— Спасибо? — сказал Гарри, поднимая одну.

— Это печенье в форме животных, — сказал шатен.

— Это печенье Rich tea⁴?

— Тшшш, — зашипел шатен. — Не говори Найлу. Он хотел знать, какие на вкус крекеры в форме животных.

Гарри посмотрел на отломанный кусочек печенья в своей руке.

— Смотри, это обезьяна, — сказал Луи, поднимая другой кусок печенья. Гарри открыл рот, но Луи сказал, — Эй, прекрати осуждать меня, Гарольд. У нас в доме нет оборудования для фигурного вырезания животных.

— Наверное, нет, — сказал Гарри. Он взял еще одну печеньку. — А это тогда что?

— Жираф, очевидно, — сказал Луи, закатывая глаза.

— Очевидно, — эхом отозвался Стайлс.

— Смотри, — Луи выхватил «жирафа» из рук Гарри, а затем опускает одеяло, которое наполовину закрывало грудь парня. Кривобоким треугольником печенья он начал бежать по голому животу Гарри. — Вот жираф марширует по саванне.

— А жирафы вообще маршируют?

— Конечно, — обиженно сказал Томлинсон. — Смотри, теперь он марширует по холмам… — Он переместил жирафа по ребрам Гарри.

Стайлс не мог не захихикать.

— Тшш, — предостерег его Луи. Кончик печенья наклонился над пупком Гарри. — Теперь он делает глоток из водопоя.

— О боже, — сказал Гарри, снова смеясь.

Луи ткнул пальцем в ямочки на щеках, когда комната погрузилась в темноту и Лиам объявил, что пора спать.

Луи обиженно вздохнул и бросил печенье с койки на пол. Но даже не попытался встать с кровати Гарри. Вместо этого он оперся на локоть рядом с ним и более тихим голосом сказал:

— Ты не смеялся так много.

— Мне тоже было шестнадцать, — сказал Гарри, чувствуя, как сдувается. Наверное, за последний месяц он смеялся больше, чем за все предыдущие годы, и не понимал, что смех все еще заметно слабее, чем раньше. — Я вовсе не несчастен, Лу. Просто… Я думаю, что мир стал сложнее, чем раньше.

Луи просто смотрел на него. Гарри пытался рассмотреть выражение его лица, чтобы понять, о чем он думал, но было слишком темно, а Луи мог быть закрытой книгой, когда захочет.

Но в такой темноте, как эта, он мог разглядеть только общие очертания лица Луи, его скулы, слабый свет, отражающийся в его глазах. Все годы настоящего и будущего слились в этих линиях.

Он мог быть Луи после большого концерта, все еще возбужденный и улыбающийся ему в ответ. Он мог бы быть Луи, смотрящим на него с мягкой посторгазмической нежностью, пока Гарри не схватил его обратно для новых объятий. Он мог корчить смешные рожи Гарри только для того, чтобы заставить его хихикать. Он мог улыбаться ему между неуклюжими пьяными поцелуями.

Или он мог быть с синяками под глазами, впалыми щеками, целыми днями в щетине на подбородке и снова и снова извиняться перед Гарри за то, что недостаточно хорош.

Или… или он может быть молодым, с морщинками в уголках глаз и все еще так взволнован предстоящим.

— Я бы спросил, есть ли у меня что-то на лице, если бы не знал, что здесь слишком темно, — сказал ему Луи.

— Извини, — сказал Гарри. Он не понимал, как долго просто смотрел. Или просто не помнил, что этот Луи не привык, чтобы Гарри просто случайно смотрел на него, просто потому, что ему это нравилось. — Просто. Ты выглядишь совсем по-другому, но также, типа… тот же.

— Значит, я теряю свою красоту в старости? — легкомысленно сказал Томлинсон.

Гарри ткнул ему в ребра, и он вскрикнул:

— Ой! — заставляя Зейна пробормотать, чтобы он успокоился с другого конца комнаты.

— Это невозможно, — тихо сказал Стайлс.

На мгновение повисла смущающая тишина, а потом Луи сказал:

— Ну, ты же не видел меня некоторое время, да? Наверное, уже старик.

— Видел. Только не лично, — прошептал Гарри. Он провел пальцем по ключице Луи под футболкой. У того перехватило дыхание, Гарри опустил руку и наконец отвел взгляд. — Честно говоря, Лу, Джемме и Нику пришлось вмешаться, чтобы я перестал смотреть фанатские записи твоих концертов.

— Хазза… — начал Луи. — Есть так много всего, что даже не имеет смысла.

— И я давно не видел не только тебя. — Гарри сменил тему. — Я в основном живу в Лос-Анджелесе, только иногда вижу Лиама и Найла. Хотя они все еще очень близки с тобой. Особенно Лиам.

— Ох, — сказал шатен.

Наступила долгая пауза. Затем Луи толкнул его плечом.

— Подвинься и дай мне залезть под одеяло.

— Ты останешься здесь? — спросил Гарри. Он заставил себя добавить: — Ты не должен.

— На моей кровати бардак. Если я туда вернусь, я, наверное, задохнусь под грудами футболок, — сказал Луи как ни в чем не бывало.

Гарри все еще колебался. Он правда не знал, что здесь делает Луи или чего он хочет. Но он устал, одинок и замерз, поэтому все, что он мог заставить себя сказать, это:

— То, что я стал старше, не значит, что я не могу быть маленькой ложечкой.

Луи разразился смехом.

— Почему я не удивлен, Хазза.

— Тихо, там, — снова раздался ворчливый голос Зейна. — И лучше мне не просыпаться с этим печеньем в штанах.

Луи крикнул в ответ:

— Тогда лучше спать с одним открытым глазом!

Следующим утром Гарри проснулся с руками, крепко обхватившими его за талию, лбом, прижатым к затылку, острым краем брошенного Печенья-Rich-Tea-слэш-Печенье-В-Форме-Животных, впивающегося в бедро, и пустой комнатой One Direction.

Гарри начал извиваться, чтобы достать печенье. Хватка вокруг его талии ослабела, когда Луи позади него отстранился назад. Гарри уже скучал по нему. Луи состоит из стольких острых углов, но когда он обнимает Гарри, он всегда мягкий и теплый.

Когда Стайлс повернулся, чтобы посмотреть на него, Луи выглядел таким юным в утреннем свете, пушистые волосы, мягкие глаза, осторожный намек на улыбку.

— Эм, — сказал Гарри. Он не знал, что сказать, поэтому просто держал печенье. — Как, по словам Найла, они на вкус?

Луи рассмеялся.

— Ах. Он сказал, что они лучше, чем печенье, которое мы запасли в доме.

— Он правда не думал, что они разные?

Луи пожал плечами и сказал:

— Кто знает, с этим ребенком.

Справедливое замечание.

Гарри снова оглядел пустую комнату.

— Где все? Уже поздно?

— Расслабься, пару часов ничего не запланировано, — сказал шатен. — Сказал парням, чтобы они тебя отпустили. Похоже, тебе нужно поспать.

— Да, — сказал Стайлс. Он зевнул, прикрыв рот рукой. — Наверное, так хорошо не спал с тех пор, как… — Он замолчал. Вероятно, очевидно, что он имел в виду с того момента, как Луи перестал делить с ним постель, но ему, наверное, не следовало этого говорить.

Поэтому вместо этого он неуклюже вылез из-под Луи и спустился с койки. Он все еще держал в руке кусочек печенья и поднял с пола остальные кусочки.

— Ты в порядке? — спросил Томлинсон, спрыгивая с койки с обычной легкостью, которой не хватало Гарри. Он ткнул Гарри в голое плечо.

— Да, просто… — Гарри глубоко вдохнул и поднял печенье. — Вот почему мы не могли быть вместе. Ты всегда так делаешь.

Рука Луи упала с его плеча.

— Из-за того, что я бросаю печенье на пол?

— Нет. — Гарри обиженно провел рукой по спутанным волосам. — Забота о людях. Сделал это для Найла. И, типа, пытаешься меня подбодрить.

— Ладно? — осторожно сказал Луи. — Но разве это такая уж проблема? Мне нравится заботиться о людях.

— Это проблема, — тихо сказал Стайлс. Он бросил печенье в мусорное ведро в ванной, и, когда он обернулся, Луи все еще стоял так в своей выцветшей футболке и спортивках, наблюдая за ним.

Гарри жестом обвел комнату.

— Послушай, Лу, представь, если бы шестнадцатилетний Гарри был здесь.

— Не так уж трудно представить, потому что я думал об этом дней десять назад, — сухо заметил Луи.

— Ну, представь, что он все время ходит за тобой по пятам, как щенок.

Луи выгнул брови.

— Он ничего не может с собой поделать, — продолжил Гарри. — Он думает, что ты лучший человек, которого он когда-либо встречал. Дело не только в том, что ты самый симпатичный мальчик, которого он когда-либо видел. Это гораздо больше. Ты веселый, забавный и умный, и с тобой, типа, так интересно просто быть рядом. — Гарри не мог сдержать печальную улыбку и посмотрел в сторону, вспоминая. — Все хотят быть рядом с тобой. Ты можешь привлекать чье угодно внимание столько, сколько захочешь. Но ты почему-то обращаешь на него особого внимания. Ты добрый, милый и всегда следишь за тем, чтобы с ним все было в порядке. Например, чтобы он не слишком скучал по дому, или не беспокоился о соревновании, или не забыл позавтракать, потому что он всегда становится раздражительным позже, если он этого не сделает.