В моей памяти снова началась игра в пятнашки. К сожалению, ничего точного и определенного. Какие-то образы, голоса, говорящие на непонятном языке под «водой», звуки, запахи. Я не могла перестать осязать рельеф портрета, жадно поглощая эти фрагменты.
- Правда, он прекрасен? – Поинтересовалась Аркуэн, пригнувшись над плечом, чем выбила меня из сосредоточения, длившегося считанные минуты. – Винсент, наконец, разрешил изобразить его незадолго после твоего появления.
- Хм… не помню, чтобы он рассказывал об этом. Окна… это же Скинград?
- О… Я говорю о том времени, когда приставила его следить за твоей прежней семьей, – отошла и жалостливо взглянула на меня альтмерка на расстоянии. – Расскажи мне, что ты помнишь? О чем говорит тебе эта картина?
- Почти ничего, – я подозрительно взглянула на полотно и обратно на собеседницу, будто входящую в маниакальное состояние. Её взгляд стал остекленевшим и смотрел куда-то сквозь.
- Как бы я хотела быть на твоем месте, – Аркуэн перешла на шепот с придыханием, отходя к мольберту, выхватывая мастихин, соскабливая слой краски, возможно недавно нанесенный ей. – Скажи, Она разговаривает с тобой?
- Кто именно? – Я непонимающе пыталась пробиться до альтмерки, но лидер будто не слышала меня.
- Что? Что Она говорит? – Продолжила та, обмакивая кисти от растворителя, выплескивая и смешивая краски в оттенках черного, бурого, красного и белого. – Кажется… смотря на тебя, я могу представить её…
Аркуэн встала и развернула холст ко мне лицом, чтобы я видела, как из-под её руки вырисовываются очертания облика. Но это была не я. Она рисовала быстро, слишком быстро, чтобы появляющиеся детали начинали ужасать меня, пятящуюся к выходу. Скрюченные пальцы с почерневшими ногтями, серая кожа, пустые глазницы и земля – я уже видела это лицо, смотрящее на меня, пытающееся утянуть в могилу.
Не дождавшись финальных мазков, я выбежала из жилища Лидера, в дрожи покидая убежище Руки, гул которого стал невыносим. Оно будто смеялось надо мной, вылетающей из заброшенной сторожки в желто-серо-зеленое хрустящее пространство леса. Я, заведенная, даже прошла мимо Люсьена, прислонившегося к балке полуразрушенного домика, просто не заметила его, пытаясь вытряхнуть из головы навязчивое эхо страха, от которого изображение в глазах плыло, расфокусируясь, движение пейзажа стало резким – от него почти укачивало и кружило, едва не давая упасть в опавшую листву. Дождь уже кончился.
«Они что-то подмешали мне?» «Когда?» «Почему я не заметила?» «Нет, я бы заметила яд» «Ситис, она не могла знать» «Она не могла знать» «Моя судьба – это смерть?»
Из этого состояния меня вырвал только голос уведомителя, нагнавшего и, наверное, пытавшегося донести мне что-то, поскольку я не слышала, или ожидавшего, пока мы зайдем подальше в чащу.
- Элеонора… Что произошло? Дыши ровно. Отвечай, – Он остановил меня, опуская руки от головы и заглядывая в глаза, приподнимая подбородок, словно лекарь. – Что она сделала? Что пыталась узнать?
- Ничего… я не знаю… я не знаю, как это может быть…, – заглядывала я вдаль, будто пытаясь сбежать от образа. И мне становилось легче от его голоса, реального в отличие от всего, что показывало мне сознание.
- Расскажи мне.
- Аркуэн показывала мне свои картины… показывала Душителей, рассказывала про их роль для Черной Руки, а потом, – я напрягла взгляд, вспоминая. – В ней что-то… изменилось. Она стала рисовать… Ситис, она не могла знать об этом! Помнишь… Розеторн-Холл, день, когда я испытала на себе яд страха? На твой вопрос, я сказала, что видела свою мать мертвой, но я не знаю, что именно я видела. Иногда мне казалось, что это вовсе не она… и Аркуэн изобразила сцену из моей головы! Ровно ту, что я видела! Я предположила, что нахожусь под действием магии, но даже не могу представить, какой…
- Идем, – Люсьен огляделся по сторонам, ведя нас далее мимо деревьев. Я уже могла идти самостоятельно, рассказывая по пути подробности. За проведенное время в подполье стемнело, а погода и вывернутые корневища очень напоминали дорогу, по которой я когда-то добиралась сюда из Бравила. Чувствовалось угнетение, и карканье птиц не прибавляло очарования. – Аркуэн не стала бы пользоваться магией. Думаю, она прибегла к своему излюбленному методу – психическому давлению. Именно поэтому я не хотел оставлять вас наедине…
- И всё равно, в этом есть что-то большее. Её слова не пугали меня настолько, чтобы убегать, но…
Мне было тяжело дышать в быстром шаге и сопротивлении промокшей обуви и одежды, поэтому я запиналась. Возвращаться в город было нельзя. Люсьен поставил лагерь немного в отдалении форта, ибо сегодня там могут появиться гости, посланные командором. Пока я разжигала костер, уведомитель ненадолго отлучился, вернувшись с неким ростком и тушкой кролика, которую мгновенно освежевал, сделав пару надрезов обычным боевым клинком. Я впервые увидела, как уведомитель с аппетитом уплетает что-то. Если подумать, то этот день не оставил нам ни минуты отдыха. Позже, я просто в дреме грелась у огня, ловя на себе неотрывный взгляд сквозь искры.
– Она смогла как-то залезть ко мне в голову, – тихо задумчиво заговорила я. – Спрашивала, что Она говорит мне… Кто Она? Я не знаю, но самое ужасное, я ловлю себя на мысли, что действительно слышу кого-то. Неразличимо, что иногда кажется моим собственным внутренним голосом, а иногда настолько инородно, что я готовлюсь к потере рассудка. Хах… какая разница в каком здравии быть убитым…
На мои слова, Люсьен поднялся и присел рядом со мной на бревно, лежащее под углом, протянув руку.
- Пустырник? От галлюцинаций нужно что-то потяжелее. Боюсь, он бесполезен.
- Возьми это, – сказал он голосом в тон треска обугленных веток, и я скептически улыбнулась в ответ. – Если я говорю, что нужно взять, это значит, что ты берешь его и принимаешь прямо сейчас. Мы обсудим, как поступить с Цивелло и его братией, но сначала еще одна часть твоего обучения. Прими ее в должном равновесии.
Горький росток отпечатался лекарственным привкусом на языке даже будучи запитым водой из фляги, поданной мне спикером, дождавшимся пока приказ будет исполнен. Забрав сосуд, Люсьен, улыбнувшись, медленно отпил из него следом, и, спрятав, достал из ножен кинжал, прочерчивая им для наглядности в сырой земле пред нашими ногами. Скоро на ней появился графичный и ломанный рисунок.
- Это… Рука? – Спросила я, догадываясь.
- Верно, – довольно ответил он. – Черная Рука. Наверняка, ты уже задавалась вопросом, какое место занимаешь в иерархии детей Ситиса.
- Я лишь догадывалась, что название не случайно. Когда я видела Руку в прошлый раз, вас было пятеро, как и пальцев на гербе братства.
- Совершенно точно, поэтому командору не трудно догадаться об истинной структуре верхушки власти, но есть и еще одно знание, которое известно только в кругу братьев. Так же, как и пять пальцев руки, у каждого пальца есть коготь – всего пять когтей, известных как Душители – личные убийцы на службе своего уведомителя, каким являешься и ты.
Он собирался рассказать мне то же, о чем поведала Аркуэн, и это знание не то, что хотелось бы внимать с нетерпением. Перед тем, как продолжить, он отчертил поперек один из ногтей.
- Когда палец погибает, коготь может продолжить его дело, срастаясь с рукой – она обретает нового уведомителя, как произошло со мной, когда мой наставник погибла при исполнении.
- Когда умирает коготь… он просто отпадает, и ему на смену отрастает другой, – разочарованно продолжила я, ожидая, что Люсьен вновь посмеется верности формулировки, однако вместо этого его вид стал серьезен – он уже обращался ко мне напрямую, нежели к чертежу.
- Так и было бы, если бы не одно но. Рука – это не просто метафора, не просто пятеро человек и меров, объединенных верой в пустоту.
- У нее есть лидер? Аркуэн? – Уточнила я. – Каким образом избирается лидер?
- Есть, но миссию Темного Братства несет далеко не лидер. Есть нечто более непостижимое сторонним умам, вызывающее в душах Черной Руки трепет и зависть, – пугающе сообщил Люсьен, внимательно вглядываясь в глаза и протягивая ладонь в перчатке, очерчивая ореол моих волос. – Слышащий… Я не был уверен, но всегда догадывался, что Мать Ночи к чему-то готовит Дитя, прибывшее из Скинграда.
