- Оу…оу…о-о-о! Боги! Ох, я… прошу прощения! Я только что…? О-ох! Проклятье! Язык мой – враг мой! Мне так жаль! Надеюсь, Вы простите меня… О девятеро, ну почему от Уоренимуса мне досталась именно эта черта?! – Хлопнула раздраженно девушка по столу, ругнувшись в сторону. – Я ни в коем случае не хотела сказать…
- Вы довольно жестоки, Элен, однако мне это нравится, – улыбаясь с наигранным видом, прервал и придвинул темный брат не ясно откуда взявшийся кубок, пригладив невзначай волосы. – Неужели я смог вызвать в миледи Бертран чувство вины? Хах… Что ж, это даже хорошо, ведь, если честно, у меня была к Вам небольшая просьба. Я не знал, как донести ее, чтобы наша встреча сегодня не ассоциировалась у Вас с корыстью. Это не так. Возвращаясь к вопросу – вино лишь повод и приятный способ смягчить границы, не более.
- Просьба?
- Да, – лег на локти Винсент, слегка перегнувшись через стол. – Один талантливый молодой человек из моего близкого окружения – ярый поклонник профессора Бертрана. И, разумеется, он хотел бы учиться у него по мере сил, если бы представилась такая возможность, а я желаю помогать всяким молодым людям, не чурающимся знаний. Хотя бы устроить собеседование с Вашей и моей рекомендации.
- В этом нет ничего предосудительного. Звучит даже благородно, – подтвердила Элен, смутившись в повинности. – Отцу нужны толковые помощники. Теоретики – редкость среди молодых магов. Конечно. Я могу поговорить с ним.
- А я заранее благодарю Вас, миледи, – осел обратно вампир и пригубил из бокала. – Но повторюсь, это не единственная цель моего визита. Вы же помните, я всё ещё ожидаю продолжить нашу увлекательную беседу.
- Сейчас я как раз работаю над кое-чем необычным. Уверены, что хотите побольше узнать о мире свитков и занимательной алхимии? – Усмехнулась Элеонора, разглядывая сосуд в руках.
- В том числе…
То, что поведала Мелисандра в общих чертах, дополнилось вспышками памяти. Когда-то у Уоренимуса был ученик, коего судьба увела собственной дорогой. Куда именно и кем он был осталось в ведении отца и на моей совести. Похоже, я уснула. Ненадолго. Всё еще горел во тьме комнаты камин, рисуя на стене передо мной мою же тень, свернувшуюся клубком с книгой в руках, и я прижалась лбом к прохладе лысой штукатурки. Если я стала соучастницей давно спланированного эксперимента, то возвращать мою память было опасно, и одновременно именно она помогла бы по аналогии создать зелье для Гассилдора, найти вампирское гнездо, столкнуть меня с неизбежностью.
Ведьма, должно быть, услышала кашель, усердно подавляемый в тишине за ширмой, ибо заиграл движимый источник света огонька свечи, а затем перина за спиной провалилась под весом женщины, смерившей температуру шеи. Она уже давно спала к норме. Мой недуг не был физическим.
- … По ком ты горюешь? – Услышала я позади тихий ласковый голос, а я давно уже не верила «ласковым голосам», как и возможности подобного уюта и откровенных разговоров без повышенного тона. Я отвечала еле слышно в попытках забыться вновь.
- Почему Вы решили, что я горюю?
– У тебя… всё написано на лице, ты знаешь? – И она легонько посмеялась, слишком смело для незнакомки растирая мою спину. «Да. Увы. Это совершенная правда» – На теле всегда отражается то, что мы зажимаем внутри. Твои плечи словно камень, а глаза воют волком, отбившимся от стаи. И насколько я знаю ваших братьев, если что-то и может заставить вас не спать по ночам, так это горе. Я не прошу тебя открыться, просто знай, что, может статься, сегодня твой единственный шанс выпустить наружу всё, что гложет. Его здесь нет. Никто тебя за это не осудит.
Предполагала ли я, что, получив ответ, она скорее оставит меня в одиночестве, либо это взыграла слабость, позволив столь глупо довериться ведьме. Во всяком случае, каждый день мог оказаться последним, и я ни в коем случае не оправдывала братьев, раскрывших запретные тайны, ибо то были мои личные переживания. Мелисандра была готова уйти, если бы я сохранила молчание.
- … Это… о предательстве, – и я почувствовала вернувшееся тепло на кушетке, когда фраза смолкла. Оно не давало смелости произнести слова четко, но ведьма терпеливо ждала, будто знала, что признание не окончено. – И о друге…
- Хмм, – мечтательно протянула женщина. – Любовь к друзьям – это прекрасно… Но ты говоришь о предательстве, и тут я не могу судить, только сказать, что предательство тоже в какой-то степени наше решение. Понимаешь? Когда я ушла от своих наставниц, я тоже предала их, но это стало лучшим событием в моей жизни. Если у тебя есть выбор, то ты свободен. Если же его нет, значит пора задуматься, нет ли у тебя под боком поработителя. Само собой, горя это никак не умаляет, но оно проходит быстрее в желании понять того, кто предал, принять решение друга. И я понимаю твою боль. Ты можешь даже поплакать…
- Нет. Я пообещала себе больше не плакать. Слишком много… сил уходит на сожаления, пока они требуются в другом русле, – я прижала сильнее рукопись к груди, несмотря на едва утихшую пульсацию. Могу ли я считать себя достойной наставника, если не в состоянии сдержать обещание данное самой себе? Нам более было не о чем разговаривать, ибо всякое её суждение содержало ошибку в самых примитивных понятиях логики.
«Возраст не дал Вам мудрости, Мелисандра. Принять решения друга о предательстве? Но как можно утверждать после сего решения, что названный действительно является другом?»
- А знаешь, чем мне нравятся безродные? – Внезапно спросила Мелисандра, замявшись, и сей вопрос, заинтересовав, заставил меня перевернуться на спину. «Чем вообще они могут нравиться?» – Тем, что они себя никогда не сдерживают: ни в пище, ни в эмоциях, ни в постели... Не все, но большинство из них ценит мгновения и удовольствия жизни, что, к сожалению, не присуще высокородным…, – женщина качнула головой в открытой улыбке недоумевающей мне. – Что? Почему ты смотришь на меня так? Ожидала увидеть побитую временем старуху?
- Вы меня раскусили, – невольно улыбнулась я, отведя взгляд к потолку, и та рассмеялась. – Почему Вы хотели, чтобы Винсент обратил Вас? Ведь Вы не стареете.
- Мою жизнь поддерживает магия, замедляющая старение, но я все так же хорошо замечаю, как меняется мое тело. Так что нет, я не бессмертна, и своего страха смерти не скрываю, – вздохнула ведьма, цыкнув. – Но его отказ на годы похоронил это мое желание.
- Вы любите его?
Мелисандра словно кокетливый подросток смущенно дернула плечом, откинув серебряную шевелюру и чуть хлопнула меня ладонью по руке, когда я присела, поднявшись на подушки. – Какая… проницательная девочка! Ты, наверняка, бы ему понравилась. Ему нравятся такие, как ты.
- Это не проницательность. Мне неловко, но я нашла Ваше письмо, – протянула я ей книгу, раскрыв последнюю страницу. Почему-то мне показалось честным осведомить о своем знании переписки. – Не волнуйтесь, я старалась не читать его после… кхм… первых строк.
- И после этого ты называешь себя не проницательной?! Ты прокатала по обратной стороне карты углем! – Всплеснула и вспыхнула Мелисандра. Женщина, прикрыла рот ладонью, пока его разглядывала, будто видит в первый раз, пока не залилась прерывистым стыдливым смехом. – Хах! Ты про «особенную ночь»? Ахахаха! Я и не подумала, как это может выглядеть со стороны! О Хирсин… О нет! О-о-о! Хотела бы я соврать, но... Уф, меня даже в жар бросило, когда я подумала об этом, – я, должно быть, смотрела на неё с ещё большим недоумением и смущением, заставляя оправдываться. – Здесь я писала о той ночи, когда Винсент помог мне, еще юной, родившейся от ведьмы и не видевшей ничего кроме ритуалов и смерти, покинуть ковен. Он показал мне города, помог обосноваться, и, конечно, тогда же я по уши влюбилась. Была несколько навязчива, признаю. Думаю… ему это не было нужно.
Мелисандра закрыла книгу, полюбовно рассматривая переплет прежде, чем вернуть мне в руки с догадкой.
- Так вот кто твой друг. Да-а…, – кивала та, понимая. – Молодые умы вдохновляют его. В то время, как другие горделиво воротят нос, кичась опытом, он у них учится. Темное Братство этого не оценило? Хм? Черная Рука давно на вампиров зуб точит.
