- Не удивляйся. Сегодня, в этот дивный вечер я хотела показать тебе – Черная Рука мудра. Я потеряла Патрицию, однако мы не потеряли тебя.
Успокоение на краткую минуту, ибо для меня мудрость – попытки докопаться до истины в отрыве от собственного эго. Но… к Аркуэн это не относилось никогда. Произнеся имя сестры с поэтичным намеком скорби, она коснулась плавно щеки моей в подобии утешения, чтобы изречь.
- Помнишь, я говорила с тобой о предназначении, Дитя? И сегодня, когда ночь окончательно опустится над Сиродилом, ты познаешь его… Познаешь благословение Ситиса не только ступив в узкий круг, но и собственными руками УБИВ ПРЕДАТЕЛЯ!
Громкое в наслаждении слово из её уст прокатилось под потолком. Тьма должна быть тишиной, но зрачки альтмерки сузились в чувстве величия. Она отвернулась к подчиненным демонстративно раскинув руки, чтобы те могли ощутить покровительство лидера, натягивая свои оскалы, обнажая свои зубы.
- Предателя?! НЕТ! Люсьен не предатель! Это я! Это сделала я! Аркуэн, остановите это БЕЗУМИЕ!
- Безумие? – Выглянула та из-за плеча. – Безумие – попытаться обратить любимое Дитя Матери против неё! Безумие – убить Слышащего в его собственном доме…
- Аркуэн! Это неправда! Всё это время мы пытались найти заговорщика! – Отрицала, пытаясь вырвать саднящие руки из лап Беламона, но те словно зыбучие пески затягивали крепче с каждым движением. Пришлось приложить усилия, чтобы извлечь дневник из-под упругой кожи кирасы. Дернулась, показав книгу, почувствовала, как хватка резко ослабилась, и смогла выбросить вперед в жадности преподнести оправдания.
- Что это?
- Доказательства, – кратко ответила Душитель. – Это всё заговор.
«Ну же… Прочти его» Лидер скользнула брезгливо медленно по обложке, будто не хотела прикасаться ни к чему, связанному с осквернением веры. Ждала, нетерпеливо, пока она исследует страницы, листая слишком изящно под заинтригованными взорами спикеров, словно бы это очередной неприметный набросок. Рукопись должна была освободить его. Неопровержимо.
- Безумие…, – продолжила Аркуэн, прикусив задумчиво и артистично губу. – Безумие – скрывать эксперименты, ведущиеся вне взора Руки… Безумие – приказать оставить Винсента в ЖИВЫХ. Безумие – навлечь на всех беду, скрывая… «риски».
-Ч-что?!
- Не волнуйся, дорогое Дитя. Мы знаем, что ты ни в чем не виновата, – обошла нас Лидер, двинувшись ко сходу. – Матье!
- Как же так?! Вы не можете! Вы же видели! Мы должны найти его!
Он охватил меня. Снова. Сдерживая метания и попытки высвободиться. Спикеры, пленившие Люсьена, отпустили его руки, опрокидывая уведомителя в пол, чтобы тот поднимался чрез силу, выпрямляясь достойно предо мной и Беламоном за спиной, они уходили вслед за предводителем Темного Братства. Поражение. Что это? Проверка? Они ждут, что я сделаю это? Аркуэн напоследок склонилась, добивая последним щелчком мое отчаяние.
- Матье, я рассчитываю на тебя. Помоги ей. Сделай то, что не закончил достопочтимый Слышащий… Мать Ночи будет огорчена. Не заставляй её ждать.
«Слышащий? Анголим собирался убедить меня?!» Наставник вскинул голову, сверкнув взглядом на Лидера, переводя на меня некое выражение… оправдания. Что-то переменилось. Следила. Скользнул по моей фигуре, убеждаясь, что ведет меня, от шеи и по рукам, к кинжалу. Да. Верно. Неужели они думали, что Люсьен Лашанс сдастся так просто, думали, что его остановит спикер, бывший когда-то его учеником, тот, что терял бдительность, не изъяв у верного Душителя оружия, дожидался пока дом опустеет, оставив нас троих, говорил из-за плеча, издавая не чищенное зловоние.
- Матье Беламон, – Люсьен нахмурился, выговорив это имя.
Двое протеже, должные убить учителя – изощренная шутка Ситиса? Но тот разговаривал лишь со мной. Нащупала пальцами осторожно хладный эфес клинка.
- Да, давай, достань кинжал, выполни то, чего я… мы ждали так долго… Не можешь? Так подойди ближе!
«Ты?! Это ты!» Матье подтолкнул меня вперед на вытянутые руки к наставнику, шагнул назад, любуясь, смеясь, радуясь, как ребенок кукольному театру. Мне достаточно было направить отравленное лезвие в печень этого ублюдка или отдать его Люсьену. По безмолвной команде, по кивку. Сейчас.
(https://music.yandex.ru/album/3379471/track/28269582)
Острие вонзилось в плоть, источившую с мерным ритмичным звуком капли пущенной на пол алой жидкости. Он охватил мои локти удивленно, опускаясь на колени, грузно, утягивая за собой, и подбородок очертили уже густые красные ручьи. Когда магия отпустила меня, в комнате пахло выжженным пергаментом старого эльфийского свитка, кровью Люсьена и моей, хлынувшей от воздействия первого Уоренимуса творения, копии древнейших оригиналов, первой работы, неведомой доселе мне и попавшей в сети Черной Руки. Помогли их принести мы сами. Мерзавец, кажется, захлопал тогда в ладоши, отдаваясь в голове моей подводными всплесками, прежде, чем сотрясать гулко Душителя в бездушной радости, пока наставник падал оземь на спину, и видела я контуры из темноты, стараясь лишь понять хотя бы, дышу ли, жива ли я до сих пор или я статуя о павшем воине пред ним. Матье распластался на карачки, прислушиваясь к бурлящим горловым хрипам спикера.
- Предательство «убивает» тебя? Скажи, каково это, умирать от её рук? Правда, для тебя это худшая смерть? – Встал, отряхаясь, в последнем сообщении для меня, окаменевшей в лике нереальности, невозможности. – Хе-хе. Вампир едва не помешал. Не пришел, а значит… Душители сделали своё дело. О-о-о! Скоро всё будет кончено! Сделай одолжение и сделай с собой что-нибудь. Я вижу, ты сможешь!
Губы расцепились, когда дверь захлопнулась, и клинок со звоном обрушился меж коленей. Помещение кружилось в предвещение потери рассудка, но я переступала к Люсьену, чья грудь еще вздымалась в неглубоком дыхании, сначала неуклюже осторожно, пока мысли ко мне не вернулись, заставив натянуть к себе ткань черного ворота, а в распахнутых широко веках копилось столько горечи, столько невысказанного сожаления, о чем поведать я не могла. Склонилась слушать, однако яд мой слишком совершенен, и шансов у него не было, ни одного. Жив, только лишь пока глаза открыты и видели меня, вероломную Элеонору. Пока пытался донести наставления и то, чего я так желала всё это время, и запястье охватила некрепкая рука, перебрасывая петлю короткого браслетного шнурка амулета.
- Моя вера была… недостаточно… крепка. Я не поверил. Я… не доверился планам Матери...
Единственные слова, и даже если это не было прощением, то последняя попытка коснуться перед вечным служением Ужасному Богу, оставившая тянущийся кровавый след соскользнувших пальцев на лице взамен моего прощального поцелуя, стала уничтожающим отпущением ошибок. Она извлекла истошный крик перед падением в пустоту.
- ААААААААААААААА! ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! ЭТОГО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫ-Ы-Ы-ТЬ!
Изменник появлялся в моем доме. Я помнила. Помнила его лицо. Отчетливо. Но не смогла предотвратить.
(https://music.yandex.ru/album/9019974/track/59040628)
Потом помню, как защебетали на крыше птицы. Тихо так, прорываясь, пробуждая, будто Нирну безразлично, что Элен все еще в доме возле стывшего тела. Приняла его «уход» не сразу, потому как оглушило, скорбь движет по-своему, и телу хочется тепла, когда душа не хочет жить, – так роба возле моих ног неосознанно скользнула, собирая пыль, накинута оказалась на плечи. В ошеломлении окружают предплечья черные широкие рукава, и расцветают семена паслена, обнаруженные в карманах складок, в напряжении жалости и гнева, растираются жгучим соком по коже и лезвию кинжала, оставляя глубокие болезненные следы поперек линий судеб. Мне это пробуждение природы поперек горла, помню, не хочется видеть проникающий утренний теплый осенний свет, а он лился и лился, через щели ставен, окрашивая кожу краснотой, согревая холодный пол, и горячее, когда поток его застил позади всё, осветил столы, стулья, корзину в углу и старый прилавок – пространство, кроме вытянувшегося силуэта, кроме перемещающейся на стену выше тени, что дрогнула я, чувствуя шаги. «Кто ты?» Если решил прервать, наконец, мою бесполезную жизнь, то пусть подходит скорее, не томит. Но опустившаяся фигура рядом, за спиной, – хладные руки, отмеченные следами борьбы, расцепили осторожно мои, окружившие покрасневшую сталь, прижимали раны в страхе навредить, что дышать я перестала, чувствуя знакомую прикосновения мягкость. Неужели, или мне всё это точно снится, или заманчивой гавани проделки, и это коснулась нежность смерти скулы моей, повеяв ароматами трав.