Сергей Борисович Калашников Тритон Книга стихов Тритон, в греческой мифологии морское божество, сын Посейдона и одной из нереид Амфитриты. Тритонами также называются морские миксантропические существа, резвящиеся и дующие в раковины, сопровождая Амфитриту и Посейдона. Мифы народов мира. Т. 2. С. 526 «Чешуеблещущий тритон…» Чешуеблещущий тритон, дитя беспечной Амфитриты, подкожной оторопью волн мы с чуждой бездной перевиты. Там нереид немолчный хор и муз проворных хороводы пронизывают до сих пор двоякую твою природу. А здесь, на хрупчатом песке, мои пересыхают жабры. И жилка вздулась на виске, еще трепещущая – как бы. Но, свой треножник волоча по этим гибельным просторам, со внутренним слезоточа– щимся не разминуться морем. И не перенырнуть никак его до самой подноготной. Но, чтобы ожил известняк, и искры хватит водометной. 19.08.2000 Сарматская ночь «…А окна выходят в сарматскую ночь…» …А окна выходят в сарматскую ночь. Не мстить же теперь неразумным хазарам за мрак этот здешний, что не превозмочь и с ног не свалить богатырским ударом; за этот рассыпчатый хрупчатый наст, за местное время, застывшее в башне; за то, что залетный водила обдаст растоптанной ржавою жижей вчерашней; за реку, промерзшую с рыбой до дна, за окаменевшую поступь подошвы, за гулкую землю глухую: она не помнит под снегом о собственном прошлом; за воздух граненый – стаканом стоит, наполнен прозрачною мглою до края; за этот дремучий и стрельчатый вид ветвей, сквозь которые, колко моргая, татарские звезды раскосо язвят и, крошевом мелким присыпав дорогу, слезятся всю ночь по пути в каганат — но все же тускнеют к утру понемногу. 28.01.2000 «Над нами гроздьями цветут…» Над нами гроздьями цветут кромешных ангелов соцветья. И если быть счастливым тут нельзя – согласен умереть я. Но даже обморочный рай прилежной требует сноровки. И потный мечется трамвай от остановки к остановке. Вот наливаются глаза звезды, клонящей к суесловью, не выплывающей из-за, а рушащейся к изголовью. Ее сосущие лучи врастают в илистую лужу. И отражения почти что выбрались уже наружу. А ты вошел в нее на треть так безнадежно и подробно, что ни за что не умереть — кромешным ангелам подобно. Сентябрь 1999 Другие сны
Здесь мелкого сна рубежи блюдут безуспешно снадобья. Квартира тиха, ни души. Лишь в ванной глядят исподлобья да с бритвой в руке – зеркала, но лезвие лампочки жжется. Глядишь – и вот-вот из угла гость выйдет, по дому пройдется. Пусть бродит… Подкожную ртуть уже обезвредить не надо. И если не стоит заснуть, то с пачкой табачного яда. Уменьши ее на одну двадцатую собственной смерти, а после – к чугунному дну иль газовый пробовать вентиль. А что остается жильцу один на один с бечевою, которой – к его-то лицу! — не сделаться не бельевою?! 04.02.2001 «…и все казалось мне в ночи…» …и все казалось мне в ночи, к которой руку не приложишь, что близко двери и ключи — и рад бы выйти, да не можешь; что мог бы душу положить, не обмотавшись полотенцем… Но снова надо как-то жить, еще раз никуда не деться… Температурить и хандрить, внушая честные уроки каким-то отморозкам, быть приветным, обивать пороги контор, чтобы семью взаймы не поимело государство: квартплата выросла, а мы поиздержались на лекарство. Не то что в петлю – и с концом, но как-то их сводить все гаже. Еще раз мог бы стать отцом, на чье вот счастье, кто подскажет? И Волга рядом – с головой бы в многоклеточные чащи. Но только я пока живой все реже, реже, чаще, чаще. 21.01.2001 Ночные кошмары 1 «Все эти хожденья и шлепанье тряпок…» Все эти хожденья и шлепанье тряпок в ночном коридоре в начале второго за дверью. Ну, надо ж так было наляпать! Не сосредоточиться, честное слово. Курить невозможно – балкон позавешан какими-то тряпочками, лоскутками, заставлен коробками. И перемешан разреженный воздух с густыми парами и стирки, и жарки. Орущие дети. Стучанье ножа, громыханье посуды — как будто другого найти в целом свете они не могли себе места! Откуда все это взялось?! А обида? а злоба? Еще говорят, что иная основа у жизни, другая как будто утроба… Но кажется, что и она бестолкова. 09.10.1999 |
