером, мы все будем на сто процентов, в этой группе.

И прежде чем Зейн или кто-либо другой смог что-либо сказать на это, их вызвали обратно к стилистам для последних штрихов на их волосах и макияже.

Час спустя они уже в одной из пустых гримерных за кулисами. Они все в своих нарядах для ‘Summer of ‘69’, прически и макияж готовы. Как обычно в последнее время, они выступали последними. Кэти все еще пела ‘Sex on Fire’ — они могли слышать ее через открытую дверь — так что у них еще было несколько минут.

— О чем ‘Summer of ‘69’? — спросил Гарри, сидя за столом. Мальчики стали чуть менее угрюмыми, чем были, когда выходили из гардероба, но не настолько энергичными, чтобы выходить на сцену. Если они не оживятся в ближайшее время, ему, возможно, придется заставить их делать гимнастику, пока они не станут более живыми.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Лиам. Он сделал еще один глоток «Ред Булла», который Луи сунул ему, как только он сел.

— Типа, ее эмоции. Если вы можете заставить аудиторию чувствовать что-то, когда они смотрят на вас, они будут помнить об этом. О чем она?

— Это примерно 1969 год, — устало сказал Зейн, крутя в руках бутылку Lucozade Energy.

— Так ли это? — сказал Гарри. — Или речь идет о человеке? Или, типа…

— Поза в сексе, — предложил Луи.

Стайлс нахмурился. Луи лишь пожал плечами. Кудряш нахмурился еще сильнее. Но потом он оглядел комнату и других мальчиков. Даже Найл едва улыбнулся шутке Луи.

По общему признанию, это было довольно очевидное предложение, не соответствующее обычным стандартам Томлинсона.

Но, ладно…

— Смотрите, — сказал Гарри. — Представьте, что вам правда нравится делать минет и вы гордитесь тем, что у вас это хорошо получается. И…

Луи подавился своим напитком, а Лиам похлопал его по спине.

— Извини, Гарри, но ты действительно только что попросил нас представить, что нам нравится делать минет? — Зейн слегка рассмеялся.

Вот теперь Найл рассмеялся, выплевывая хлопья своего наполовину пережеванного контрабандного шоколада на стол. Его недвусмысленно предупредили, чтобы он не ел шоколад перед выходом на сцену, возможно, именно по этой причине.

Гарри кивнул.

— Но, видите ли, в позиции 69 угол немного смещен, так что вы не можете взять его так глубоко, как вам хотелось бы. Кроме того, трудно сосредоточиться, потому что кто-то другой в это же время делает вам минет. Но, похоже, он тоже не в лучшей позиции по тем же причинам. Кроме того, возможно, вы не дружите с координацией, так что…

Сейчас Найл гогочет вместе с Зейном, а Луи рядом с ним пялится на него. Глаза Лиама широко раскрыты, он немного встревожен.

— Э-э, Гарри, — рискнул сказать Пейн. — Ты хочешь сказать, что Summer of ‘69 на самом деле, э-э…

— Сексуальная позиция, которая, по моему мнению, немного переоценена? — спросил Стайлс. — Конечно, нет. Это о группе и детской любви, и об этом человеке на крыльце их мамы, и о ностальгии. Вы смотрите на это счастливое время, но в то же время вы знаете, что вы не можете вернуться к нему. Но, — продолжил он. — Если думать о минетах — это то, что вам нужно, чтобы вести себя так, как будто вам весело, поэтому, пожалуйста, подумайте о минетах.

Хоран хохотал так сильно, что Гарри, даже если он немного гордился своим успехом, начал беспокоиться о сценическом гриме, покрывающем еще не исчезнувшие синяки вокруг его глаз.

Луи обхватил голову руками и лежал так на столе. Гарри не мог понять, смеялся он или плакал… возможно, даже умирал.

— Я, эм, я думаю, что мог бы думать о группах и любви вместо этого, — сказал Пейн. — Не могу себе представить, чтобы я когда-нибудь думал о таких вещах во время пения.

— Каждому свое. — Гарри пожал плечами. — Но, видя, что ты и некий Луи Томлинсон… — он бросил взгляд на Луи, который снова сел, но довольно сильно кусал губу, — …написали в соавторстве песню об утреннем стояке, думаю, будет справедливо сказать, что ты передумал.

— Какого черта? — рассмеялся Малик.

— Ты хочешь сказать, — медленно произнес Луи, — что есть будущее, в котором мы с Пейно вместе напишем песню, и что она о том, как проснуться со стояком?

— Именно так я и сказал. — Гарри оглядел их всех. — Также есть будущее, в котором я просыпаюсь, слышу голоса в коридоре и нахожу Лиама и Луи запертыми в музыкальной комнате, пытающимися найти рифму к «заряженному пистолету». Потому что, — продолжил Гарри, перекрикивая смех в комнате, изо всех сил стараясь не улыбаться, — за несколько часов до этого Луи проснулся, у него появилась блестящая идея для песни, и он немедленно написал Лиаму, чтобы тот срочно приезжал в студию.

Найл и Зейн смеялись, Лиам покраснел, и казалось, что он задыхался, а Луи смотрел на Гарри, его глаза блестели, а сам он выглядел так, будто это лучшее, что он слышал, возможно, за всю свою жизнь.

Прямо перед тем как им нужно было идти, Гарри внезапно вспомнил, что забыл сказать им его последнюю идею. Он потянул их назад и тихо сказал:

— Послушайте, в конце песни просто возьмитесь за руки и поднимите их, типа, победоносно.

— Что? — спросил Лиам.

— Это третье.

— Это третье… что?

— На сцену, — крикнул им пиар-агент, махнув планшетом в сторону входа на сцену. — Сейчас же.

Когда они вышли в красные и голубые огни, в динамиках раздалась вступительная музыка Х-фактора, и Дермот объявил:

— Следующие — One Direction!

— Итак, — сказал Дермот, когда все закончилось. — Каково это — петь песню о времени до вашего рождения?

Судьи захихикали, а крики толпы еще не стихли.

Гарри воспользовался возможностью, чтобы, наконец, объявить свою точку зрения, которую он пытался объяснить раньше, когда их прервал разговор об оральном сексе, и сказал:

— Но точно ли 69 — это год? — стало заметно тише. — Или это, типа, место? Или человек? Или эмоция?¹

На мгновение воцарилась тишина, а затем Дермот забрал микрофон.

— Я правда думаю, что 1969 год — это настоящий год, Гарри, — сказал он.

— Мы никогда не узнаем, — сказал Стайлс.

Лиам подошел к микрофону, отталкивая Гарри.

— Так вот, мы правда прониклись этой песней, потому что она была о том, чтобы быть в группе и получать удовольствие и…

— И речь шла о крыльце, — сказал Луи.

Когда Дермот спросил Найла, почему он смеется, тот не мог перестать хохотать еще несколько минут, чтобы ответить.

— Она также о ностальгии, — через мгновение добавил Зейн. — Типа, о пережитом веселом времени. Это заставило нас немного загрустить.

Лиам кивнул.

— Она заставила нас немного взгрустнуть.

‘Summer of ‘69’ прошла не совсем так, как ожидал Гарри, но они, по крайней мере, на сцене смогли забыть обо всем на несколько минут.

Они дали короткое интервью за кулисами Xtra Фактор, сменили одежду, прическу и сценический макияж, и вот они снова ждали за кулисами, чтобы исполнить вторую песню — ‘I Don’t Want to Miss a Thing’.

Гарри пытался говорить с Зейном об эмоции песен, когда они шли по коридорам. У него есть навык, но Гарри беспокоился, что он упадет.